Дарители - Мария Барышева

…ты рассказала о стольких жизнях… Я бы продал душу дьяволу, чтобы прожить хотя бы час одной из них.

Она вспомнила о Литераторе, прожившем несколько лет в инвалидном кресле в запертой комнате наедине со своими отражениями, и желание любой ценой отвоевать им хотя бы час жизни — не здесь, а на свободе — всколыхнулось в ней с еще большей силой. Драгоценны даже не часы — драгоценна каждая минута. Наташа пришла сюда или нет, но она сделала им царский подарок.

Андрей пошевелился, отстраняясь, и Вита, подняв голову, встретилась с предупреждающим огоньком в его глазах. Он беззвучно шевельнул губами, потом чуть улыбнулся, и Вита безошибочно поняла это, невысказанное: «Не волнуйся, выкрутимся. Но сиди тихо и не лезь!» Она едва заметно кивнула и ее вдруг охватил страх. Каковы же масштабы того ужаса, который произошел в ресторане, и почему Андрей позволил себя схватить? Простая неудача? Или желание таким образом расплатиться за не убереженных невиновных и неубитого Художника? Вздрогнув, Вита снова прижалась к нему щекой, и на этот раз он не отодвинулся. Снизу долетало неровное, хриплое, шелестящее, как сминаемый сухой лист, дыхание Славы.

— Ты была в его доме?

Она кивнула, не подняв головы, и прижалась к нему еще крепче.

— Ты нашла кого искала?

— Литератора? Да, нашла. Он умер, — почувствовав, как Андрей напрягся, Вита поспешно добавила. — Нет, не от моей руки. Он умер сам и был очень рад этому. Он оказался ребенком, Андрей. Искалеченным, несчастным, ненавидящим всех ребенком… что бы он там ни говорил… В чем-то он был очень мудр, бедный калека… Я не убивала его.

— Хорошо. Не хотелось бы, чтоб ты знала, что это такое.

Вита помолчала, скользнула взглядом по подсыхающей на полу луже крови, покосилась на охранников, потом прошептала с детским упрямством:

— И все-таки где-то там была Наташка. Подумай сам. Я видела ее, правда еще не завершенную, но ты-то должен был видеть совершенного Художника. Разве такое может потерпеть над собой чью-то власть?! А оно добровольно пришло в рабство. Как так?! Мы для него — прошлое, досадная помеха, более того, оно желало смерти каждого из нас!

— Может, ты и права, но, честно говоря, после того, что сказал Славка, я не знаю, хорошо это или плохо. А Баскаков и впрямь сошел с ума. Не понимает, что дело может обернуться новой Дорогой, но уже совсем другой.

— Ну, что бы там не случилось вскоре, в любом случае, это отвлечет их внимание от нас, а тогда…

Андрей покачал головой.

— Отвлечь-то отвлечет, но что бы ни случилось, мы будем не в комнатке прохлаждаться, а при этом присутствовать наравне со всеми. Баскаков свихнулся, но это не значит, что он стал доверчив, как первоклассница. Он наверняка захочет подстраховаться для первого раза.

Он оказался прав.

XI

Комната была очень большой, просторной, в форме неправильного восьмиугольника, — высокий потолок, вся мебель, состоявшая из диванов и стульев, сдвинута к стенам, там же стояли и растения в кадках, в каждом углу к потолку возносилась колонна дорического ордера, к которым хозяин дома явно питал сильную страсть, отчего комната напоминала святилище. Узорчатый паркет ухоженно блестел. Окон в комнате не было, мощная люстра под потолком давала много света, но Художнику этого показалось недостаточно. Сюда принесли лампы со всего дома, расставив их в соответствии с его указаниями, и теперь комнату наполнял такой яркий свет, что любой заходящий в нее зажмуривался — глаза не сразу привыкали к такому переходу. В пасти камина весело танцевало пламя, добавляя к желтоватому электрическому освещению веселые прыгающие отсветы живого огня.

В комнате молча ждали люди.

Трое мужчин стояли возле двери, остальные рассредоточились по всему пространству комнаты. Большинство стояло, но некоторые сидели, и глаза всех были выжидающе-настороженными, только взгляд побывавшего в ресторане охранника по-прежнему растерянно скользил по сторонам, а каждый раз, когда он вспоминал, как его коллега, сидя на полу среди осколков, с утробным чавканьем обгладывал собственную руку, в его взгляде появлялось жалобное выражение. Вита, Андрей и Слава сидели на стульях метрах в двух друг от друга. Слава рассеянно разглядывал акантовый орнамент на фризе, Андрей, развалившийся на стуле, закинув голову, казалось, спал, Вита нервно грызла ноготь большого пальца, то и дело отрываясь от этого увлекательного занятия, чтобы скорчить рожу кому-нибудь из стоявших напротив охранников. Но на самом деле все трое, как и охранники, смотрели в центр комнаты.

Там был установлен мольберт с уже готовым холстом, к мольберту придвинули высокий стол с рисовальными принадлежностями, а возле них стояла женщина, несмотря на хорошо протопленную комнату так и не снявшая черного пальто, и ее горящий взгляд был устремлен куда-то за пределы комнаты. Левая рука была в кармане, пальцы правой, свободно опущенной вдоль бедра, плясали мелкой дрожью, губы едва заметно шевелились, словно она говорила с кем-то, невидимым для остальных, причем разговор этот, судя по выражению ее лица, носил ироничный характер. Женщина казалась средоточием неведомой силы, спеленатым сгустком мрачной энергии, которая рвалась на свободу в неистовом желании сокрушить все на своем пути. Она молчала, и в молчании было нетерпение изголодавшегося хищника, примеривающегося к беззаботной, ничего не подозревающей добыче. Стоявший за ее спиной Сканер смотрел ей в затылок, то и дело нащупывая за пазухой подобранный в ресторане пистолет, но тяжесть оружия не приносила успокоения. Пустить его в ход против женщины казалось ему совершенно немыслимым, нелепым — все равно, что напасть с зубочисткой на здоровенную разъяренную акулу.

Молчали и остальные, и в гулкой тишине жалобный голос сидевшего на стуле неподалеку от мольберта человека звучал особенно громко. Это был пухлый, маленький человечек лет пятидесяти, с короткой седоватой бородкой, одетый в серые брюки и мятую голубую рубашку. Монотонно, с одной и той же интонацией он повторял:

— Что вы от меня хотите, бога ради, что вы от меня хотите, что вы от меня хотите?..

Его бесконечный вопрос оставался без ответа, до тех пор, пока Баскаков, расположившийся в кресле неподалеку и не отрывавший глаз от женщины, не рявкнул:

— Перестань причитать! Сказано же, ничего тебе не сделают! Посидишь часок, а потом отправишься обратно в теплую постельку к своей бабушке! Немного беспокойства — не такая уж большая плата за твой непрофессионализм.

— Успокойтесь, Петр Михайлович, — негромко сказал Андрей, не открывая глаз. — Вы действительно скоро попадете домой — здоровым и невредимым. Ничего не бойтесь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});