Благородный дом. Роман о Гонконге. - Джеймс Клавелл

— Ха, этот старый жулик — да я не стану просить у него ни цента его грязных денег! — презрительно фыркнул Ричард Кван. Улыбчивый Цзин отступился от их соглашения и отказался одолжить денег — или открыть кредит. — По этому старому жулику тюрьма плачет! У него тоже сейчас отток вкладчиков, но так ему и надо! Я считаю, что все начали коммунисты, они пытаются нас всех разорить. Банк Китая! Ты слышал об очередях в «Вик» в Сентрал? А в «Блэкс» ещё больше. Банк Восточной Азии и Японии старика Тока Большое Брюхо разорился. Завтра он уже не откроется.

— Господи, ты точно знаешь?

— Он мне звонил сегодня вечером — просил двадцать миллионов. Цзю ни ло мо, тайбань, если нам всем не помогут, обанкротится весь Гонконг. У нас... — Тут в дверях он увидел Венеру Пань под руку с Четырехпалым У, и сердце его замерло.

Сегодня вечером малышка рвала и метала, когда он приехал без обещанного норкового манто. Венера то рыдала, то вопила, ама её причитала. Женщины не приняли объяснений, что подвел меховщик, и этому не видно было конца, пока он не пообещал, что уж до скачек преподнесет обещанный подарок точно.

— Ты поведешь меня к Шитэ?

— Жена передумала. Теперь она идет туда, так что не могу. Но потом мы пойдем...

— Потом у меня уже не будет сил! Сначала ты являешься без подарка, а теперь я не могу пойти на банкет! Где аквамариновая подвеска, что ты обещал мне в прошлом месяце? Куда делась моя норка? Могу поспорить, она на плечах у твоей жены! Айийя, моя парикмахерша дружит с её парикмахершей, и я скоро узнаю, так ли это. Ох, горе, горе, горе, на самом деле ты больше не любишь свою Дочку. Мне придется убить себя или принять приглашение Четырехпалого У.

— Што?

Ричард Кван вспомнил, как его чуть удар не хватил, какими он разражался тирадами, как бесновался и кричал, что заплатил за её квартиру целое состояние, что на её туалеты тратит тысячи долларов в неделю, и как она... О, чего она только не наговорила, как буйствовала и вопила в ответ!

— А как насчет изъятия вкладов из банка? Ты платежеспособен? А мои сбережения? С ними все порядке, хейя?

— Айийя, жалкая ты шлюха, какие сбережения? Сбережения, что я вкладываю туда за тебя? Ха! Конечно, с ними все в порядке. Они сохраннее, чем в Банке Англии!

— Горе, горе, горе, у меня теперь ни единого пенни. Твоя бедная нищая Дочка! Мне придется торговать собой или совершить самоубийство. Да, именно так! Отравлюсь — вот что я сделаю! Думаю, я приму смертельную дозу... аспирина. А Пу, неси аспирин!

Он стал просить и умолять, и в конце концов она смилостивилась, позволив ему спрятать аспирин. Кван пообещал примчаться на квартиру сразу после банкета, а теперь у него чуть глаза не вылезали из орбит, потому что в дверях стояла Венера Пань под руку с Четырехпалым У. Оба выглядели великолепно: он — раздувшийся от гордости, она — притворно-скромная и невинная, в платье, за которое Кван только что заплатил.

— Что случилось, Ричард? — удивился Данросс.

Ричард Кван пытался что-то сказать, но не смог, а лишь направился нетвердой походкой к жене, которая оторвала злобный взгляд от Венеры Пань и обратила его на супруга.

— Привет, дорогая, — пролепетал Кван, не чуя под собой ног.

— Привет, дорогой, — мило отвечала Май-лин. — Кто эта шлюха?

— Которая?

— Вон та.

— А разве это не... Как бишь её?.. Звезда ТВ?

— А разве это не Пань Слабая на Передок, звезда ВБ — венерических болезней?

Он сделал вид, что смеется вместе с женой, а на самом деле ему хотелось рвать на себе волосы. Тот факт, что его нынешняя любовница пришла с кем-то другим, будет отмечен в Гонконге всеми. Все сочтут это верным признаком того, что «Хо-Пак» идет ко дну. Что ж, скажут люди, она поступила мудро, оставив тонущую джонку ради безопасного убежища. А хуже всего то, что Венера Пань пришла с его дядей, Четырехпалым У. Это сигнал: все богатство У изъято из «Хо-Пак», и, скорее всего, Ландо Мата и золотой синдикат последовали примеру Четырехпалого. Все цивилизованные люди, от которых что-то зависит, уверены: теперь, когда умер Контрабандист Mo, главным по контрабанде стал У. Горе, горе, горе! Беда никогда не приходит одна.

— А? — устало переспросил он. — Что ты сказала?

— Я спросила, выйдет ли Тайбань от нашего имени на «Викторию»?

Он перешел на кантонский, потому что рядом были европейцы:

— К сожалению, этот сын шлюхи сам влип. Нет, он нам не поможет. Мы в большой беде, хоть и не виноваты. День был ужасный, если не считать одного: у нас сегодня хорошая прибыль. Я продал все акции Благородного Дома.

— Замечательно. По какой цене?

— Мы заработали по два доллара семьдесят центов на каждой акции. Прибыль уже переведена в золото, в Цюрихе. Я кладу её на наш общий счет, — осторожно добавил он, кривя душой. Все это время он старался придумать, как выставить жену из зала, чтобы подойти к Четырехпалому У и Венере Пань и сделать вид, будто ничего страшного не случилось.

— Хорошо. Очень хорошо. Это лучше. — Май-лин играла с огромной аквамариновой подвеской. Мошонка Ричарда Квана вдруг похолодела. Подвеска была та самая, что он обещал Венере Пань. О горе, горе, горе...

— Ты как себя чувствуешь? — спросила Май-лин.

— Я... э-э... я, должно быть, съел несвежую рыбу. Думаю, мне нужно в туалет.

— Тогда лучше иди сейчас. Похоже, скоро уже будем садиться за стол. У Шити всегда все так поздно! — Она заметила, что муж нервно косится на Венеру Пань и Дядюшку У, и её взгляд снова стал злобным. — Эта шлюха на самом деле весьма обворожительна. Я послежу за ней, пока ты ходишь.

— А почему бы нам не пойти вместе?

Он взял жену за руку и повел вниз по лестнице к двери, которая вела к туалетам, то и дело здороваясь с приятелями и стараясь излучать уверенность. Запустив Май-лин в туалет, он устремился назад и подошел к Зеппелину Дуну, который крутился возле У. Поболтал с ним немного, потом сделал вид, что только теперь заметил Четырехпалого.

— О, привет, Досточтимый Дядюшка! — широко улыбаясь, пропел Кван. — Спасибо, что привел её сюда. Привет, малышка масляный роток.

— Что? — подозрительно глянул на него старик. — Я привел её для себя, а не для тебя.

— Да, и не называй меня «масляный роток», — прошипела Венера Пань, нарочно взяв старика за руку, отчего Ричард Кван чуть не изошел кровью. — Я сегодня вечером поговорила с моей парикмахершей! Моя норка на плечах у твоей ведьмы! И не моя ли это аквамариновая подвеска сейчас на ней? Подумать только, я сегодня чуть не покончила с собой, потому что думала, будто не угодила своему Досточтимому Батюшке... А это все была ложь, ложь и ложь. Ох, мне снова хочется покончить с собой.