Однажды орел… - Энтон Майрер

Но что с генералом? Генерал смотрит на него и говорит:

— Джо, Джо…

Брэнд не слышит этих слов, но хорошо видит, как шевелятся губы генерала, лицо у него сморщенное, испуганное, и, кажется, он вот-вот заплачет.

Все. Конец. Дома…

Глава 12

Пресс-конференция состоялась во дворце в зале приемов. Старый султан Паламангао, ныне покойный, жил здесь со своими двадцатью тремя женами, наложницами и детьми в атмосфере празднеств, петушиных боев и рыболовных пикников на реке Кагаян или Туббатаха. С приходом японцев все это кануло в область преданий, и теперь старший сын султана — стройный смуглый человек с блестящими, как у туберкулезного больного, глазами, одетый в измятую форму цвета хаки — во время японской оккупации он скрывался у партизан, — сидел на левой стороне широкого помоста и смотрел на все окружающее отсутствующим взглядом. В зале приемов было прохладно, — видимо, из-за очень высокого потолка; продолжением зала служила веранда второго этажа, выполненная в испанском стиле и огражденная сплошной филигранной решеткой из редчайшей породы дерева. Изумительные по красоте бугенвилии обвивали роскошными плетями стройные колонны и свисали с карнизов; время от времени по залу проносился легкий ветерок, шелестя бумагами на длинном столе, за которым стоял генерал-лейтенант Мессенджейл в свеженакрахмаленной рубашке цвета хаки, с указкой из слоновой кости в правой руке и ждал, когда войдут последние корреспонденты. Его офицер службы общественной информации полковник Сиклс вместе с некоторыми офицерами из отдела гражданской администрации сидел рядом с молодым султаном. По другую сторону сидели генералы Бэннерман и Свонсон и большинство офицеров штаба корпуса; их руки сложены на груди, на лицах предусмотрительность и радость. В зале царила атмосфера общего радостного ожидания. Дэвиду Шифкину все это напоминало экзамены в высшей школе или день вручения наград в летнем лагере.

— Привет, Шиф, — сказал Рэндолл, проталкиваясь к нему. Как и большинство корреспондентов, он был одет в чистую рубашку цвета хаки и, увидев грязное, с проступившими пятнами пота рабочее платье Шифкина, поднял брови и ухмыльнулся: — Ты неважно выглядишь, сынок. Очень неважно.

Шифкин посмотрел на него ничего не выражающим взглядом в сказал:

— Все мои вещи пропали.

— Что, здорово вам досталось там? — озабоченно спросил его стоявший рядом Чарли Мид.

— Да, здорово.

Позади них с шумом захлопнулись массивные двери из красного дерева, перед которыми встали два солдата с пистолетами на боку, с выражением мрачной профессиональной строгости на лицах, столь характерной для военных полицейских.

— Пожалуйста, не курить — приказание генерала, — объявил техник-сержант Хартжи и направился к двери у дальнего левого угла помоста. Шифкин потер глаза и лоб, подумав: «Махинации. Всего добиваются махинациями. А теперь — призы и награды!»

— …Основной причиной катастрофического поражения японцев является недостаточно четкая организация единого командования, — говорил Мессенджейл бодрым голосом, четко выговаривая каждое слово. — Адмирал Отикубо, по-видимому, был поставлен во главе всех сил, оборонявших остров. Но генерал Ямасита в, штабе императорских войск на Лусоне поручил генералу Колусаи командование всеми сухопутными силами на Паламангао, и мы только недавно узнали из захваченных японских документов, что генерал Мурасе считал себя ответственным за оборону района Фотгона и взлетно-посадочной полосы. В дополнение ко всей этой неразберихе можно указать на то обстоятельство, что Колусаи и Мурасе сильно недолюбливали друг друга и питали взаимное недоверие — не слишком благоприятные взаимоотношения для эффективного проведения военных операций в недружественной стране. Нельзя сказать, что мы не воспользовались этими благоприятными для нас обстоятельствами.

Мессенджейл улыбнулся, и в зале послышался приглушенный гул одобрительных возгласов.

— Таким образом, — продолжал он, — когда мы нанесли удар в заливе Даломо, японцы оказались перед способной свести с ума дилеммой, которая часто возникает перед командующими в обороне: какие из наступающих сил противника главные? Отикубо воздвиг стационарные оборонительные сооружения, чтобы любой ценой удержать взлетно-посадочную полосу. Но Колусаи, по-видимому, был сторонником более гибкого решения, он хотел иметь возможность, если станет слишком жарко, отступить на рубеж Рейна-Бланка — Терое — Наболос и, возможно, установить последнюю линию обороны вот здесь. — Генерал провел указкой по перешейку, очертания которого напоминали костлявую шею какаду. — Мурасе, напротив, вовсе не был обманут высадкой в Даломо. Он считал, что высадка на остров Бабуян свидетельствует о том, что это направление было главным, и настаивал на контратаке всеми наличными силами именно здесь, имея в виду в конечном счете сбросить нас в море…

Последовавшее за этим молниеносное наступление генерала Бэннермана на Рейна-Бланку застало их всех, буквально врасплох. Так или иначе, но Колусаи решил, по-видимому самовольно, отступить вдоль шоссе Эгьюнальдо до Наболоса. Отикубо очень кстати сделал себе харакири; Мурасе, который весьма умело сдерживал наши силы в районе высадки десанта на Бабуяне, потерял голову и бросил все силы, находившиеся в его распоряжении, и лобовые атаки на линии Фанегаян — Уматок, но при этом не поставил в известность штаб Колусаи или Отикубо и не предпринял никаких попыток организовать взаимодействие атакующих сил. Он, конечно, несколько продвинулся, но преуспел лишь в том, что безнадежно раздробил свои силы… Печальное повторение прошлого… Все те же японские косность, соперничество, переходящие в своеволие, неспособность совладать со своими нервами в критический момент. Видимо, слова, которые часто повторяет генерал Макартур, абсолютно верны: «Просто они недостаточно хороши, чтобы играть в высшей лиге».

На этот раз хохот был почти всеобщим. Шифкин огляделся. Большинство корреспондентов торопливо записывали, следя за продвижением указки из слоновой кости на восток, вдоль топких красных и синих лилий и далее в обход тесно закрученных завитков горной цепи.

— В итоге гарнизон противника, как эффективная боевая сила, к настоящему времени ликвидирован, — продолжал Мессенджейл. — Передовые части сорок девятой дивизии находятся в шести милях от Наболоса и в семнадцати милях от Норт-Кейпа, вот здесь, — указка постучала по голове кричащего какаду, — а восемнадцатая совершает разворот вблизи южной дороги, что у подножия горы Маунт-Лимпон. Согласно утренним донесениям, сегодня подразделения пятьсот девяносто восьмого полка находятся примерно в десяти милях от Калао и встречают лишь спорадическое противодействие совершенно дезорганизованных сил противника. — Мессенджейл выпрямился и повернулся лицом к аудитории. — Кампания закончена, при этом на целых шестнадцать суток с опережением графика. Остается лишь прочесать местность. По последним данным, количество убитых у противника достигло сорока трех тысяч четыреста шестидесяти одного человека. Верно я говорю, Шервин?

— Так точно, сэр! — Полковник Фаулер вздрогнул от неожиданности. — Совершенно верно.

— Вот, пожалуй, и все, что я имел сказать, — продолжал Мессенджейл. — В заключение мне хотелось бы прочитать вам радиограмму, которую генерал Райтауэр вручил мне перед началом пресс-конференции. — Он достал из кармана полоску бумаги и начал читать: — «Пожалуйста, примите и передайте всем участвовавшим в боях офицерам и солдатам мою искреннюю благодарность за блестяще проведенную операцию по захвату острова Паламангао. Операция является примером того, что может быть достигнуто в сжатые сроки, если командование проявляет творческую инициативу и полно решимости выполнить поставленную задачу. Ваша победа вдохновит другие командования и приблизит нас всех к долгожданному дню всеобщей победы». Подписано: «Дуглас Макартур».

Раздался взрыв аплодисментов. Мессенджейл кивнул и сказал:

— Благодарю вас, джентльмены, от имени двадцать девятого корпуса. Операция «Палладиум» — я полагаю, мы можем сказать это, не опасаясь впасть в преувеличение, — оказалась успешной. А теперь есть ли еще вопросы?

— Генерал, какое испытываешь чувство, когда с помпой входишь в город победителем? — громко спросил Рэндолл.

Мессенджейл улыбнулся, но его глаза, смотревшие через окна на сады и далекое море, оставались серьезными.

— О, поистине волнующая картина! Некоторые из вас, состоявшие при мне, видели: население толпами вышло на улицы и, вновь оказавшись на свободе после стольких лишений, трогательно выражало свою радость. Нас буквально забрасывали цветами, и, могу вас заверить, это было приятной переменой после того, как нас забрасывали тяжелыми снарядами. — На этот раз к общему смеху присоединились офицеры штаба. — В городе оказались представители двух партизанских соединений: полковник Геррера и капитан Томас, и мы были счастливы приветствовать их. Как мне помнится, некоторые из вас присутствовали при этом. В ходе этой операции мы, как вам известно, весьма полагались на их информацию. Через несколько дней состоится церемония, на которой я лично вручу награды этим весьма храбрым людям.