Однажды орел… - Энтон Майрер

Мессенджейл выжидательно обвел взглядом зал, высматривая следующего желающего задать вопрос. Шифкин быстро спросил:

— Генерал, разговор шел о восемнадцатой и сорок девятой дивизиях. Не могли бы вы сказать несколько слов относительно пятьдесят пятой?

Отчего же, с удовольствием! Я считал, что это в основном уже принадлежит истории. Пятьдесят пятая вынесла на себе тяжесть безрассудных атак Мурасе, дралась великолепно, и ее заслуга состоит в том, что она перемолола большую часть двух японских дивизий — тридцать девятой и девяносто второй. Она действовала в духе лучших традиций армии.

— А в наступлении на Калао пятьдесят пятая участвует?

— Нет, не участвует. Дивизия понесла довольно тяжелые потери, как известно, и общее мнение таково, что после ее ратных подвигов ей необходим отдых.

Шифкин сжал кулаки. «Ну хорошо, раз так. Хорошо. Раз так — пусть будет что будет».

— Генерал, верно ли, что если бы дивизия генерала Бэннермана была использована для поддержки пятьдесят пятой у Фанегаяна и Уматока, то «Саламандра» не понесла бы таких тяжелых потерь?

В зале послышалось оживление. Шифкин почувствовал, как многие повернулись к нему. Сидевший рядом с ним Рэндолл пробормотал что-то, но Шифкин не расслышал его слов. Генерал Мессенджейл мрачно взглянул на него сверху вниз.

— Части сорок девятой были направлены на плацдарм высадки на Бабуян. для поддержки пятьдесят пятой дивизии, мистер Шифкин.

— Да, но не раньше пяти тридцати в пятницу, и из Даломо, отчего они прибыли слишком поздно, чтобы оказать какую-либо помощь.

Лицо Мессенджейла сделалось напряженным.

— Боюсь, что вы неправильно информированы по этому вопросу.

— Я находился близ укреплений противника на тропе в районе Илига, когда японцы вышли из боя и начали отходить, генерал.

Брови командира корпуса метнулись вверх.

— Я не знаю, что вы хотите услышать от меня, Шифкин. В данном случае был допущен обдуманный риск. Подвижность резервных сил имела существенное значение для успеха всей операции, для ее быстрого развития. Поэтому, когда представилась возможность для наступления на Рейна-Бланку…

— Но сорок девятая дивизия была резервом генерала Дэмона и предназначалась для развития успеха на участке высадки «Блю», так ведь, сэр?

Наступила короткая пауза. Шифкин проглотил слюну. Мессенджейл сверлил его своим взглядом: большие янтарные радужки, маленькие черные зрачки — точки в центре.

— Дэйв, по-моему… — Это был звучный баритон Бингхэма. Шифкин узнал его, не оборачиваясь. — По-моему, мы вряд ли добьемся чего-нибудь, если займемся рассмотрением множества предположений и…

— Бинг, я хотел бы внести ясность в этот вопрос. — Шифкин не сводил взгляда с Мессенджейла. — Это так, генерал?

— Откуда у вас эта информация, мистер Шифкин?

На лице корреспондента появилось крайнее удивление.

— Как откуда? Из плана боевых действий, генерал… Из инструктажа, проведенного в районе Валева-Хайтс…

— Боюсь, что здесь вы допускаете ошибку. Резерв, оставшийся на плаву и имевший кодовое название «Спэннер», мог быть вызван силами, действовавшими на участке «Блю», только с согласия командира корпуса.

— Но в этом случае…

— Одну минуту, пожалуйста. — Голос Мессенджейла внезапно стал строгим, не допускающим возражений. Пробежав взглядом по лицам других корреспондентов, он снова повернулся к карте. — Обстановка, в которой оказалась пятьдесят пятая дивизия восьмого и девятого числа, была прискорбной, весьма прискорбной. Но предпринять что-нибудь было невозможно. Генерал Дэмон совершал в это время обходное движение вот здесь, ниже Фанагаяна, — правильный маневр, хотя, конечно, связанный с известным риском, — пытаясь окружить взлетно-посадочную полосу выше Фогтона, вот здесь. Имелись все основания думать, что он завершит его беспрепятственно. Но… То ли разведка виновата в этом, то ли недостаточно активно велось патрулирование, то ли это была простая случайность — а случайность это существенный фактор в бою и командующий должен научиться считаться с пим, хочет он того или нет, — так или иначе, но четыреста семьдесят седьмой полк оказался неподготовленным к отражению атаки своего незащищенного фланга в четырнадцать пятьдесят восьмого числа. Как вам известно, два его батальона были смяты и сильно потрепаны, контакт между подразделениями был потерян, и Мурасе, изумленный и обрадованный своим первоначальным успехом и вместе с тем введенный в глубокое заблуждение, самостоятельно принял решение воспользоваться прорывом и сразу ввел в бой две свои дивизии. Это был ход азартного игрока, что было безрассудно и крайне показательно для операций японских войск в этой войне. Я был уверен, что пятьдесят пятая дивизия сможет сдержать и сдержит этот бешеный натиск, и моя уверенность более чем оправдалась. Наступление противника провалилось самым жалким образом. Потери Мурасе были ошеломляющими, взлетно-посадочная полоса осталась под защитой незначительных сил, и Колусаи оказался не в состоянии отразить сковывающее наступление сил генерала Бэннермана на шоссе Эгьюнальдо к северу от Рейна-Бланки и, следовательно, осуществить сколько-нибудь организованное отступление к Наболосу. Противник проиграл битву двадцать пятого числа прошлого месяца, когда два плацдарма высадки были расширены до назначенных мною рубежей первой фазы наступления. Однако такое быстрое и искусное завершение операции «Палладиум» стало возможно лишь благодаря маневру «Пайлон» и этому удивительному тактическому промаху Мурасе, а также тому, что мы быстро воспользовались этим промахом.

Шифкин почувствовал, как горит у него лицо. Он должен был бы теперь отказаться от попыток выяснить что-нибудь, ему нужно было бы замолчать. Если все происходило так, как должно было произойти, то может ли он, всего-навсего простой писака, дергать за бороды сильных мира сего в их каменных палатах? Однако что-то такое — то ли упрямая страсть, побудившая его стать журналистом, а в 1937 году заставившая бросить теплое местечко в редакции ради фронта в Бригуете на испанской земле, то ли воспоминания об измученных лицах солдат на передовой у Илига — не позволило ему молчать. Это было глупо, губительно, не могло привести вообще ни к каким практическим результатам, и тем не менее он должен задать этот вопрос. Вопрос касался правды, а о правде Шифкин заботился больше, чем о чем-либо другом.

— Одну минутку, генерал, я хочу понять вас правильно. Генерал Дэмон доносил вам, что он завершил маневр «Пайлон»?

Мессенджейл посмотрел на Шифкина долгим проницательным взглядом. Что-то мгновенно вспыхнуло в его глазах, затем погасло.

— Да, это так, — сказал он.

— И вы не приказывали сорок девятой дивизии следовать в Даломо, пока не получили донесение об этом?

— Правильно. Однако вы должны считать эту информацию секретной. — Генерал перевел взгляд на сотрудников своего штаба. — Прошу военных цензоров взять это на заметку. Эти слезные некрологи по отдельным деталям прошедшей операции не принесут никакой пользы, так же, как нельзя предъявить никакого обвинения ни генералу Дэмону, ни пятьдесят пятой дивизии. Напротив, их роль иначе не назовешь, как доблестной. Маневр «Пайлон» был рассчитанным риском, предпринятым с моего полного одобрения. И результаты маневра — я думаю, мы все можем согласиться с этим — более чем оправдали этот риск.

— Если под оправданием вы подразумеваете также и истребление одной из лучших дивизий из всех, какие мне приходилось видеть почти за три года…

— Мистер Шифкин, — перебил его Мессенджейл. Корреспондент заметил, что теперь генерал разозлился: вена на его виске вздулась и стала похожей на толстую суровую нить. — Я вижу, вы сравнительно новый человек на этом театре военных действий, и чувствую, мне следует напомнить вам, что ваше поведение и ваши возражения подпадают под действие военной юрисдикции.

— Это мне хорошо известно, генерал. Я находился с войсками в Африке и Европе более двух лет.

— Тогда вы, несомненно, знакомы с существом и пределами ваших прав и обязанностей. Это был тяжелый бой, а в тяжелых боях несут потери. Это все, что я желаю сказать. — Он посмотрел на других корреспондентов, и его худое бледное лицо прояснилось снова. — Я не имею желания омрачать то, что является поводом к большой радости, и не думаю, что происшедшее здесь может омрачить ее. Американское оружие одержало большую победу. Давайте же смиренно вознесем благодарность за нее и соберемся с силами для будущих суровых испытаний. — Он вручил указку сержанту Хартжи. — Ну что ж, я полагаю, что все. Всего доброго, джентльмены, желаю вам удачи.

Раздались оживленные аплодисменты. Командир корпуса кивнул, улыбнулся и направился к боковому выходу, ведущему в жилые покои дворца. Шифкин видел, как военные полицейские замерли по стойке «смирно» у быстро распахнувшихся дверей и высокая фигура, сопровождаемая офицерами штаба и командирами дивизий, исчезла во мраке внутренних помещений.