На службе Отечеству - Александр Алтунин

Здесь, у Сандомира, произошел случай, о котором нельзя не вспомнить, потому что послужил он для всех в полку хорошим уроком.

В один из вечеров в штаб полка позвонили соседи с просьбой забрать солдата, пытавшегося перейти линию фронта. Сообщение удивило. Чрезвычайное происшествие. Да еще и какое! Давно подобного не было.

- Александр Терентьевич, - попросил майор Павлюк, - разберись с солдатом, выясни: может, человек заблудился?

Командир полка спешил на совещание в штаб дивизии. Начал выяснять. Командир батальона на звонок ответил со вздохом:

- Опять этот недотепа. Мучаемся мы с этим солдатом. То одно, то другое. Теперь новый фортель выкинул. Думаю, что умысла тут никакого нет.

Все же решил лично съездить к соседям. Привез бойца. Вид у солдата действительно был неказистый: невысокого росточка, с невыразительным, даже на первый взгляд глуповатым, лицом, в помятой шинели, в сбитых, давно не чищенных сапогах. Обращали на себя внимание лишь плечи: прямые, широкие.

На вопросы отвечал путано, то и дело переспрашивал: мол, что вы от меня хотите, неграмотный я. Однако в его ответах нет-нет да и проступала настороженность.

Своими сомнениями я поделился с оперуполномоченным капитаном Обуховым. Александр Васильевич заинтересовался солдатом. А на другой день сказал мне:

- Александр Терентьевич, а ведь твои сомнения подтвердились. Он не тот человек, за которого выдает себя. Сейчас проверяем.

Обухов заторопился по своим делам, а вечером - новость: боец сбежал из-под караула. Попросился в туалет. Вышел с выводным, зашел в помещение. Выводной остался ждать. Через некоторое время окликнул арестованного молчание, рванул дверь - внутри пусто, а в задней стене зияет дыра. Пришлось немало походить за беглецом по окрестным хуторам, пока его не поймали.

Со шпионом поступили по законам военного времени. По приговору военного трибунала он был расстрелян. Этот случай еще раз напомнил всем нам о том, что необходима повседневная бдительность.

Между тем подготовка к предстоящему прорыву вражеской обороны с каждым днем становилась все ощутимее. В полк все чаще и чаще стали наезжать офицеры из штаба дивизии, корпуса. Они интересовались буквально всем, начиная от экипировки солдат и кончая сколоченностью взводов, рот, батальонов. В дивизии состоялись занятия с командирами полков и их заместителями. Мы отрабатывали вопросы наступления в густонаселенных районах и городах.

Прибыл приказ о подготовке штурмовых батальонов. Дело не новое. Практику мы имели, в опытных офицерах и сержантах недостатка не было. В полку выбор пал на батальон капитана Бухарина. Сообщил об этом Николаю Яковлевичу. Он воспринял весть как дело само собой разумеющееся, уточнил, какие средства усиления мы ему придаем, когда приступить к сколачиванию.

- Сегодня же и начнем, Николай Яковлевич. Артиллеристы, минометчики и саперы после обеда прибудут. Готовься к учению.

Тактическое учение батальона с боевой стрельбой состоялось дня через три. Мне пришлось выступать в роли руководителя. Радовала сноровка бойцов. Офицеры и сержанты умело руководили подчиненными, быстро реагировали на изменения обстановки. За плечами абсолютного большинства из них был огромный боевой опыт. За исключением отдельных незначительных шероховатостей, батальон показал высокую выучку.

Штаб дивизии ежедневно требовал от нас сведения о занятиях, мероприятиях по партийно-политической работе, торопил с завершением проведения учений. Мы тогда не знали, что Ставка Верховного Главнокомандования в связи с тяжелым положением, сложившимся у союзников в Арденнах, пересмотрела дату начала наступательной операции. Следовательно, время, как у вышестоящих штабов, так и у нас, оказалось до предела уплотненным.

Командующий нашим фронтом Маршал Советского Союза И. С. Конев так характеризовал район предстоящих боев: "Нам предстояло пройти от Вислы до Одера, на глубину до пятисот километров. Противник заблаговременно подготовил на этом пути семь оборонительных полос. Большая часть их проходила по берегам рек Нида, Пилица, Варта, Одер, которые сами по себе являлись преградами. За спиной врага был Берлин: выбора уже не оставалось. Не устоять - значит подписать себе смертный приговор".

12 января гул канонады известил о начале наступления. Артиллерийские раскаты были такой силы, что даже у нас, в пятнадцати километрах от передовой, приглушенно позвякивали стекла в окнах дома. А каково было там в стане врага, куда обрушился смертоносный груз! Двести семьдесят - триста стволов на километр фронта, не считая пушек и минометов мелких калибров, вот какую плотность артогня удалось создать в местах прорыва. Сильна стала наша армия! Очень сильна! В сорок первом и сорок втором, помню, мы, ротные командиры, каждую приданную сорокапятку считали великим подспорьем в обороне и наступлении. Теперь на смену им в полк пришли 57-мм и 76-мм орудия. А сколько стало автоматического оружия!

- Жарко фрицам приходится! - кивнул в сторону передовой майор Павлюк.

Несмотря на раннее утро, офицеры штаба были на ногах, да и в подразделениях, судя по звонкам, не спали, хотя накануне вечером майор Павлюк распорядился дать больше времени на отдых личного состава. Артиллерийская канонада подняла на ноги людей в это пасмурное утро.

Наконец-то настал долгожданный день! Новый рывок к Берлину - шаг к победе, с которой у каждого из нас были связаны свои мечты. Начавшимся свершениям на фронте мы радовались и - без преувеличения скажу - рвались в бой.

В тревожно-радостном ожидании вестей с передовой шло время. К закату катился короткий январский день, когда с совещания из штаба дивизии прибыл командир полка. По блестевшим глазам Павлюка нетрудно было догадаться, что Валентин Евстафьевич прибыл с доброй вестью.

Майор Модин собрал офицеров штаба.

- Поздравляю вас, товарищи, с успехом, - начал майор Павлюк. - Первый эшелон нашей третьей гвардейской прорвал оборону врага. По поступившим сведениям, соседние армии также успешно идут вперед. Командир дивизии передал быть в готовности.

Голос командира полка прервал телефонный звонок. Майор Павлюк взял трубку. По мере того как Валентин Евстафьевич слушал абонента, его лицо принимало озабоченное выражение.

- Ясно! - Наконец он положил трубку и посмотрел на нас: - Ну вот, товарищи, через час выступаем.

Рассвет полк встретил в пути. По обочинам дороги, на полях, лесных опушках, полянах нашему взору представилась разбитая вражеская техника.

Позволю себе одно маленькое отступление, характеризующее мощь нашего удара с сандомирского плацдарма, повлиявшего в некоторой степени на ход и исход последующих событий, а вместе с тем и действий отдельных соединений армии, в том числе непосредственно нашей дивизии. Я имею в виду слова гитлеровского генерала Курта Типпельскирха в его книге "История второй мировой войны", относящиеся к 12 января - дню прорыва: "Удар был столь сильным, что опрокинул не только дивизии первого эшелона, но и довольно крупные подвижные резервы, подтянутые по категорическому приказу Гитлера совсем близко к фронту. Последние понесли потери уже от артиллерийской подготовки русских, а в дальнейшем в результате общего отступления их вообще не удалось использовать согласно плану. Глубокие вклинения в немецкий фронт были столь многочисленны, что ликвидировать их или хотя бы ограничить оказалось невозможным".

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});