Сборник Поход «Челюскина» - Коллектив авторов

Ушаков, на которого правительство возлагало задачу вывезти Шмидта на Аляску, тоже неплохо знал Шмидта. Исходя из того, что он неплохо знает Шмидта, Ушаков послал в лагерь телеграмму, где предлагал Боброву «мобилизовать для убеждения Шмидта общественное мнение челюскинцев и, если это нужно, подкрепить его даже решением партийного коллектива». [361]

Бобров «разгуливал» вокруг палатки и обдумывал «возможности».

Бобров — человек, склонный к сложным психологическим действиям. Разгуливая вокруг палатки, он обдумал целый план, как склонить Шмидта выполнить предписание правительства.

План Бобров составил в двух вариантах. Вариант первый составлен был на основе предположения, что у больного Шмидта окажется «хорошее настроение». Если это «хорошее» настроение будет фактом, он, Бобров, начнет свою атаку с доклада о ходе вывозки челюскинцев со льдины. Он доложит своему вчерашнему начальнику:

«Тов. Шмидт, вывозка идет очень успешно: вчера вывезено 22, сегодня 32. Совершенно очевидно, что завтра, разумеется при наличии летной погоды, будут вывезены остальные — до последнего человека… Поэтому он, Бобров, сегодня начал вывозку больных. Первым он вывез Белопольского, а вторым будет он, начальник экспедиции, Отто Юльевич Шмидт…»

На случай «плохого» настроения Бобров решил не форсировать вывоз Шмидта. Лучше в этом случае отложить вывоз до завтра, а за это время исподволь подготовить Шмидта.

Но Бобров большевик, старый большевик, с 1904 года. Вся его психика была подготовлена к тому, чтобы воплощались в жизнь, — пусть это будет жизнь на льду Чукотского моря, — только наиболее верные, только наиболее эффективные (в данных обстоятельствах) решения. Где-то в глубине своего существа Бобров был уверен, что он сегодня вывезет Шмидта со льдины.

И поэтому, прекратив хождение вокруг палатки, где лежал Шмидт, Бобров присел на льдину, вынул блокнот и — на морозе — написал проекты двух телеграмм.

Телеграмма первая:

«Ванкарем. Ушакову. Распоряжение правительства принято к исполнению. Шмидт со следующим самолетом в сопровождении врача Никитина направляется к вам. Бобров».

Вторая Куйбышеву:

«Ваше распоряжение принято к исполнению. Шмидт направляется в Ванкарем в сопровождении врача Никитина. Бобров».

Вооруженный проектами этих двух телеграмм и радиожурналом, Бобров направился к палатке, где лежал Шмидт. Кренкель как вторая тень в этот солнечный яркий день следовал за Бобровым. У двери собственной палатки Кренкель остановился. Шмидт и Бобров [363] свой разговор относительно полученных правительственных телеграмм должны вести в совершенной тайне.

Поэтому, когда Бобров вошел в палатку Шмидта, Кренкель встал у двери сторожем.

Бобров вошел в радиопалатку и небрежно швырнул радиожурнал на полагающееся ему место — у радиоаппарата. Бобров хотел показать, что его приход ничем не связан с радиожурналом.

Шмидт при звуке открываемой двери увидел нового человека и приветствовал его своей обычной мягкой улыбкой.

В палатке произошел примерно такой разговор:

— Как вы, ничего? — сурово спросил Бобров. От волнения он набрал воздуха в полную грудь и выпрямился во весь свой немалый рост над лежащим у его ног Шмидтом.

— Благодарю. Ничего.

— Знаете, самолеты работают хорошо. Вывозка идет успешно. Вчера вывезли 22, сегодня 32.

Шмидт слабо кивал головою.

— Остается на льдине 31. Шмидт опять кивнул.

— Самолеты работают хорошо. Сегодня я отправил литерных.

— Что значит «литерных»? — заинтересовался Шмидт.

— «Литерные» — это больные. Сегодня отправил «литерного» Белопольского… Самолеты работают хорошо — отправил «литерного» вне очереди.

Шмидт опять слабо кивнул.

— На льдине остались одни здоровые и только один «литерный». Это — вы. Сейчас очередь за вами как за «литерным».

— За мной? — Шмидт даже приподнял голову с мехов.

— Ну да, за вами, — неверным, но строгим голосом подтвердил Бобров.

— То есть как за мною?!

— То есть так — за вами! — отчаянно, очень сурово подтвердил Бобров.

Он во все глаза смотрел в зрачки Отто Юльевича. Момент, по мнению Боброва, был решающий.

Отто Юльевич опустил голову на меха.

— Нет уж, извините. Забыли условие: я — последний, вы — предпоследний. [364]

— Обстоятельства меняются. Мы же диалектики. Я здоров, а вы больны. Очередь может быть переставлена.

Шмидт мягко улыбнулся.

— Нет, Алексей Николаевич, этого нельзя. Я — последний со льдины.

Алексей Николаевич начал сердиться. Но, как он рассказывает, он сдержался и затем употребил все свое красноречие:

— Отто Юльевич! Поймите!… Ведь в случае сжатия мы, здоровые, будем стеснены вашим присутствием. Поймите, палатки могут быть разрушены! Вас же придется держать на морозе! А вы на морозе «загнетесь»! А если вы «загнетесь» — это мировой скандал! Нам скажут: вы не сумели сохранить начальника экспедиции, когда это можно было сделать!… Поймите, Отто Юльевич!

Отто Юльевич задумался.

— Нет, нельзя. Все же я начальник.

Он сказал это нарочито твердо, как всегда говорит больной, когда изъявляет свою волю.

Бобров замолчал. Но через полминуты он новел атаку с другого фронта.

— Какой же вы начальник, когда лежите больной? Вы — не начальник, вы — бесполезный человек в лагере!

Никогда в течение всей своей жизни Отто Юльевич не считал себя бесполезным человеком. — Что?! В чем дело?!

— Хватит! — отчаянно сказал Бобров. — Поначальствовали! Объявляю себя начальником экспедиции.

Шмидт изумился.

— Ну-ну-ну! — сказал он.

— Чего «ну-ну-ну»? — сердито спросил Бобров. — Вы пойдете у меня «литером» № 2. Самолеты работают хорошо. Вам подадут утепленную машину.

— Позвольте, позвольте, меня же никто не сменял!

— Не сменял?! — выкрикнул Бобров. — Ну что с вами говорить? Нате, читайте!

И он, схватив со «стола» радиожурнал, подал его Шмидту.

Шмидт внимательно, одну за другою, прочел радиограммы. Их было пять.

Шмидт закрыл глаза, прилег головой на подушку и через полминуты открыл глаза, устремив их на Боброва:

— Что прикажете, товарищ начальник? [365]

Бобров бросился на пол к Шмидту. Расцеловались.

— Сейчас же одевайтесь! — приказал Бобров.

— Как сейчас же? — удивился Шмидт.

— Ну да, сейчас. Из Ванкарема высылают утепленный самолет специально для вас.

Шмидт протестовал против чересчур спешной отправки его из лагеря, но скоро должен был согласиться с Бобровым.

Согласившись, он тут же передал власть новому начальнику экспедиции путем передачи ему последних распоряжений.