Живописец смерти (СИ) - Лукарелли Карло

Не смогут никогда плакать…

Прыжок в волчок, потом обычный балетный прыжок, Сара балансирует на краю катка и снова скользит к центру, поднимая левую ногу и подпрыгивая на правой…

Начинается третий куплет, и партия трубы подчеркивает напряженный голос Пиаф:

И те, у кого нет слез,

Никогда не смогут любить…

Я наблюдаю за Сарой и гадаю, сможет ли она когда-нибудь понять, что случилось, и почему, и чего стоило принять это решение. Именно поэтому мы так и поступили. Именно поэтому мы всегда так поступали.

Позже, примерно час спустя, я сижу в закусочной на углу улицы Франклин на северо-западе Вашингтона и пью кофе. Впервые за много лет очень хочется сигарету. Я чувствую, что скоро это закончится, и в который раз пытаюсь убедить себя, что все, что я сделал, было ради правого дела. Я знаю, что это ложь, но это ложь, в которую я должен постараться поверить. Если не ради себя, то ради Маргарет Мозли, Энн Райнер и Барбары Ли. Я должен верить в это и ради Кэтрин тоже, и, наконец, ради Сары.

Я думаю о годах, проведенных там с Кэтрин. Я думаю об уроках, которые нам преподали и которые преподать забыли. Я помню горячку, безумие, чувство отчужденности, осознание того, что мы явно были чужаками, нежелательным элементом, презренными. То, что мы там делали, никогда не попадет в газеты. То, что мы видели, никогда не будут обговаривать на собраниях и в комитетах конгресса, это никогда не станет темой обсуждения Ассамблеи ООН. То, что мы делали, было преступлением против человечества во имя… Во имя чего? Возможно, я забыл. Возможно, это нам никогда толком не объясняли. Нас тренировали, и мы делали то, чему нас научили, и вещи, которым я научился в Лэнгли, сохранили мне жизнь.

Я подумаю об этом в другой раз. Не сейчас. Сейчас я буду сидеть и пить кофе. Я закрою глаза и воскрешу в памяти лицо Сары, как она поворачивается и виртуозно скользит по льду. Я снова услышу голос Пиаф, переполненный чувствами, и мысленно прочту молитву за Кэтрин Шеридан, и еще раз выражу надежду, что мы были правы.

Завтра среда, среда и пятнадцатое число. Со времени смерти Кэтрин исполнится четыре дня. С тех пор как мы последний раз общались, кажется, прошла вечность. Жизнь потрепала нас крепко, и если бы я смог прожить ее снова, я бы прожил ее иначе. Начиная со смерти матери и того, что совершил отец. Ведь это преследовало меня всю жизнь.

Случилось еще кое-что. За два дня до смерти Кэтрин.

Маркус Вольф, одна из наиболее легендарных фигур времен холодной войны, умер во сне. Ему было восемьдесят три. Русские называли его Мишей, Полом Ньюманом шпионажа. Он управлял одной из самых успешных шпионских сетей, которые знал мир. Во время его службы в Штази[110] под его началом было более четырех тысяч агентов, разбросанных вдоль всего железного занавеса. В Штази занимались тем же, что и в КГБ. Они занимались тем, что идеально успели отточить их нацистские предшественники. Они использовали дары И. Г. Фарбен[111] и Эли Лилли в своих экспериментах, и когда холодная война подошла к концу, когда стена наконец рухнула, лучшие из них пришли сюда. Прямо в самое сердце разведки Соединенных Штатов. Я видел некоторых из них. Мутные, злобные ублюдки. Теперь они работают на нас. Рассказывают нам, как завоевать сердца и умы народов, к которым мы вторгаемся. И если у нас не получается завоевать их умы и сердца, они подсказывают, как покорить их.

Я знаю все это, потому что был его частью. Я стал тем, чем так старательно пытался не стать.

Священным монстром.

Глава 19

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Где-то после восьми часов Миллер стоял перед своим рабочим столом. Рос сидел справа, а Ласситер слева, спиной к стене. Ласситер ушел с совещания, как только Миллер позвонил ему. Он задал им очень много вопросов. Что они видели? Было ли у них подозрение, что за ними следят или наблюдают? Говорила ли Наташа Джойс что-нибудь, что указывало бы на то, что она опасается за свою жизнь?

Миллер отвечал как мог.

— У меня нет людей для этого, — сказал Ласситер. — Кого я должен поставить на это дело, черт побери? Скажи мне хоть это, ради всего святого!

Они начали с самого начала. Ласситер был обеспокоен тем, что в дело вмешаются газетчики. Детективы посещают потенциального свидетеля. Свидетеля убивает человек, которого ищут детективы. Возможно. Но в газетах напишут так, как им вздумается. Как было в случае с Миллером и Хэммингз. Коррупция в полиции, все друг друга прикрывают.

На столе были разложены фотографии из дома Шеридан. Лицо незнакомца, которого подозревают в ужасных преступлениях, хотя он может быть абсолютно невиновен.

— Итак, когда были сделаны эти снимки? — спросил Ласситер.

— За пять-десять лет до того, как он ездил к Дэррилу Кингу с Шеридан, — сказал Рос. — Где-то в девяностом году.

Ласситер приподнялся со стула, чтобы внимательно посмотреть на каждую фотографию. Он рассмотрел каждую по два раза.

— Вообще ничего, — сказал он. — Ни одного намека на то, где были сделаны снимки. Словно они специально сделаны так, чтобы не было никаких указаний ни на место, ни на время их создания.

— Мне в голову пришла та же мысль, — сказал Миллер.

Ласситер снова уселся на стул.

— Как скоро придет фотограф?

Рос посмотрел на часы.

— С минуты на минуту должен быть.

Ласситер наклонился вперед, уперев локти в колени и сложив руки перед собой, словно собирался произнести молитву.

— Вы даже не представляете, какой шум теперь поднимется, — тихо проговорил он. — Пять мертвых женщин. Выборы мэра в феврале… — Он резко повернулся на звук за дверью. — Входите!

Дверь распахнулась, и в комнату вошел мужчина. Среднего возраста, с сединой и в очках. Сразу определив, что Ласситер здесь главный, он протянул руку и представился Полом Ирвингом. Ласситер указал на снимки на столе.

— Вы можете скопировать изображение и смоделировать, каким он был в десять, пятнадцать, двадцать лет?

Ирвинг кивнул.

— Конечно. Я могу сделать с фотографией что угодно. — Он взял снимок, на котором были запечатлены Кэтрин Шеридан и незнакомец, и показал им. — Вот этот парень, к примеру… Я могу вырезать его лицо и вставить ваше так, что вы ничего не заметите.

— Мне просто нужно увидеть, как он выглядит в разном возрасте, — сказал Ласситер. — Эта фотография, по всей видимости, сделана на Рождество восемьдесят второго года. Используйте ее в качестве отправной точки. Мне он нужен постаревшим, с седыми волосами, а также с усами, окладистой бородой и обычной маленькой бородкой. Мне нужно восемь-десять вариантов того, как он может выглядеть сейчас. И нужны они мне в течение пары часов. Сможете сделать?

Ирвинг кивнул и принялся собирать фотографии.

— Конечно, могу. Муниципалитет оплатит мой счет, верно?

— Оплатит, — подтвердил Ласситер.

— Это Ленточный Убийца? — спросил Ирвинг.

Ласситер покачал головой.

— С чего вы взяли?

— Второй участок, срочный вызов, никаких вопросов о стоимости услуг. Я, может быть, не детектив, но и не глупец.

— Нам надо, чтобы вы помалкивали, — сказал Ласситер. — Мне сказали, что вы лучший в своем деле. Я думаю, что подобная репутация базируется не только на ваших технических навыках, но также на благоразумии и умении хранить секреты клиентов.

Ирвинг широко улыбнулся.

— Я действительно профессионал, а что касается конфиденциальности, то вам не о чем тревожиться.

Ласситер кивнул.

— Хорошо, отправляйтесь. Вы сможете вернуться к десяти?

— Конечно. Если получится, то и раньше, — ответил Ирвинг.