Бэббит; Эроусмит - Синклер Льюис

— Послушай. Ей-богу…

Она ушла, разумная и торжествующая.

Пока шофер маневрировал между пней на просеке, Джойс выглянула из автомобиля, и они с минуту смотрели друг на друга сквозь слезы. Никогда не были они так откровенны и так полны сострадания друг к другу, как в этом безоружном взгляде, который им напомнил каждую шутку, каждую ласку, каждый тихий вечер, проведенный вместе. Но машина, не останавливаясь, катилась вперед, и Мартин вспомнил, что у него поставлен опыт…

4

В прекрасный майский вечер член Конгресса Альмус Пиккербо обедал у президента Соединенных Штатов{159}.

— Когда кампания кончится, доктор, — сказал президент, — я надеюсь, мы вас увидим членом кабинета — первым в стране министром Здравоохранения и Евгеники{160}!

В этот же вечер доктор Риплтон Холаберд держал речь на собрании выдающихся мыслителей, созванном Лигой Культурного Воздействия. На эстраде среди Людей Скучного Веселья восседали доктор Аарон Шолтейс, новый директор Мак-Герковского института, и доктор Ангус Дьюер, глава Клиники Дьюера и профессор хирургии в Медицинском колледже Форт-Дирборна.

Историческая речь доктора Холаберда передавалась в эфир для миллиона жадно слушающих ценителей науки.

В этот вечер Берт Тозер из Уитсильвании в Северной Дакоте присутствовал на очередном молитвенном собрании. На улице у входа он оставил свой новый бьюик и со скромным удовлетворением слушал, как злорадствует с кафедры священник:

— Праведные, они же дети света, получат воздаяние и будут шествовать в радости, говорит бог сил; нечестивцы же, дети Ваала, будут в свой час казнены и низвергнуты во мрак и погибель, и на торжищах мирских прейдет память о них.

В этот вечер Макс Готлиб сидел, неподвижный и одинокий, в темной маленькой комнате, высоко над шумным городом. Только в глазах его мерцала жизнь.

В этот вечер горячий бриз лениво веял по увенчанному пальмами горному кряжу, где прах Густава Сонделиуса смешался с пеплом и небольшая выемка в саду указывает могилу Леоры.

В этот вечер, после необычайно веселого обеда с Латамом Айрлендом, Джойс благосклонно сказала:

— Да, если я с ним разведусь, я, может быть, выйду за вас. Я знаю! Он никогда не поймет, какой эгоизм с его стороны считать, что изо всех людей на свете он один неизменно прав!

В этот вечер Мартин Эроусмит и Терри Уикет лежали в неуклюжей лодке, в исключительно неудобной лодке, отплыв далеко от берега.

— Я чувствую, что начинаю теперь работать по-настоящему, — сказал Мартин. — Наш новый фокус с производным хинина может оказаться очень недурным. Покорпим над этим делом два-три года и, возможно, придем к чему-нибудь постоянному… а скорее всего, потерпим опять поражение!

Примечания

Бэббит

Одной из особенностей творческой работы Льюиса было то, что еще до выхода в свет очередного романа он уже входил в тему и образы следующей книги. Критику Карлу ван Дорену в ноябре 1920 года он сообщал: «Я уже думаю о новом романе такого же сорта, как и «Главная улица», но совсем ином по фактуре. На этот раз это будет не история Кэрол, а история Среднего Бизнесмена, Усталого Бизнесмена, не в Гофер-Прери, а в городе в три или четыре сотни тысяч жителей»…Выправляя гранки «Главной улицы», он часто упоминал некоего мистера Дж.-Т. Памфри, обитателя Монарк-Сити. У знакомых он любил проверять, насколько им нравится то или иное имя своего героя; к обряду его «крещения» он относился с большой серьезностью. В итоге Памфри превратился в Бэббита, а его местожительство приобрело несколько ироническое крылатое название — Зенит.

Роман «Бэббит» («Babbitt») стал очередным звеном в создании Америки Синклера Льюиса. В «Главной улице» в поле зрения романиста было провинциальное мещанство, в «Бэббите» — мещанство городское, люди большего социального калибра, принадлежавшие к следующей ступени социальной пирамиды. Сегодня именно к ним обычно относят понятие «истеблишмент». Вместо рядового, массового провинциального поселка Гофер-Прери Льюис переходит к изображению Зенита, «среднего американского города» с населением в 300 тысяч человек.

Писатель был не только дотошен по части социального и общественного статуса своих персонажей, каждый из которых занимал уготованное ему место в структуре американского общества. Поскольку его герой Бэббит торговал недвижимостью, землей и домами, то Льюис специально изучал этот род деятельности, штудировал специальную литературу. Он с профессиональной жадностью вслушивался в разговоры своих героев и, обладая безупречной памятью, мог воспроизводить их с точностью магнитофонной записи. По подлинным «коньком» Льюиса был жанр комического монолога: он мастерски заставлял своих героев самообнажаться, произносить напыщенные тирады, исполненные самомнения, наглых претензий, разного рода шаблонов и «прописных истин». Человек с явной актерской жилкой, он умел и любил перевоплотиться в любого даже второстепенного своего персонажа.

При этом Льюис, бурный и экспансивный, «Меркуцио прерий», как его называли, отличался и какой-то педантичной деловитостью и систематичностью в работе. Он не только заводил биографические картотеки на своих героев, но и чертил чуть ли не инженерную схему дома, в котором жил Бэббит, подробную топографию города Зенита. Он также разрабатывал «сценарный план» произведения, порой на несколько сот страниц, и прослеживал в нем сюжетные линии главных персонажей. Есть писатели, которых как бы увлекают в свой поток события, рожденные их фантазией; они полностью проникаются судьбой своих героев, не зная порой до конца, где и как будет поставлена точка. Манера Льюиса была, пожалуй, несколько иной; создав поначалу план, схему, некий остов книги, он приступал к его неукоснительной реализации.

Писатель закончил сбор материала к лету 1921 года, после чего отправился в Европу. Основная часть романа была написана осенью 1921 — в начале 1922 года неподалеку от Рима. На глазах писателя резко активизировался фашизм; его непосредственные наблюдения не могли не сказаться на общей концепции «Бэббита». Не только «палмеровские» рейды в США и травля «красных», но и «подвиги» итальянских «коричневорубашечников», безусловно, дали писателю материал, когда он описывал погромные дела Лиги Честных Граждан в Зените.

«Бэббит» был завершен к весне 1922 года. В письме издателю Харкорту Льюис выразил убеждение, что это будет «более сатирическое произведение, чем «Главная улица». В его бумагах осталось неопубликованное предисловие к роману, которое говорит о социальной широте его замысла. Это как бы лаконичный социологический этюд на тему бэббитизма. Нельзя не согласиться с Льюисом, когда он пишет о своем герое как о «победителе, диктаторе в области коммерции, образования, труда, искусства, политики, морали и разговоров и бейсбола». И добавляет: «Их тридцать миллионов, их власть не имеет себе равной».

Вспомним, например, о духовной пище Бэббита, о всех этих комиксах в газете «Вечерний адвокат», «рекламопоэмах» Чама Фринка, объявлениях заочных курсов и т. п., формирующих его коренные жизненные понятия. Сегодня эти средства массовой информации, конечно же, приобрели больший размах и интенсивность. Но цели ее остались, в сущности, прежними. Известный социолог Райт Миллс, кстати отметивший роль Льюиса в изображении такой сферы американской жизни, как «офис», контора, в своей книге «Белые воротнички» (1956) пишет: «Коммерческий джаз, сентиментальная опера, чтиво, серийные комиксы, фильмы создают «имиджи», шаблоны поведения, стандарты и идеалы для городских масс. В той или иной мере, но все мы оказываемся незащищенными перед лицом механизированной культуры. Массовые средства информации, в силу своего поточного характера, обладают универсальной сферой воздействия. Они предлагают некий всеобщий образец, дают известную схему для запрограммированных массовых эмоций».

Вспомним и об остроумно показанной Льюисом страсти Бэббита к вещам, о культе всей этой мишуры как следствии бездуховности его существования, о том, что шины, зажигалки, бытовые аксессуары давно стали для героя «символом процветания, заменителями радости, горя и мудрости». Позднее, в 1940 году в предисловии к книге американского социолога и историка материальной культуры Дэвида Кона «Добрые старые дни», содержавшей иллюстрированные описания бесчисленного каталога товаров — от шляп и галстуков до мраморных надгробий, высылаемых по почте известной фирмой Сирс-Робек, Синклер Льюис проницательно заметил, что о нравственности, вкусах и морали его соотечественников целесообразней всего судить отнюдь не на основании официальных речей, произносимых политиками, а анализируя продукцию ширпотреба, покупаемую американцами: «…В этих золотых, стальных, кожаных изделиях выражена наша истинная вера, потому что за них мы заплатили деньги. А они-то и есть подлинные сокровища наших душ».