Серый коршун. Диомед, сын Тидея - Андрей Валентинов

«От Диомеда, сына Тидея, – Амфилоху, сыну Амфиарая Вещего, басилею Кипра. Сам ты – богоравный! А Исин-Мардуку, гидре ненасытной, передай...»

Создали прежде всего поколенье людей золотое Вечноживущие боги, владельцы жилищ олимпийских. Жили те люди, как боги, с спокойной и ясной душою...

– Давай дальше, Калхант!

– "Если вызывают кого-нибудь на суд, пусть вызванный идет. Если он не идет, пусть тот, кто вызвал, подтвердит свой вызов при свидетелях и ведет его сам". Годится, ванакт?

– Читай, читай!

– "Пусть будут даны должнику тридцать льготных дней после признания им долга, а затем пусть истец наложит руку на должника..."

– Чего-то мне это не нравится. Тридцать дней, а потом?

– Здесь так принято, Диомед. А если не нравится, пиши законы сам!

– Э-э нет, Калхант! Сам напишешь – и сам проследишь, чтобы в каждом городе эти законы поместили на таблицах где-нибудь на акрополе...

– Так они же читать не умеют, Тидид!

– Вот ты и научишь, боговидец. Сначала значки, потом слова...

– Бо-о-о-о-оги-и-и-и!..

– Мы, доблестные пицены, просим справедливости у тебя, деус Маурус Великое Копье, ибо наши соседи самниты желают забрать себе наш город Корфиний, которым владели мы вечно-вековечно!..

– Мы, доблестные самниты, просим справедливости у тебя, деус Маурус Великое Копье, ибо наши соседи пицены не желают отдавать нам наш город Корфиний, которым владели мы вечно-вековечно!..

– Нет, Эпей, не подходит. Это храм, а не «Конь» Троянский. Тут храмы строят круглые, значит, и мы такие ставить будем. Стены из камня, крыша черепичная. Походи по селам, погляди...

– Ванакт! Да к чему это все? Храм и есть храм...

– Я тебя, Эпей, с одним моим знакомцем сведу. Юпитером Его кличут. Так вот Он тебе все как есть растолкует. Только смотри, чтобы молнией не зашибил!

– Ванакт! Приплыли фракийцы, просят выделить землю для поселения, самую лучшую.

– Ванакт! Приплыли туски, просят выделить землю для поселения, самую лучшую.

– Ванакт! Приплыли родичи Лигерона Пелида, просят...

– И что же делать, Подалирий?

– От лихорадки будем лечить этой корой, надо будет сегодня же отправить давнов в лес – пусть принесут по охапке. А всех приезжих придется окуривать серным дымом. И овощи! Овощи пусть не забывают мыть!

– Ясно. А как там твой фавн?

– Значит, так, волки! Это называется «плуг»... .

– У-у-у-у-у!

– И не «у-у-у-у-у»! Лепешки жевать любите? Так вот, это плуг, сюда мы впрягаем быка. Впрягаем, а не сжираем!

– У-у-у-у-у-у-у-у!

– Мужи-аргивяне! Свободные волки! Слушайте и не говорите, что не слышали! Спешите на великий праздник героя Телепина, посвященный проводам нашей дружины в Лаций, где быть великому сражению за Чашу Италии! Слушайте и не говорите, что не слышали!..

Создали прежде всего поколенье людей золотоеВечноживущие боги, владельцы жилищ олимпийских.Жили те люди, как боги, с спокойной и ясной душою,Горя не зная, не зная трудов.И печальная старость к ним приближаться не смела.Всегда одинаково сильныБыли их руки и ноги.В пирах они жизнь проводили.А умирали, как будто объятые сном. НедостатокБыл им ни в чем не известен.Большой урожай и обильныйСами давали собой хлебодарные земли. Они же,Сколько хотели, трудились, спокойно сбирая богатства.

Шутник же ты был, неведомый аэд!

* * *

Дорогу проложили совсем недавно. Не дорога даже – просека лесная, но все равно лучше, чем петлять по тропинкам да цепляться за корни. Ничего, дойдет дело и до камня!

– Шаго-о-о-ом!..

– Это кто шагает тут?Это давны в бой идут!Нам с дороги не свернуть!Уступайте давнам путь!..

Шлепают эмбаты по рыжей земле, улыбаются молодые лица, блестят под солнцем наконечники коротких копий. Подросли волчата!

Люблю ходить лесными дорогами. И полевыми тоже. И горными. Поглядишь в небо, вдохнешь горячий сосновый воздух – ну, точно дома, где-нибудь в Аркадии!

...Странно, Аргос почти перестал мне сниться. Словно бы отпустила Дурную Собаку родная земля. Родные тени отпустили...

– В Лаций нам спешить сейчас!Диомед отдал приказ!Вместе с нами он идет!Впереди победа ждет!..

Не выдержал – усмехнулся. Молодцы! Вперед, Италия!

Еще на Востоке полюбил я такие долгие переходы – от рассвета до заката, с полной выкладкой. Но там я шел дорогами войны – и сам был войной. А здесь и врагов не встретишь. Всяких дураков-забияк, ошалелых лесных оборотней, впервые выползших на дорогу замшелых царьков из глуши – этих хватает. А вот врагов – нет тут у меня врагов!

Хорошо не быть владыкой жестоким! Здорово даже!

А дорогу надо все же камнем замостить. Ширина в десять шагов, влево и вправо – скос...

– Регус Маурус! Регус Маурус! Встречают!..

Ах да! Замечтался! Действительно, встречают. Но на этот раз не у горного склона – у перекрестка.

– Бар-р-р-р-ра-а-а-а!

Знакомая толпища в шкурах (но и в туниках тоже!), все те же копья и дубины... А где же рычащий?

Ого!

Из-за деревьев медленно, не торопясь, колыхаясь на ухабах, вываливала... Колесница? Ну, не колесница, конечно... Но чем-то похожа. Огромная, о четырех вырубленных из цельного пня колесах, полдюжины лохматых конячек еле тянут, бедолаги...

Щелкнул сыромятный кнут.

– Бар-р-р-р-р-ра-а-а! Будь силен, деус Маур-р-р-рус!

На этот раз, правда, на деуса больше походил именно он, брутийский вождь. На гордого до небес лесного божка, впервые взобравшегося на повозку. Этакий Пан!

– Пр-р-р-рошу! Пр-р-рокатимся!

Залезать на такое было страшновато, но не обижать же парня!

– Кр-р-р-р-р-расиво, а? Весь Лаций от зависти помр-р-рет!

– Ладно, – улыбнулся я Пану. – Пристраивайтесь – и левой-правой!

Толпища уже вываливала на дорогу. Вздохнул Пан, почесал затылок. Зашептал.

– Маур-рус! Я их никак... Объясняю, понимаешь, где эти самые лево и право, а они... Обор-р-рмоты! И что тут придумать?

– А ты прикажи каждому к ноге два клочка шкуры примотать. На левой – кабанью, на правой – оленью. И говори: кабан-олень, кабан-олень!

Расцвел Пан!

– Мудр-р-р ты, деус Маур-р-рус! А в Лаций мы все р-р-равно всех р-р-рас катаем!..

Спорить я не стал. Пора и в путь, до Лавиния еще шагать и шагать. Поглядел на дорогу...

...Обомлел.

В самом хвосте толпища пристраивалась дюжина лохматых, рогатых, кривоногих...

– А это кто такие?

Удивился рычащий. Поразился.

– Фавны! Др-р-рузья!..

Золотой Век!

* * *

В этом доме всегда было темно. Плотно закрыты ставни, тяжелый полог на двери...

– Заходи, Тидид. Вино будешь?

Каждый раз меня спрашивали об одном и том же.

– Буду. Радуйся, Одиссей!

– Ага...

Он сидел прямо на полу – сгорбленный, понурый, безразличный ко всему. И как всегда – тяжелый кувшин под рукой.

Полный до краев.

...Да только не пьет он, муж преисполненный! Только губы пачкает. Словно этот кувшин – друг его последний.

Сюда мало кто забегает, а хозяин почти ни разу не выглянул, чтобы увидеть солнце. Только по ночам иногда шел к морю – стоял, смотрел. Молчал...

Его не узнавали. Даже я с трудом поверил, что тот, кто вернулся с Итаки, – мой давний друг-недруг. Исчез бойкий парень, парень-стрела, неугомонный рыжий. Незнакомый, грузный, давно разменявший пятый десяток человек переступил порог этого маленького дома на окраине Лавиния. Седина на лысеющей голове, морщины, исказившие лицо, обрубки давно потерянных пальцев на левой руке... Страшное чудо случилось с тем, кого я называл Любимчиком. И я даже боялся задуматься – отчего.

...Простые парни латины теперь уже считали Лаэртида не Двуликим Янусом – демоном, ларом с дурным глазом.

– Идоменей уплыл в Океан. Навсегда.

– Ага...

Сказано было так, словно критянин решил на полчаса прокатиться на кимбе в гавани Аргоса Конеславного. Я уже не удивлялся.

– Мы «телепина» гонять станем. Вся Италия собралась. Протесилай судьей быть вызвался. Придешь?

– Не-а...

Я отхлебнул из кувшина, откинулся назад, прижавшись затылком к деревянной стене. Говорить было не о чем.

– Знаешь, Диомед, чем ты меня всегда удивлял?

– Тем, что из лука стрелять так и не научился, – попытался пошутить я.

– Нет... Тем, что ты очень быстро хоронишь своих мертвецов, Тидид! У тебя Прошлое – всегда за спиной.

– А где ему быть? – поразился я. – Прошлое и есть...

Из темноты донесся грустный смешок.

– Для тебя. Для тебя, Диомед! И ты очень хорошо научился себя прощать! А я вот не умею...