Ленин. Жизнь и смерть - Роберт Пейн

Он слушал все мои сообщения не очень внимательно. Но когда я перешел к Германии и сообщил о распаде социал-демократии, об ужасном экономическом положении немецких рабочих, о массовом выходе рабочих из профсоюзов, о роли фабзавкомов, росте влияния Коммунистической партии Германии на рабочих Германии, Ильич оживился и слушал очень внимательно. Во время моего рассказа о Германии он не отводил глаз от меня. Движением головы и своим „вот-вот“ он выразил свой живейший интерес к событиям в Германии.

Я забыл, что я нахожусь у больного Ильича и что его нельзя волновать. Мне казалось, что я нахожусь в его рабочем кабинете, и он выслушивает рассказ о положении германского рабочего класса и выражением своего лица, своими замечаниями и своим вниманием дает понять собеседнику, что он, Ильич, очень заинтересовался сообщаемым.

Надежда Константиновна спросила меня, как в ИККИ относятся к Леви и левым социал-демократам, которые выступали тогда как организованная группа внутри германской социал-демократии.

Когда я ответил, что левых социал-демократов рассматривают как еще худших изменников рабочему классу, чем правых социал-демократов, ибо они сеют иллюзии среди рабочих своими левыми фразами, на самом же деле они проводят социал-демократическую политику против рабочего класса, Владимир Ильич своим „вот-вот“ дал ясно понять, что так именно нужно рассматривать левых социал-демократов и что он давно предсказывал роль Леви и K°.

Мы ушли от Владимира Ильича в полной уверенности, что скоро-скоро Ильич вернется к работе.

Возвращаясь обратно из Горок, мы еще говорили между собой, что когда Ильич вернется к работе, надо будет настоять, чтобы он не так много работал, как до болезни».

Возможно, это была последняя политическая дискуссия, в которой Ленин принимал участие. Время от времени Крупская задавала вопрос, который мог бы возникнуть у Ленина, и тогда больной утвердительно кивал головой или говорил: «Вот-вот!» — и интонация, с какой он это произносил, как бы предполагала целую законченную фразу. Пятницкий и Скворцов уезжали от Ленина потрясенные тем, в каком состоянии они застали больного. Его мыслительные способности стремительно восстанавливались, и это наблюдение дало им повод полагать, что со временем он сможет вернуться к своей деятельности; оставался вопрос — когда?

А 2 ноября к Ленину приехала делегация рабочих. Это была его последняя встреча с рабочими. Гости привезли с собой восемнадцать саженцев вишни, чтобы их посадили в теплице усадьбы. Одна из работниц, Холодова, потом вспоминала, как Мария Ильинична, войдя к Ленину, за закрытой дверью сказала: «Володя, к тебе друзья». Дверь открылась, и к ним вышел улыбающийся Ленин. Он снял кепку левой рукой и переместил ее в правую, а затем левой рукой обменялся со всеми рукопожатием. Гости преподнесли ему приветственные адреса, кто-то произнес краткую речь, и все прослезились. Шестидесятилетний рабочий обхватил Ленина и прижал к себе. «Я старый рабочий, я кузнец, — твердил он сквозь слезы; его фамилия была Кузнецов, и сам он был кузнец. — Да, Владимир Ильич, я старый кузнец и до сих пор работаю… Мы выкуем все, что ты наметил». Ленин и старый кузнец долго обнимались, их не сразу оторвали друг от друга. Мария Ильинична предупредила заранее, что рабочие могут побыть с Лениным не более пяти минут, и спустя некоторое время делегация собралась уходить. Каждый на прощание поцеловал Ленина. Рабочих было всего пять человек, ехали люди в Горки издалека, поэтому им предложили заночевать. За ужином Мария Ильинична подробно их расспрашивала об условиях труда на текстильных фабриках, очевидно, с тем, чтобы передать все ими сказанное Ленину. На следующее утро она сообщила им, что накануне Ленин долго не ложился спать — читал и перечитывал адреса, которые они ему вручили.

В рассказе Холодовой о встрече с Лениным настораживает одна деталь. Она писала, что, выйдя из комнаты к ним навстречу, он четко и разборчиво произнес: «Как я рад, что вы приехали». Она заверяла, будто слышала эти слова. Крупская позже писала, что рабочие, посещавшие Ленина во время его болезни, всегда слышали, как Ленин произносил целые предложения, и, публикуя в газетах свои рассказы о встрече с ним, приводили эти якобы сказанные им фразы. На самом же деле он только улыбался, а если и говорил что-нибудь, то это были отдельные слова, не связанные между собой.

…И снова тянулись дни. Над Горками завывали зимние метели. Ленин постепенно поправлялся, к нему прибывали силы, лучше работала голова. Крупская продолжала читать ему газетные статьи, которые Ленина интересовали, и зная, что он любит Горького, принялась читать ему «Мои университеты» — автобиографическую повесть писателя. А еще у Ленина была слабость к стихам Демьяна Бедного — ему нравились примитивные вирши этого автора, он любил их послушать. Помимо чтения, Ленин упорно, до изнеможения, учился говорить, и каждый день выучивал три-четыре новых слова.

7 января 1924 года М. И. Ульянова вздумала устроить для детей рабочих и служащих совхоза и санатория «Горки» новогоднюю елку. Для этого в лесу срубили высокую ель и установили ее в большой гостиной. На ней укрепили свечки, а внизу, под елку, положили подарки. Гостиную заполнили крестьянские ребятишки и дети из рабочих семей. Они танцевали вокруг елки, и, когда вошел Ленин, они окружили его. Кто-то даже взобрался к нему на колени. Крупская и Мария Ильиничня пытались освободить его от них, но безуспешно. Ему самому хотелось побыть среди детишек.

Через неделю в Горки с коротким визитом явились Зиновьев, Каменев и Бухарин. Они нашли Ленина в заснеженном парке, где он в это время гулял. Он улыбнулся им. Зиновьева особенно поразило, сколько теплоты было в этой его улыбке. Ленин снял шапку, пожал им руки, но, видимо, беседы у них не получилось — говорить он не мог. Они вернулись в дом, где обменялись впечатлениями с Крупской. «У нас все хорошо, — сказала им она. — Он ходил на охоту, но меня с собой не взял, не хотел, чтобы я была как нянька при нем. Занятия и чтение у нас хорошо продвигаются. Он в хорошем настроении, шутит, громко хохочет. Все врачи в один голос уверяют, что к лету он уже будет разговаривать…»

19 января Крупская читала Ленину очень впечатляющий рассказ Джека Лондона «Любовь к жизни». Непонятно, почему из тридцати тысяч томов произведений различных авторов, находившихся в библиотеке в Горках, Крупская выбрала для чтения вслух больному человеку именно этот рассказ. Может быть, он сам ее попросил. Ведь известно, что Джек Лондон был его любимым писателем.

Это мрачная, совершенно беспросветная и тягостная история, в которой описываются жуткие злоключения человека, идущего через бескрайние пространства арктической тундры к берегу. Вокруг никого — безмолвие. Весь его мучительный путь больше похож на кошмарный сон. Человека бросил друг. Он бредет один, не зная куда, — он заблудился. Его терзает голод, кровоточат ноги, болит сердце. У него есть ружье, но нет пуль. Он начинает преследовать куропатку, хочет ее схватить, но как только он приближается к стае, куропатки улетают. Один день он жует перышко лука; в другой день ему попадается гнездо куропатки с птенцами, и он съедает их. Однажды он натыкается на обглоданные волками кости оленя и жадно вгрызается в них. И вот он видит в луже пескаря и начинает его ловить, но рыбка уворачивается, а когда человек с невероятными усилиями вычерпывает воду, чтобы поймать несчастного пескарика, тот уходит в щель на дне. Минуют дни. Временами сгущается туман, и тогда ничего не видно, а иногда появляется тусклое арктическое солнце, и взору человека открывается безмолвное пространство на много миль вокруг. То, что он видит, не приносит ему облегчения — ни единой человеческой души, лишь волки да олени, и однажды медведь. Он набредает на останки своего товарища, того самого, который его бросил. Его розовые, дочиста обглоданные волками кости сверкают на солнце.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});