Вселенская пьеса. Дилогия (СИ) - Евгения Федорова

— Так надо, Змей, — тихо произнес Рик. Эти слова были только для врача, но я все же расслышал.

Яру же вообще все было нипочем, он торопливо облачался в легкий комбинезон защиты, прилаживал оружие, чтобы было удобно. Через четверть часа, закончив с обмундированием и отложив в стороны шлемы, мы отчаливали со Шквала. Выли маршевые двигатели, и я мягко, но настойчиво маневрировал легким челноком, наслаждаясь послушностью маленькой машины.

— А можно мне? — влез под руку Тверской, но я отрицательно покачал головой. Не до игрушек сейчас, буду сидеть и смотреть, как ведет майор — буду думать. А думать мне нельзя. Потому что слишком неспокойно у меня на душе.

— Шесть километров, сближаемся, — сообщил Рик, щелкая тумблерами. — Гаси или промахнешься.

— Молчал бы, — буркнул я, но мощность скинул, перебалансируя двигатели. Лучше без лихачества, чем потом плыть в космической пустоте изломанными, заледенелыми куклами.

— Стыкуемся, выравниваю давление, нагнетаю атмосферу.

Яр встал, прошел к шлюзу и замер, хищно выставив перед собой арбалет, ожидая всем понятного сигнала, означавшего, что можно открывать заслонку — зеленого глазка над люком.

Я не торопился вставать из-за пульта.

— Ничего не хочешь сказать? — хмуро спросил я.

— Нет, еще успеется, — Рик встал и прошел к Тверскому. Как раз, когда он подошел, загорелся зеленый огонек и Яр открыл шлюз.

— Оба на, — сказал озадаченно полковник, и я поспешил посмотреть, что же так удивило невозмутимого Тверского.

— Ох, не нравится мне это, — прокомментировал Яр.

— Ну, что там у ва…

Я отпихнул Яра плечом в сторону, заглянул в коридор и осекся.

Свет мерцал, как мерцает сердце при аритмии; бился, трепетал, притухая и вспыхивая вновь. На стенах и даже на потолке бурыми брызгами засохли потеки крови. Мне почему-то почудился священник в черной рясе с закрытым капюшоном лицом, идущий по этому коридору. В руках у него ведро, самое простое ведро, полное крови и он кропит, щедро кропит стены своей страшной святостью.

Ну и чудак ты, Доров, — сам накинулся я на себя за такие вот странные, гротескные сравнения. — Чего ты только не видел за свою жизнь, а тут… ну убили кого-то, чего это у тебя нервишки то так пошаливают?

Я надел шлем и первым шагнул в коридор. Корка крови под широкой подошвой неприятно хрустнула.

— Да, — протянул у меня за спиной Рик, — что-то я себе не так представлял встречу со старым другом. Он что, всех убил на своем борту?

— Откуда мне знать? — огрызнулся я, хотя было ясно, что вопрос был чисто риторическим и ни к кому в отдельности не адресованным. Так же как и Яр, я выставил перед собой арбалет, проверил болты, передернул затворную планку, подавая на тетиву стрелку. И свернул за угол. Яр встал рядом со мной.

— Оба на, — как-то бесцветно повторил он. Похоже, у полковника не было других слов. У меня тоже не было слов. Я просто смотрел на обугленные силуэты, намертво впекшиеся в переборку. Раньше я видел такое, когда смотрел фильмы про ядерные реакции. Мол, атомный взрыв превращает человека в пыль, а его отпечаток навсегда может остаться на стене дома или асфальте. Но, клянусь, вживую я никогда бы не возжелал увидеть такое! Даже сама поза сгоревших силуэтов говорила о вспышке ужасной, всепоглощающей боли, убившей этих бедолаг. Датчики на наших костюмах молчали, никакой радиации в коридоре не было.

Впереди что-то заискрило, освещение погасло, погрузив дальнюю часть коридора в темноту.

— Антуражу то, — внезапно весело заявил из-за наших спин Рик и, протиснувшись, первым пошел вперед. — Ну что, горе вояки, — кинул он через плечо, — не думал, что вы окажетесь настолько впечатлительными. Не забывайте, это — театр, играйте, играйте, а то я вам не верю.

— Он свихнулся? — озадаченно спросил Яр. — Может, и на Мэй был сплошной театр, да антураж? А мы с тобой просто такие сякие рохли, что все принимаем на веру?

— Боюсь, он перестал понимать, что нас никто не спасет, если мы подставимся сами; ему кажется, что шоу вроде этого застраховывают его от смерти…

— Нет, ты не раскусил его, — внезапно как отрезал Тверской. — Тут что-то другое. Думаю, лернийцы ему все просчитали, теперь он может сколько угодно подкалывать нас, зная, как все пройдет.

— Может быть, ты и прав, но лучше не расслабляйся, — посоветовал я и вдруг поймал себя на мысли, что мой друг, с которым мы прошли огонь и воду, ведет себя столь непонятно для меня, что я внезапно перестал ему доверять. Словно при одном упоминании о ККЧП его подменили.

Оглянувшись, я пошел за Риком в темноту, включив на шлеме тактические функции: подсветку, целеуказатель и тепловизор. Все вместе, чтобы видеть, если за переборкой спряталось что-то теплокровное. Включил и, охнув, отключил, потому что все поле зрения сразу вспыхнуло красным. Перед глазами поплыли круги.

— Вот это что сейчас было? — прошипел я и, уменьшив касанием яркость, снова включил тепловизор. Все переборки светились, казалось, нас проглотил гигантский космический кит, от того я вижу все нутро светящимся.

Сняв перчатку, я несмело прикоснулся к оставшемуся без брызг крови участку стены, но метал под моей ладонью был совершенно холодным. Так чем же полны все технические переходы за стенами?

— Яр, мощность тепловизара на тридцать, включи. А где Рик?

Я быстро дошел до отворота коридора, заглянул. Здесь свет тоже мерцал, но с почти незаметной для глаза частотой. Никаких следов пилота не было.

— Вот, засранец! — не сдержался я.

— Вот, черт! — вторя мне, откликнулся Яр. — Это чего?

— И мне бы хотелось узнать, чего это. Если только дать фантазии ход и решить, что именно оно скушало весь экипаж, а кого при расчленении не размазало по стенам, того пожгло, перспективка вырисовывается не из приятных.

— А Рик, стало быть, кинул нас?

— Пошли, — вместо ответа, прошептал я. Само как то получилось, что я невольно понизил голос. — Задача — поместить информаторий в капсулу гнезда управляющего компьютера. ККЧП имеют внутренние системы безопасности, способные уничтожить любое инородное тело у себя на борту. Если информаторий — действительно мозги корабля, он уничтожит сам всю ту дрянь, которая сейчас ныкается по техническим ходам.

— Как бы он не уничтожил и нас заодно, посчитав врагами, — Яр как всегда думал глобально, но пессимистично.

— Вариантов особенно нет, нам остается выбирать: либо выполнять задание, либо валить к чертовой матери и бросить здесь пилота. Признаться, я бы выбрал второе…

— Да? — казалось, Тверской был удивлен. — Не побоялся на Мэй, играючи прошел ледяные пещеры и не сплоховал на Ротосе, выкрутился из радиоактивного ада и даешь задний ход? Что, Доров, слишком много воспоминаний? Не жмись ты, это не Ворон!

— С чего ты взял то? — вяло уточнил я, шагая по коридору и стараясь прислушиваться, хотя разве же разберешь что-то за болтовней? Только собственные мысли. Да, я был готов поклясться: причина моего страха не в том, что накатывают какие-то воспоминания из прошлого. И не в корабле была причина, тут что-то другое, гнетущее предчувствие беды что ли…

Нам бы на верхнюю палубу, — отстраненно подумал я. — Лучше бы минуя лифтовую шахту, там мы обязательно окажемся рядом с этим красным нЕчто совсем рядом. Надо пройти до конца и подняться по технической лестнице…

В плане перемещения между верхний и нижней палубой, где находились грузовые и стыковочные шлюзы, ККЧП был спроектирован просто иррационально. Кому в голову пришло сделать всего два пути сообщения — лифтовую шахту и второй технический вертикальный лаз, широкий, но категорически неудобный в другом конце корабля? Да просто руки поотрывать за такое конструкторское решение! Если, конечно, предположить, что проектировал корабль гуманоид, а то ведь бывает, и с щупальцами, тогда с них чего возьмешь, с руконогов, у которых и голова из попы и руки от ушей…

— Эй, погоди, — позвал меня Яр, отрывая от глупых размышлений. И вправду, задумавшись, я совсем потерял бдительность и прошел мимо потенциально опасного открытого помещения! А вот Тверской тормознул, и даже через скафандр чувствовалось его напряжение. Я заглянул через плечо полковника в каюту и не смог удержаться — отшатнулся, тихо вскрикнув. Яр повернулся и внимательно оглядел меня с головы до ног, словно видел меня впервые.

Не в состоянии сдерживать волнение, я высказался ненормативно в том духе, что ничего подобного раньше не видел и больше не желаю, а те, кто все это придумал, извращенцы и ублюдки, и пусть катятся в тартарары, потому что только психопат и урод может такое вот изобразить.

И вправду, в комнате этой смотреть было не на что. В потолке вместо климатического отвода зиял провал именно туда, в полные неизвестным теплым нЕчто технические коридоры, а на полу под этой гноящейся какими-то черными каплями раной были свалены… уже не трупы, а фрагменты костей, перетертые, обсосанные, обглоданные, с остатками заветренного мяса.