Евгений Шварц. Хроника жизни - Евгений Биневич

Отношение автора к этой рецензии показывает насколько Шварц был действительно раним, если даже на столь малую несправедливость, так реагировал. Дело-то в том, что народный артист СССР и анонимы, на которых он ссылается, элементарно не поняли смысла происходящего в действия. Но ведь это их проблема, а не автора. Ни «внешних сил», ни какого-либо «рока» там нет. Даже сам Волшебник уже не может вмешаться (изменить что-либо) в происходящем. Медведь сам решает свою судьбу. И побеждает любовь. Человеческая любовь. Это-то и есть — чудо! «Обыкновенное чудо». Оно побеждало всегда, во всех пьесах Шварца, будь то «Голый король», «Тень», «Дракон» или «Обыкновенное чудо». Последняя и была посвящена Екатерине Ивановне, жене, с которой были прожиты многие годы. И наверняка в Хозяине и Хозяйке было что-то от самих Шварцев.

Но насчет третьего действия он задумался всерьез. Пробовал разные варианты финала. Лучший, на его взгляд, вставил в текст пьесы. К тому же в пьесе появился «Пролог», в котором объяснялся смысл «Чуда». То, что автор хотел сделать в программке. Перед началом спектакля, перед занавесам появлялся «человек», который обращался к зрителям:

— «Обыкновенное чудо» — какое странное название! Если чудо — значит, необыкновенное! А если обыкновенное — следовательно, не чудо. Разгадка в том, что у нас речь пойдет о любви. Юноша и девушка влюбляются друг в друга — что обыкновенно. Ссорятся — что тоже не редкость. Едва не умирают от любви. И наконец сила из чувств доходит до такой высоты, что начинает творить настоящие чудеса, — что и удивительно и обыкновенно…

«Дорогие Хеся и Эраст! — писал Евгений Львович в Москву ещё в феврале. — Посылаю новый вариант третьего акта. На этот раз, по-моему, лучший. Всё прояснилось. Медведь совершает подвиги. Король заканчивает роль. Судьба его ясней. И так далее и так далее. Впрочем, решайте сами. Акимов репетирует этот самый вариант. Мое мнение такое: решайте этот вопрос с осторожностью. Страшно трогать спектакль, который уже пошел и живет. Впрочем — решайте сами. Целую Вас. Ваш Е. Шварц».

А Гарин рассказывает 7 марта о первом юбилейном, двадцать пятом, представлении и двадцать шестом, послеюбилейном, спектаклях: «Вчера сыграли двадцать шестой спектакль. Прошел первый юбилей. Два последних спектакля были для нас серьезным испытанием. 26-ой спектакль смотрели слепые, но мало этого, они с 5-ти часов вечера торжествовали по поводу международного женского дня. Потом, когда пошел первый акт «Чуда» — как воды в рот набрали — никакой реакции и только в половине второго акта растопились и принимали горячо.

Мы, актеры, вначале просто растерялись, а вчера, начиная вторую четверть сотни, «Чудо» смотрели райкомовские работники, тоже с чествованием 8-го марта. И хоть их глаза смотрели, но даже реакции слепых мы не дождались. Все актеры мечтают о простом, неорганизованном, не пораженном каким-недугом зрителе. Благо аншлаги не прекращаются.

За это время спектакль смотрели многие выдающиеся зрители и заходили с комплиментами, как то: Завадский, Слободской, Зеленая, <нрзб>, Жаров и др. и менее выдающиеся, но симпатичные и восторженные… Так что пока держимся на уровне.

Желаю Вам здоровья, вдохновенья. Все шлют Вам привет и ждут от Вас ещё уйму произведений…».

А после пятидесятого представления, 17 мая, Шварц поздравлял театр и создателей спектакля:

«Дорогие Хеся и Эраст!

Ужасно жалко, что не могу я приехать двадцатого и объяснить на словах, как я благодарен Вам за хорошее отношение.

Эраст поставил спектакль из пьесы, в которую я сам не верил. То есть не верил, что её можно ставить. Он её, пьесу, добыл. Он начал её репетировать, вопреки мнению начальства театра. После первого просмотра, когда показали в театре художественному совету полтора действия, Вы мне звонили. И постановка была доведена до конца! И потом опять звонили от Вас. Такие вещи не забываются. И вот дожили мы до пятидесятого спектакля. Спасибо Вам, друзья, за все.

Нет человека, который, говоря о спектакле или присылая рецензии и письма (а таких получил я больше, чем когда-нибудь за всю свою жизнь, в том числе и от незнакомых) — не хвалили бы изо всех сил Эраста. Ай да мы — рязанцы! (Моя мать родом оттуда).

Я сделаю все, что можно, чтобы приехать в июне, я бы и двадцатого приехал. Но Катерина Ивановна натерпелась такого страха, когда я болел, что у меня не хватает жестокости с ней спорить. А я, переехав в Комарово, неожиданно почувствовал себя не то, чтобы плохо, а угрожающе. Теперь все это проходит.

В Комедии спектакль идет благополучно. Но я, подумавши, решил написать ещё один третий акт, который привезу…

Привет всей труппе и поздравления, если письмо дойдет до пятидесятого спектакля. Впрочем, двадцатого буду ещё телеграфировать. Целую Вас крепко».

В 1956 Николаю Павловичу Акимову вернули театр Комедии. Театр погибал. Сборов не было, и значит не было денег на зарплату артистам. Чтобы поскорее поправить дела, Акимов решил для начала возобновить «Опасный поворот» Дж. Пристли, спектакль, поставленный Г. М. Козинцевым в 1939 году и пользовавшемся громадным успехом у зрителей. Григория Михайловича не было в Ленинграде. В это время он находился в Крыму, где снимал «Дон Кихота». О возобновлении своего спектакля он узнал от А. Бениаминова, который приехал на съемки. «Акимов не только не счел нужным дождаться моего приезда, чтобы я сам мог этим как-то заняться, — писал Козинцев 15 июля в отчаянии Евгению Львовичу, — но даже не сообщил мне об этом, считая, очевидно, мою постановку бесхозным имуществом. Представляю себе постыдную халтуру, которую выпустят. Посоветуйте, что делать в таких случаях?..» Но у Акимова не было на это времени, нужно было срочно, очень срочно что-то предпринимать. Николай Павлович решил, что это будет возобновление. А для возобновления он выбрал «Опасный поворот», ибо в театре были многие артисты, игравшие в нем, и Г. Флоринский, который ассистировал Козинцеву при постановке. Они вполне могли «вспомнить» спектакль.

26 июля Шварц отвечал ему: «…Наш друг Николай Павлович и мне не сказал ни слова об этом возобновлении. Узнал о нем из афиш. Но! 1. Уварова, женщина крайне строгая и любящая бранить, утверждает, что возобновление сделано почтительно и добротно. 2. Все спектакли прошли с аншлагом. В городе много разговоров, и все поминают Вас добром».

Не посчитала лучшим выбором для возобновления «Опасный поворот» и критик Вера Смирнова. «Уж возобновлять что Ленинградскому театру комедии и самому Акимову, так это «Тень» Шварца, — настаивала она, — одну из лучших (я даже думаю — лучшую) пьесу этого удивительно талантливого и своеобразного драматурга. Перечитывая сейчас эту «сказку для взрослых», я наслаждалась больше всего смелостью и непримиримостью автора в вопросах искусства, в отношении к действительности, к правде и лжи в жизни и в искусстве. (…) Сказка Шварца правдивей многих реалистических пьес, в ней, как в жизни, есть и простые люди и именитые, есть и самоотверженная любовь и выгодные связи, есть борьба на жизнь и смерть и просто запутанная интрига, есть лирика и подлинная человечность, есть и тонкая, острая, как игла, ирония, есть злая пародия… Передать в театре это сочетание лирики и сатиры, самой невероятной фантастики и самых обыденных современных слов и вещей, самых тончайших намеков и самой грубой «материализации» метафор — самых злободневных вопросов, заключенных в наивную и самую старую литературную форму сказки, — задача, по-моему, очень интересная…» (Театр. 1957. № 1).

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});