Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник) - Андрей Константинов

– Да, Андрей, слушаю тебя.

– Олька, мы не могли бы с тобой повидаться?

– Когда?

– Прямо сейчас. Я могу подъехать, куда скажешь.

– Что-то случилось?

– Ничего военно-морского. Просто хочу тебя увидеть.

– Извини, Андрюш, я никак не смогу. У меня сегодня у Дениса день варенья. И еще Володя в гостях. Неудобно.

– А Володя – это кто?

– Отец Дениски.

– А, понятно. Так у вас там что-то типа семейного вечера воспоминаний?

– Вроде того.

– Ну, в таком разе: извини за беспокойство.

– Андрей! С тобой действительно все в порядке? – встревожилась Прилепина.

– О, да! У меня всё просто «по пять»! До завтра, Олька.

– До завтра.

Ольга сбросила звонок. Какое-то время она сидела, прислушиваясь к своим ощущениям, и размышляла над тем, что же там, у Андрея, могло случиться. В том, что «случилось нехорошее», она, зная характер и интонации Мешка, почти не сомневалась.

В состоянии глубокой задумчивости Прилепина возвратилась к своим, и Денис первым делом спросил настороженно:

– Что, опять срочно вызывают на работу?

– А вот и не угадал.

– Не угадал! Не угадал! Ха-ха-ха! Проиграл! – радостно запрыгал вокруг отца сын.

– Кто проиграл? Во что проиграл? – не поняла Ольга.

– Это мы с ним поспорили. Папа сказал, что тебя сейчас вызовут на работу, ты быстренько соберешься и уедешь. А я ему говорю – ни фига!

– Ф-фу, Денис! – бабушка укоризненно посмотрела на внука. – Что за жаргон?

– Короче, мы с ним поспорили, и он проиграл.

– На что спорили-то?

– На поцелуй. Если папа проиграет, он должен тебя поцеловать.

Володя вытер жирные губы салфеткой, весело поднялся со словами:

– Ничего не поделаешь! Дело чести, сама понимаешь!

Он хитро подмигнул Денису, подошел к Ольге и под радостные детские возгласы по-хозяйски обнял де-юре супругу и поцеловал.

Странное дело, но ей даже понравилось…

Санкт-Петербург,

15 сентября 2009 года,

вторник, 00:17 мск

Придав физиономии выражение какой-никакой осмысленности, Андрей зафиксировал тело в положении «вытянуться во фрунт» и осторожно позвонился в дверь. Ждать реакции пришлось около минуты: наконец щелкнули замки, и на пороге возник заспанный Золотов – в майке, застиранных трениках и шлепанцах на босу ногу.

– Здравия желаю, господин подполковник!

– Оп-па! Явление Христа народу. Привет-привет, давно не виделись, – Василий Александрович профессионально принюхался. – Ба, «Устин Аимыч, ты где так нализался»?

– В машине.

– Ты что, в таком виде машину вел? – нахмурился Золотов.

– Нет. Я сначала к вам во двор приехал, а потом уже…

– Понятно. А чего сразу не поднялся?

– Размышлял…

– Хорошее дело. Богоугодное.

– Василь Саныч, супруга дома? – понизив голос до шепота, спросил Андрей.

– На дачу уехала, к сестре.

– Уф-ф, хоть где-то повезло. Пустишь переночевать?

– Ты что, с Леркой поссорился? Или просто боишься в таком виде дома показываться?

– Всё хуже, господин подполковник. Всё гораздо хужее…

– Ну заходи, коли так…

* * *

В 01:15 в полумраке Ольгиной спальни маленьким фонариком зажегся дисплейчик поставленного на беззвучный виброзвонок мобильного телефона.

Зажегся синим, высветив короткое имя «Андрей».

Фонарик подрагивал около минуты, но так и не разбудил ни его хозяйку, ни человека, в объятиях которого та сейчас спала.

В конечном итоге сей «Flash in the night» так и оказался невостребованным.

И мобильник, так ни до кого и не докричавшиийся, погасил свой экранчик.

As a break of dawn came closerAII my hopes seemed so forlorn…[48]

Впрочем, до рассвета было еще пить и пить…

Глава шестая

Полярные зори здесь тихие

Санкт-Петербург,

15 сентября 2009 года,

вторник, 10:46 мск

В курилку со страдальческим выражением лица заглянул Коля Лоскутков и обратился к гоняющим чаи Холину с Джамаловым с престраннейшей просьбой:

– Мужики, сигареткой не угостите?

– Ты же у нас некурящий? – удивился Григорий.

– Да вот, чего-то вдруг захотелось.

– Ну, тады держи.

– Гришк, ты чего это ребенка к дурному приучаешь?

– Какой же он ребенок? У него вон ножища явно сорок третьего размера. Соответственно, и член восемнадцать сантиметров, не меньше.

– А ты что, измерял? – хохотнул Джамалов.

– Дурень! Газеты читать надо. Вон, на столе «Комсомолка» позавчерашняя. Посмотри там, на восьмой странице, в разделе «Вырежи и сохрани». Памятка: «размер мужского члена в зависимости от длины ступни».

– Правда, что ли? – недоверчиво покосился на коллегу Ильдар. Но газету взял, отыскал нужную страницу и принялся ржать в полный голос: – Вот идиоты!

– А ты говоришь павлины. Акулы пера, мать их! Кольк, ты чего такой смурной?

– На меня сейчас Андрей Иванович наорал, – с обидой наябедничал Лоскутков. – Я к нему с результатами личного сыска пришел. А он, вместо того чтобы выслушать до конца, обматерил и сказал, чтобы я больше не грузил его всякой хренью. Еще и книжкой со стола в меня запустил.

– А что за книжка? – зачем-то уточнил Джамалов.

– Не знаю. «Уголовно-процессуальный кодекс», кажется.

– Не читал.

– Сам виноват, – вынес авторитетное заключение Холин. – Сегодня у их благородия налицо все признаки абсистентного синдрома, а ты…

– Какие признаки?

– Похмелье у Мешка, – перевел Ильдар.

– Во-во. А ты к нему с разными глупостями суешься. Причем сам. Начальство не беспокоит – и слава богу, сиди на жопе ровно. Так нет, обязательно нужно на рожон лезть… Да, кстати, какой такой личный сыск?..

…Плохо это. Очень плохо приходить с утра на работу с дичайшего бодуна. Уж так сейчас Андрея и колбасило, и плющило, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Ни минералка, ни кефир не помогали. Наученный горьким ночным опытом организм теперь категорически противился впускать в себя любую жидкость как таковую. В противном случае угрожая принять соответствующие рвотные меры.

Башка раскалывалась, в висках усердно долбились мастеровые с отбойными молоточками. Врезались глубоко, на полный штык. А тут еще Холин нависал над столом и орал как блажной. А Холин – это вам не Лоскутков, в него книжечкой не запустишь. Этот в ответ запросто может и в кису слегонца засыпать. Хара́ктерный товарищ!

– …Всё сказал? – с надеждой вопросил Андрей.

– Я еще только начал.

– Гриша, я устал!

– Вот тогда отдохни, соберись с мыслями, а я пока еще скажу… Ты чего здесь орешь? Чего распаляешься? Всё? Окончательно себя начальником возомнил? Бей своих, чтоб чужие боялись? Так? Ты сам себя сегодня в зеркало видел? Рожу свою синюшную видел?.. От твоего выхлопа, вон, все стекла в конторе запотели… К тебе парень с утра с серьезнейшей темой явился. А ты что? Молчишь?.. Ты его послал куда подальше! Еще и книжкой в него запустил. И какой книжкой! Уголовно-процессуальным кодексом!

– Гришка, у тебя цитрамона случайно нет? – простонал Мешок.

– Цитрамона нет. Но есть коньяк и лимон. Коньяк хороший, лимон засохший.

– Умоляю, не произноси больше вслух этого слова! А то я блевану.

– А тебе только на пользу, – хмыкнул Григорий. – Ладно, угоревшим в лесу суицидником я сам займусь. Только позжее. Сейчас снова звонили по поводу Неждановой: надо ехать оформлять бумаги, а завтра, соответственно, бабу эту от них забирать.

– Гришка, съездишь, а?

– А куда деваться? – проворчал Холин. – бумаги-то я подпишу. Но куда мы эту ведьму селить будем? Это тебе не Иван Демидыч, упокой душу его!

– Гришка, будь другом, ну не грузи ты меня сейчас, а?! – взмолился Андрей. – Я… Я подумаю. А сейчас оставь меня, пожалуйста, в покое.

– Хорошо. Оставляю. Вот только самое последнее.

– Что там еще?

– Я по поводу Северовой.

– О, боги! – жалобно охнул Мешечко. – Всё, хорош уже! И так все понятно. О решенном говорить – только путать.

– А вот мне непонятно! Ты решил начать охоту на ведьм. Допустим, в конце концов, как начальник имеешь полное право. Возможно, я чего-то не знаю и ты действительно имеешь к тому основания… Но! – Холин сердито посмотрел на друга. – У меня тоже есть что сказать! За Наташу!

Вот не зря в народе говорят: помянешь черта, он и объявится. Не успел Андрей ответить, как дверь распахнулась и в кабинет вплыла Северова собственной персоной и с пузатым «рив-гошевским» пакетом.

– Гриша, выйди, пожалуйста. Нам с Андреем Ивановичем нужно поговорить, – безапелляционно заявила она, беря стул и присаживаясь напротив Мешка.

– Вообще-то, в этом кабинете пока еще я начальник, – страдальчески напомнил он.