Страшные истории. Городские и деревенские (сборник) - Марьяна Романова

— Ну что за бред, — вздохнул Парфенов-муж, который злился на нее за то, что сначала не позволила вынести на помойку рухлядь и заменить ее на веселый пластик ИКЕИ, а потом сама же и жалуется. — Во-первых, и подушка, и наволочка — наши. Во-вторых, откуда ты вообще знаешь, как пахнут ее волосы? Я, например, уже даже забыл ее лицо.

Парфенов-муж соврал. На самом деле, он помнил странное старушкино лицо во всех подробностях — накануне она ему приснилась.

Жуткий был сон — будто бы проснулся Парфенов от невыносимой жажды, в глотке пересохло, рот суше пустыни и язык как наждак. Хотел встать с кровати и пойти в кухню за минералкой, но ничего не получилось — ни ногой, ни рукой пошевелить не смог, точно его парализовало. И дышать было тяжело, словно на груди кто-то сидел, душил.

Парфенов молча лежал, уставившись на очертания старинной люстры, и думал — должно быть, инсульт, какой ужас, мне всего сорок два. И только когда вдруг увидел над собой склонившуюся старуху, понял — это же сон. И сразу стало легче.

Парфенов был не из робкого десятка. С юности увлекался водным туризмом, проходил пороги пятой категории сложности, покорил белые воды Кавказа и Алтая и призраков не боялся. Люди-то страшнее, так всегда казалось Парфенову. Но склонившаяся над ним старуха человеком не была — эта мысль пришла ему в голову внезапно и совсем не вязалась с его представлениями о мире. Ему вдруг стало страшно как никогда в жизни. Как будто кто-то скрутил кишки ледяной пятерней.

Нет, старуха не выглядела как монстр из фильма ужасов — ни белых глаз у нее не было, ни запекшейся крови в волосах. И клейкая слюна не свисала мутноватой струйкой из уголка ее серой скукоженной губы. Но все-таки Парфенов смотрел на нее и сразу понимал — нежить. Наверное, дело во взгляде — он был пустым, как у мертвой рыбины. И зрачки узкие и неподвижные, несмотря на полумрак.

Он лежал ни жив ни мертв от страха, старуха же просто стояла над ним, будто бы рассматривала. А потом вдруг резко зазвонил будильник, Парфенова подбросило на кровати, он энергично потер кулаками глаза и выяснил, что никакого полумрака и тем более мертвой старухи вокруг нет, уже давно утро, из кухни пахнет блинами, жена напевает какую-то попсу.

Сердце его колотилось, он залпом выпил три стакана воды, поел блинов и успокоился. К полудню наваждение развеялось.

— Все это глупости, — сказал Парфенов жене. — Если хочешь, переедем в отель на пару недель. Наймем бригаду рабочих, и они тут все поменяют. Квартира будет как новенькая.

— Не знаю… — вздохнула та. — Жалко как-то… Я уже привыкла… Сундук… И пианино.

— Тогда прекрати надо мной издеваться, мне вставать в семь! — рявкнул Парфенов, отворачиваясь к стене.

Парфеновой же не спалось. В ее ушах звучала не существовавшая в реальности музыка, тихая и прекрасная. Как будто кто-то играл на пианино. Она энергично потерла ладонями уши, потом села на кровати, потом встала и подошла к окну, посмотрела вниз, на пустой и темный двор. Музыка никуда не делась, продолжала звучать в ее голове.

«Не буду читать на ночь, мозг не успевает переключиться на сон и выкидывает коленца», — решила она.

Почему-то ей захотелось пойти в другую комнату и посмотреть на пианино. Из коридора веяло холодом, наверное, Парфенов-муж опять забыл закрыть балконную дверь. Парфенова шла на цыпочках, затаив дыхание, словно боялась — то ли кому-то помешать, то ли обозначить свое присутствие. Она чувствовала себя одновременно героиней фильма ужасов и впечатлительной идиоткой.

Парфенов-муж видел приятный сон, что-то о пляже, теплом море и белых кораблях, когда вдруг истошный животный крик ворвался в его голову, как скифский завоеватель. Парфенов подпрыгнул в кровати и чуть собственное сердце от страха не вытошнил. Жены рядом не было. Он вскочил, бросился в гостиную. Парфенова сидела на полу, лицо ее было бледным, а губы дрожали.

— Какого хрена… — начал было он, но жена трясущейся рукой показала на старое пианино.

— Под ним кровь, кровь! Я на ней поскользнулась… Целая лужа крови, огромная лужа… У меня все тапочки в крови.

В тот момент она выглядела умалишенной. Парфенов включил свет. Разумеется, никакой крови на полу не было. Он подошел к жене и отвесил ей хлесткую пощечину — где-то читал, что так надо успокаивать истериков. Та замолчала и перестала трястись. Посмотрела на него пустым взглядом и тихо сказала:

— Я знаю, ты думаешь, что я сошла с ума… Но она была. Клянусь тебе, была кровь.

— Тебе просто приснилось… Идем в постель.

Парфенову было так трудно на нее не злиться, но он справился. Даже изобразил участие. Приобнял за плечи, помог встать, повел в спальню.

Парфенова повисла на его руке, носом уткнулась в плечо, шла на ощупь. «Дура-баба», — мрачно думал он.

На пороге спальни Парфенов остановился. Знакомое чувство ужаса ледяной пятерней сжало его сердце. Он чудом удержал в горле рвущийся наружу вопль. Понимал, что если закричит, то жена впрямь сойдет с ума и уже не оправится.

В кровати кто-то был.

Кто-то лежал в их кровати, свернувшись калачиком и отвернувшись к стене.

По подушке разметались седые волосы.

Парфенов потянулся к выключателю, как к пистолету. Стукнул по нему кулаком, и комнату залил оранжевый электрический свет.

Показалось.

Конечно, показалось.

Никаких старух, пустая остывшая кровать. Но сон все равно ушел безвозвратно.

До утра супруги не спали. Молча сидели в кухне, пили чай с шоколадкой и боялись друг на друга смотреть. Парфенов-муж вдруг подумал о том, что надо развестись. Эта женщина так и не стала ему родной. Не получилось у них того волшебного теплообмена, который в идеале наступает после фазы страсти. Страсть была, да. Но ее сменила пустота — пустота и привычка.

Парфенова-жена сидела напротив и почему-то понимала, о чем он думает. Странно, но ее это не печалило. Ей вдруг вспомнилось, как накануне она шла по Арбату и остановилась возле уличного музыканта, саксофониста. Остановилась не потому, что хотела послушать музыку, а потому что он посмотрел на нее так… как обычно смотрят не на женщин вроде Парфеновой, а на девушек из рекламы бюстгальтеров вандер-бра. И она тогда тоже посмотрела на него так. И так они какое-то время стояли друг напротив друга, а потом Парфенова смутилась, кинула в кофр от саксофона сторублевую бумажку и торопливо ушла. А потом весь вечер перечитывала «Мадам Бовари», такое настроение было.

Уйдет от нее муж, так и ничего страшного. Все-таки не в чукотской деревне, а в Москве живут, которая мужиками на любой вкус полнится. Вот только непонятно, как квартиру делить.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});