Жизнь после Пушкина. Наталья Николаевна и ее потомки [только текст] - Татьяна Рожнова

К услугам владельцев была обширная библиотека, где встречались многие экземпляры, принадлежавшие когда-то поэту, с его карандашными отметками и набросками на полях.

Интересную фигуру представлял собой Логин, старый араповский камердинер, малограмотный, но в совершенстве разбиравшийся в книгах, приносивший безошибочно, по первому требованию любой русский, даже французский или английский том. Не лишен был известного интереса и проживавший безвыездно в лашминском доме, старый друг семьи доктор Филатов.

Невзирая на противоречие во взглядах — фрондирующий генерал и его зять примыкали к одному лагерю, сестры к другому — собеседники относились друг к другу с величайшей терпимостью, уважением, любовью. Добрый мир и согласие не нарушались…

Иной раз, проездом на юг, жаловал сам фельдмаршал, заканчивавший дни на покое, в своей крымской усадьбе, граф Дмитрий Алексеевич Милютин[224]. Ежегодно посещал Лашму и проживал в ней летней порой старший сын поэта, генерал от кавалерии Александр Александрович Пушкин, сухой, седой как лунь, но еще достаточно бодрый старик, в своем васильковом мундире нарвских гусар, которыми командовал на русско-турецкой войне.

В карты не играли, отдавали досуг чтению, разговорам, дамскому рукоделью — Мария Александровна, в особенности, была по этой части искусная мастерица. Генеральша Александра Петровна принималась за мемуары, в которых по мере сил пыталась отмести злые наветы, порочившие память Наталии Николаевны.

— Мой долг обелить ее имя! — говорила Александра Петровна.

Охота, рыбная ловля и прочие летние развлечения были вовсе исключены из ежедневного обихода пожилых обитателей Лашмы (страстным охотником в свое время был покойный родитель владельца, Андрей Николаевич, проводивший бывало в „отъезжем поле“ по две-три недели…).

Скромный с виду помещичий дом таил в своих недрах богатую обстановку покоев, наполненных мебелью старинного стиля, бронзой, коврами, фарфором, галереей фамильных портретов, многочисленными реликвиями поэта, записками, рукописями, шутливыми посланиями, бережно охраняемыми от праха и уничтожения.

Намечавшаяся реформа в области русского землеустройства встречала у владельца усадьбы пламенного сторонника.

— Чем скорей наделить землицей мужиков, тем счастливей будет Россия! — говаривал генерал.

Н. Н. Столыпин в этом вопросе от слов перешел к делу, и в короткий срок распродал большую часть своих земельных угодий крестьянам, по низкой цене, по 75 рублей за десятину. Он же редактировал на досуге и вскоре выпустил в свет четырехтомный архив своего прадеда адмирала графа Николая Семеновича Мордвинова, воспетого Пушкиным государственного деятеля екатерининской и последующих эпох…

Усадебная жизнь оживлялась с приездом обоих сыновей молодых офи-церов-кавалергардов, Петра и Андрея Ивановичей. Съезжалась окрестная молодежь, начинались охоты, ружейные и с борзыми, верховые прогулки. А кругом мордовское царство, мирный народ, в живописных мордовских одеждах, убранных у щеголих серебряными монетами… Звучал девичий смех, звенели старинные клавесины, звучали пушкинские романсы, стихи…

Генеральша Александра Петровна надевала нарядное платье, фамильные брильянты и жемчуга, отчего становилась красивее и моложе, вспоминала прежние годы, передавала эпизоды из далекого прошлого. Как, между прочим, суровый царь Николай — она была его крестницей — однажды (когда ей было семь лет. — Авт.) зашел в ее спаленку и как она, растерявшись, отвесила ему придворный поклон в ночной рубашке…

Мария Александровна, сухонькая, но бодрая, выходила к приезжим гостям в неизменном темном костюме без всякого следа украшений, скромно усаживаясь в тени, принимала участие в общей беседе, вносила в споры примиряющее начало.

Между прочим, была она до крайности суеверна, пугалась совиного крика, избегала тринадцатое число, а если выплата пенсии из наровчатского казначейства приходилась на пятницу, задерживала поездку „нарочного с оказией“ на несколько дней»{1105}.

1 августа 1898 года

М. А. Гартунг — Г. А. Пушкину из Воскресенской Лашмы.

«…Скажи, пожалуйста, зачем ты разыскиваешь сестру Ташу и меня? Это очень меня интересует. Уж не получил ли ты какое-нибудь наследство?..»{1106}.

16 октября 1898 года. Вильно

Г. А. Пушкин — Г. В. Розену, члену Пушкинского комитета.

«Многоуважаемый Георгий Владимирович. Спешу ответить на Ваше любезное письмо и сообщить Вам, что в принципе я согласен продать село Михайловское целиком, но что назначить самому цену имения я на себя не беру, по тому покорнейше просил бы назначить комиссию для определения на месте стоимости Михайловского.

С глубоким уважением и преданностью остаюсь готовый к услугам Вашим Пушкин»{1107}.

31 января 1899 года

А. П. Арапова — Г. А. Пушкину. Из Петербурга в Михайловское.

«Дорогой Гриша!

Не отвечала ранее на твое письмо, так как необходимо было собрать сведения относительно твоего запроса.

Вчера встретила за большим обедом Д. Мар. Сольского, так как он после Великого Князя первый член Пушкинской Комиссии, то и спросила его, на чем остановилось дело покупки Михайловского. Он ответил, что считает его весьма полезным для Государства, что это не решено в принципе, но будет зависеть от цифры всенародной подписи. Затем добавил, что им неизвестна цена твоя и что если ты воспользуешься случаем, чтобы запросить втридорога, то это превзойдет средства имеющиеся в их распоряжении.

Вследствии нашего вчерашнего разговора, я ему послала поглядеть на портрет Maman (… в берете) и он возвратил мне его с справкой относительно Михайловского, которую посылаю тебе в подлиннике…

Брат снова здесь, уже неделю. Я с ним говорила относительно венка. Твоя мысль мне очень нравится, и я с ним горячо спорила за этот проект. Его оговорка состоит в том, что помещая Ташу и ее потомство, нужно включить Принца и Вел. Князя.

А последний с свойственным ему snobismom мог бы быть недоволен стоять рядом с простыми смертными. Наконец он страшится попрека, что вы лезете в царскую семью. По-моему, это все неосновательно, но чтобы выполнить вопрос, я написала по-русски конфиденциально Таше, полагая все на ее усмотрение и добавив, что мысль Саши возложить серебряный венок с подписью „От семьи“ и с вопросом, желает ли она принять на себя треть расходов. Я просила отвечать немедленно, так как время дорого»{1108}.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});