Довмонт: Неистовый князь. Князь-меч. Князь-щит - Андрей Анатольевич Посняков

Все, как скажете сделаю… даже лучше…

– Цыц, дева! – властно охладил ее тиун. – Реготовские кто есть?

Узники переглянулись.

– Да мы все тут реготовские… Почти, – девчонка запахнула грудь. – Будто не ведаете? Ну? Так ведите уж!

– А их тут не связывали, – Осетров поднял повыше факел. – И что, бежать не пытались?

– Пытались… – негромко отозвались из толпы. – Зденька вон, пыталась… Поймали – избили. Едва жива…

– Ничего, – вдруг улыбнулся старшой. – Вылечим… Ну, пошли, чего встали-то? А ты… как тебя?

– Граня…

– Ты больше, Граня, не заголяйся. Не надо… Кирилл, выводи всех… Как там, снаружи?

– Спокойно все. Чужих нет… Так, девы, выходим… Только – тсс! Тихо всем…

– Куда нас? – угрюмо спросила Граня. – В Сарай или в Кафу?

– В Реготово! – обернувшись, успокоил Кирилл. – А то без вас там сенокосы стоят, что не дело! Кто Господину Пскову будет подати платить? Выходим, выходим…

– В Реготово, говоришь? – подскочила к Осетрову худенькая девчонка с изможденным лицом. – Что же, выходит, домой?

– Домой, домой, экие вы непонятливые! – уже на улице обернулся, повысив голос, старшой. – Язм есьм Степан Иваныч, княжий сыскной тиун, а это все – мои вои! Те шпыни, что вас украли, будут схвачены и наказаны. Вы же – вернетесь домой. Все!

– Так вы не… Родненькие…

Слезы хлынули из девичьих глаз. Сразу две – Гранька и Зденька – бросились Кириллу на шею – целовали, плакали…

– Родненькие… Неужто – домой?

– Ну-ну, не ревите, – Осетров успокаивающе гладил девчонок по плечам. – Не ревите, говорю!

Успокаивал. Однако от поцелуев не уворачивался, хоть дома и жена…

С докладом явились тут же – как и приказывал князь, именно для того тут и поставленный: покой псковских жителей оборонять, жизнь их и все нажитое!

– Ну? – выйдя в горницу, Довмонт запахнул плащ – красивый, темно-голубой, златом расшитый.

– Вот, княже, девы! – поклонившись, указал тиун. – Как ты приказывал – все здесь до одной.

– Реготовские?

– Реготовские.

Князь улыбнулся:

– Ну, будьте здравы!

– Князюшко… Неужто и вправду тако?

С ревом повалившись на пол, девчонки исподволь разглядывали князя… Да щурили глаза – словно сиянье волшебное от того исходило. Весь из себя представительный, красивый, важный. Взгляд добрый, но глаза – жесткие, серо-стальные. Длинные светлые волосы до плеч, холеные усики, небольшая бородка, родинка на левой щеке – красавец! Под плащом – длинная верхняя рубаха немецкого сукна, да нарядный наборный пояс. Довмонт! Тимофей! Князь Псковский, чья слава гремела давно от Немецкого моря, Ливонии и Литвы до Новгорода и куда дальше!

– А ну, встаньте, девы! Да перестаньте наконец реветь. Я понимаю, что от радости… Гинтарс! Дев накормить да в баню… Потом – за стол. Назавтра каждой дать серебрях на дорогу и сопроводить домой, в Реготово. Хотите домой, девчонки?

– Княже…

– Говорю ж, не ревите уже! И не благодарите, не надо. Вас спасать – служба моя такая…

Спасенные не верили своему счастью. Да и вообще, похоже, плохо понимали, что сейчас происходит. Сам князь снизошел до них, никому не надобных смердов! Как такое быть-то может, как? Разве ж только во сне… Он – князь, а они – крестьяне, смерды!

Игорь-Довмонт хорошо понимал те чувства, что охватили сейчас спасенных девушек и парней. Понимал, а потому, чуть повысил голос:

– Помните и знайте, вы – не кто-нибудь, а народ псковский! Я же – псковский князь, я – для вас, вы же – для Господина Пскова! Так есть. Так всем и говорите. Ясно?

– Ясно, княже!

– Ступайте тогда… Утром, коли смогу, попрощаюсь.

Это вовсе не был чистый пиар… хотя и не без этого тоже… Тем не менее все шло от души, Довмонт знал это и знал, за что его в Пскове любят, уважают и чтут. Вот в том числе и за это, сегодняшнее…

– Ну, что там с людокрадами? – отпустив отроков и дев, князь посмотрел на сыскных. Несмотря на поздний час, работа его продолжалась…

– Да вы садитесь уже! В ногах правды нет…

– Всех почти взяли, – послушно усевшись, доложил тиун. – Старшой их, Флегонтий Рыло, ушел.

– Почему?

– На трех насадах пришли людокрады. Четвертый же Флегонтий Рыло нанял тайком.

– А вы прошляпили!

– Прошля…

– О том не прознали!

– Прознали… да уже поздно, – Степан Иваныч угрюмо покивал. – Наша вина… упустили.

– Хорошо, хоть полон не упустили! – язвительно усмехнулся Довмонт. – Что пленные?

– Про четвертую ладью они и сказали. Флегонтий Рыло – хитер. Своим мало что говорил… Одначе…

– Одначе? – князь вскинул глаза и велел слугам принести квасу.

– Одначе есть один человек, – склонив голову набок, тиун хитро прищурился и замолк – верно, задумался, как лучше сказать.

– Ты, Степан Иваныч, глаза-то не щурь – говори, коль уж начал! – подогнал князь.

– Так и говорю… Человеце один… вроде бы как у Флегонтия помощник. Так другие показывают… Поймали. Пока что молчит.

– Молчит?!

– Говорю ж, княже – пока! – сыскной покачал головой. – Не человек, говорят – зверюга еще тот! Самолично девок примучивал.

– Примучивал, говоришь? А ну-ка, давай его сюда! Пущай прямо из поруба и доставят… Гинтарс! Что там наши-то девы, помылись?

Евлампий Чубрак – так звали «зверюгу». Хотя по виду ничего в нем звероватого не было. Ни густых сросшихся бровей, как у какого-нибудь языческого волхва, что, говорят, объявились не так давно в Новгороде, ни крючковатого носа, ни глубоко посаженных глаз, ни длинных, почти до самой земли, ручищ – ничего такого. Мужик, как мужик – обычный. Роста среднего, неприметное лицо, борода черная, не особо густая, разве что в плечах широк да жилист, силен – не отнимешь.

И как привели, вовсе Чубрак не молчал – говорил, правда, все больше не по делу…

– Флегонтий? Не-е, никому он не доверял, и мне – тоже. Потому, верно, и жив до сих пор… Не, не, никаких таких тайн не ведаю. Куда направился? А Бог его знает. Мне он ничего не говорил. А хотел вроде как в Кафу… или в Полоцк. Говорю ж – хитрый. Люди его? Какие такие люди? Может, в деревнях и есть… и во Пскове… Так только людишки те одному Флегонтию ведомы! Что он, дурень, кому-то о них говорить?

Вот так вот всю дорогу… Не знаю, не видел, не ведал…

– Гинтарс! А ну, веди сюда дев…

Девчонки – Граня со Зденькой – вошли, поклонились. Распаренные, щечки красные, рубахи новые, льняные…

Довмонт улыбнулся да кивнул на задержанного:

– Этого знаете ли?

– Этого? – Переглянулись девы. Нехорошо переглянулись, недобро… Хоть и учил Господь врагов своих спасать, да у этих, видать, не отлегло еще. Слишком уж мало прошло времени.

– Вижу – узнали, – недобро прищурился князь. – Побудьте в сенях пока…

Не только на девушек смотрел сейчас Довмонт, но и – больше! – на Чубрака. Видел – испугался тот, испугался не на шутку! Дернулся, как дев увидал, в лавку вжался.

– Наверное, я тебя этим девам отдам, – отхлебнув квасу, Довмонт светски улыбнулся и пригладил бородку. – Коли уж ты с нами толком говорить не хочешь… А они, мнится мне, вопросы к тебе имеют… А?

– По Кузнецкой улице третья от