Сказки о сотворении мира - Ирина Ванка

Убитый Сева Елизаров, человек без определенного занятия, образования, проживания и семейного положения; свободный художник, имевший в определенных кругах репутацию бузатера и тусовщика; личность творчески неординарная и мало уравновешенная; имел доходы от случайных заказов в основном на модные аксессуары современного интерьера. Проще говоря, доходов как таковых не имел вообще, жил на обеспечении родителей, работающих в Швейцарии. По сведениям опрошенных друзей и приятелей, младший Елизаров тоже планировал перебраться в Европу и взяться за ум… Данное обстоятельство насторожило капитана Карася.

— В какую страну он собирался въехать? — спросил Карась следователя, но ясного ответа не получил. — Мне нужен полный отчет о планах на будущее покойного Елизарова. Подробный, емкий, исчерпывающий.

Следователь опешил, но капитан Карась достал удостоверение. Удивление сотрудника прокуратуры не прошло, напротив, многократно усилилось.

— Понял, господин капитан. Я подготовлю для вас копии документов. А… если будут особые указания…

— Собирайте информацию, работайте, не обращайте на меня внимания. Когда у меня возникнут вопросы, я их задам.

Из прокуратуры капитан Карась в сопровождении оперативного сотрудника проследовал на место происшествия и еще раз внимательно осмотрел квартиру. Он сверил часы, убедился, что невидимый луч поник в квартиру пенсионерки именно в это время, измерил уровень освещенности в квартире потерпевшего Елизарова и понял, почему его собственные эксперименты с лучом не принесли результата. В инструментах художника капитан отыскал стеклорез и вырезал кружок стекла из окна лоджии.

— Видите разницу в освещении? — обратился он к сотруднику прокуратуры, указывая на прореху.

— Не вижу.

— И я не вижу.

— Возможно, стекло все-таки тонировано, — предположил сотрудник и пригляделся. — Кто знает эти импортные стекла? Что на них напыляют?

— Правильно, — согласился Карась, завернул отрезанный кусок в пакет и положил в портфель. — Займитесь этим вопросом. Выясните, что именно фирма-производитель напыляет на поверхность стекла и как оно меняет освещенность внутри помещения.

— Хотите подробный анализ спектра? — уточнил сотрудник.

— Хочу, — ответил Карась и покинул место происшествия.

В тот день капитана Карася никто на работе не видел. Не видели его ни дома, ни на даче, ни в гараже. Капитан исчез, и только редкие телефонные звонки в прокуратуру напоминали о том, что дело об убийстве Елизарова на особом контроле.

— Вас арестуют, милостивые господа, и правильно сделают, — пришел к выводу Илья Ильич. — Рано или поздно — обязательно арестуют. Вляпались вы в историю, так уж вляпались. Не сегодня — завтра за вами придут… Не в Москве, так в Париже. Вы, милостивые господа, нарушили законы серьезнее тех, что прописаны уголовным кодексом. Ничего удивительного в том, что за вами идет охота. Вам повезло, если охотники работают на человеческие спецслужбы. На вашем месте я опасался бы совсем иных структур.

— Именно по этому поводу мы вынуждены обратиться к вам, Илья Ильич, — признался Боровский.

— Вам нужен не я, а серьезный покровитель.

— Именно так.

— Вам нужен тот, кто по-настоящему заинтересован в ваших проектах. Среди людей вы такую персону едва ли найдете.

— Абсолютно с вами согласен, Илья Ильич.

— А что ж этот пропащий камень… — спохватился Лепешевский. — Повторить невозможно?

— Возможно, — ответили в один голос оба физика.

— Но сложно, — добавил тот, что постарше.

— И как вам в голову пришло торговать на Западе такими идеями. Все равно, что копать картошку на минном поле. Лучше б вы, милостивые господа, придумали способ ограбить банк.

— Мы не воры, — ответил Оскар. — Банк ограбить — элементарно. Дело же совсем не в деньгах. Дело в том, что человечество могло бы жить лучше, а мы могли бы работать легально.

— Илья Ильич, вы были знакомы с сыном Валентина Сотника? — спросил Боровский.

— У Сотника детей не было, — ответил Ильич. — Иначе бы непременно…

— Да, правильно. Сын появился после того, как Сотник исчез. Вы не могли его знать. Тем более незаконный ребенок. Его назвали Георгием. Зубов Георгий Валентинович. Приблизительно ваш ровесник, я думал, может быть…

— Ты не понял меня, Натан, — вздохнул Ильич. — У Вали Сотника не могло быть детей. Если б не это печальное обстоятельство, он женился бы на твоей бабке и был бы ты Сотником, а не Боровским. Уж как они любили друг друга — словами не передать. А Зубовых я знаю до сих пор. Не было в их роду младенца Георгия. Ни живого, ни покойного. Это известный дворянский род. Там ничего не скроется.

— Значит, зря мы вас побеспокоили, Илья Ильич, — огорчился Боровский.

— Вы ищете Георгия, который был представлен вам моим знакомцем?

— Камень идет к нему. Он — конечная точка опасного маршрута. И вы могли его знать. По крайней мере, по моим скромным расчетам.

— Разве камень идет не к Греалю?

— Георгий — хранитель Греаля.

— Милостивые господа, это полнейшая чушь, — возмутился старик. — Существо, рожденное от людей, не может быть хранителем Греаля. Вас ввели в заблуждение и неоднократно.

— Не уверен.

— Натан! — всплеснул руками Ильич. — Не ты ли мне только что излагал про излучение человеческой ауры и его влияние на активность кристалла. В руках человека Греаль работать не может. Аура не та.

— Не та?

— Не та. А что это за аура должна быть? Каковы ее физические характеристики и зоны влияния — это тебе, как физику, виднее. Я же, как историк, заявляю тебе совершенно ответственно, что человек, представившийся тебе сыном Сотника, либо не человек, либо не является хранителем Греаля. Мой покойный батюшка в дневниках своих, обращаясь к потомкам, предостерегал иметь дело с существами, имеющими неясную родословную. Предостерегал на собственном трагическом примере. Теперь моя очередь предостеречь вас. С тех пор, как я, будучи гимназистом, впервые прочел дневник, моя гомофобия год от года сильнее. Я всегда предпочитал иметь дело с людьми, чьих предков знаю до седьмого колена. А теперь, после того, как пропала наша девочка, вообще из дома не выхожу. И тебя бы на порог не пустил, если бы не знал твоего отца и бабку. Мирочка моя, покойница, расплатилась за все проклятья. Может быть, я был не прав, когда сжег дневник. Может быть, я — старый осел, сто лет учился и размышлял о жизни, чтобы в ответственный момент не совершить поступок, ради которого явился на свет. Если б я вовремя подумал об этом…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});