Одна жизнь — два мира - Нина Алексеева

Во время всей войны и особенно после ее окончания я очень надеялась, что вернувшиеся с фронта, чудом уцелевшие победители смело и решительно потребуют убрать его. И сама я рвалась на фронт с единственной мыслью, что если я жива останусь и вернусь, то до последнего вздоха буду добиваться этого.

Но вместо фронта мы почти в конце войны очутились в Мексике. Это еще один из парадоксов чисто военного времени. И что же мы слышали, будучи в Мексике в посольстве? Что Сталин стал еще злее и что с еще большей жестокостью и злобой отправляет всех вчерашних героев-победителей в лагеря или на тот свет. И многие советские люди, попавшие волей или неволей в Германию и ожидавшие с надеждой и радостью возвращения домой, на родину, вдруг поняв, что они попадут из одного лагеря в другой, стали бежать, прятаться, кончать жизнь самоубийством, только бы не попасть из огня да в полымя сталинских лагерей.

И как раз в это время, когда мы уже очень хорошо знали и представляли, что творится у нас дома, мы получили неожиданный не только для нас, но и для всех окружавших нас служащих посольства вызов вернуться в Москву.

Последние дни работы в школе

На следующий день я, разбитая, пришла в школу. Обычно я успокаивалась на работе, как и сейчас, когда я еще издали увидела пеструю веселую стайку детей, бегавших в саду вокруг школьного дома.

«Нина Ивановна! Нина Ивановна!»… Закричали все хором, увидев меня открывающей тяжелую железную калитку. И меня тесным, плотным кольцом, окружили наши русские ребятишки. Они что-то рассказывали, перебивая друг друга. Капризничала Лия Иванова, отталкивая Славу Васькина, вырывала его руку из моих рук, желая быть ко мне поближе. А Слава все теснее, прижимался ко мне. Так я дошла до ступенек балкона.

— Ну, дети, бегите играть!

Меня встретили несколько матерей, искренне огорченных нашим отъездом.

— Нина Ивановна, такого преподавателя, как вы, у наших детей не будет. Как же они теперь учиться будут? Ведь замены вам не прислали. О чем думает Москва?

Учительница Зоя Алексеевна, остающаяся одна на всю школу, жаловалась:

— Что я без вас буду делать? Как я выполню школьную программу? Математику, физику, химию я не могу преподавать, я только преподаватель русского языка и литературы.

Она говорила искренне. Учебный год только начинался, и я знала, что на знаниях детей это отразится плачевно. Но я также знала, что изменить никто ничего не сможет. Народ мы государственный логике и здравому смыслу, в наших головах не должно быть места, если какие-то безмозглые чиновники уже решили все за нас.

Надо сказать, что занятия в школе в это время шли уже полным ходом, поэтому наш отзыв ошеломил всех. И у всех появилась полная уверенность, что без доноса здесь не обошлось. Один из наших друзей, который по долгу службы должен был знать все про всех, определенно сказал:

— Я знаю кто, да и вы, наверное, догадываетесь, чьих рук это дело.

Я пропадала целый день в школе, стараясь помочь остающейся одной и окончательно растерявшейся учительнице подготовить на несколько месяцев вперед школьные задания по математике, по физике, по химии, по алгебре и даже тригонометрии, так как учеников было не так много, но по возрасту они были с первого по десятый класс. И Зоя Алексеевна говорила, что по всем этим предметам, кроме русского, она чувствует себя «как в дремучем лесу».

Кирилл сдает дела

Посол был искренне потрясен:

— Почему и зачем вас отзывают? Ведь вы так здорово наладили работу, — сокрушался он.

Он даже пытался что-то сделать.

Многие ответственные работники посольства были также немало удивлены:

— Вы, Кирилл Михайлович, были единственным работником Наркомата внешней торговли, сделавшим очень многое за такое короткое время. Мы уверены, что вас вызывают не зря. Вы получите повышение, и вас назначат в другую страну.

Иностранцы же судили по-своему:

— Странные порядки в советском посольстве. Такого популярного работника среди иностранцев, как вы, привыкшего к здешним условиям, освоившего язык, привлекшего симпатии иностранцев к посольству, и вдруг вызывают. Вы уедете, и вся работа заглохнет.

— Что вы говорите? Приедет другой, и все будет по-прежнему, — успокаивал их Кирилл.

— Не скромничайте, нам со стороны виднее. Советское посольство должно гордиться таким работником, как вы.

По существу, все качества, которые иностранцы ставили в заслугу мужу, заставляли Москву отозвать его из Мексики. Популярность — вот что было самым страшным для советского правительства.

Кирилл в это время был занят сдачей и оформлением своих дел, что было очень важно. Муж сдавал дела советнику посольства тов. Малкову, помня предупреждение бывшего первого секретаря посольства Черкасова: «Вы остерегайтесь этого проходимца».

Кирилл настаивал на очень тщательной проверке всех финансовых, денежных и материальных документов. Кирилл также обратился с просьбой к послу создать комиссию по приему его дел, чтобы совершенно никаких подлогов не могло быть после нашего отъезда. Посол просьбу Кирилла поддержал и даже считал, по некоторым соображениям, что это необходимо.

После проверки и утверждения всех документов Кирилл отослал один экземпляр в НКВТ Микояну, второй передал послу и официально заверенные копии оставил себе.

Мучительные раздумья

Мы мучительно решали вопрос: что делать?

Война кончилась. Мы знали, что для таких специалистов, как мы, на нашей родине работы непочатый край, захлебнуться можно, и она нас не пугала, а радовала. Так хотелось, как во время войны, много сделать для своей разрушенной, измученной страны! И тут же возникал вопрос, и мы спрашивали друг друга: а что, если нас, не дав даже ступить на твердую почву, не дав даже повидаться с родными, арестуют?!! Ведь отправляет же он снова в лагеря и на тот свет даже героев, чудом уцелевших и вернувшихся победителями, прямо с фронта.

Ну, сошлют нас, думала я, в лучшем случае куда-либо в Сибирь, Казахстан, на Дальний Восток на предприятия цветной металлургии, как специалистов. Я там уже повсюду побывала и встречала там крупных ссыльных специалистов из «группы Рамзина», с которыми даже подружилась, и меня это не пугало, а вот за Кирилла мне было страшно, я боялась, что он не выдержит. Он был слабее меня, и я также знала, что нас разлучат, а это означало конец нашей семьи. И вряд ли когда-нибудь мы могли бы встретиться вновь. И это было бы в лучшем случае, а ведь могло бы быть и хуже…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});