Месть Ледовой Гончей - Юрий Погуляй

– Что ты тут делаешь?

Сердце так скакнуло в груди, что стало больно. Я чуть не подпрыгнул от неожиданности, и в тот же миг вахтенный матрос на камбузе заколотил в рельс.

– Я… Это…

Буран облокотился плечом о косяк и уставился на меня, подбрасывая кинжал. Сталь послушно крутилась в воздухе, мерцая в свете шаманского фонаря, и безошибочно возвращалась в ладонь Неприкасаемого.

– Мне Торос сказал. Точнее, мне сказал Половой, что Торос сказал. Что… Когда. Вчера он. Ну когда Кунни, – замямлил я, растерявшись. Отпрянул от стены, выходя на свет.

Буран кивнул:

– Итак, это прекрасное утро принесло нам сразу два вопроса. Первый – что сказал Половой. Это я смог понять из твоей потрясающей речи. Осталось главное – что сказал Торос. Я внимаю тебе.

Тонкие губы воина искривила улыбка.

– Дыши глубже, соображай яснее. Это несложно. Давай подышим вместе, раз-два. Раз-два. Ну?

Он нахмурился:

– Почему ты не дышишь вместе со мною, юнга? Ты замыслил недоброе?!

Неприкасаемый пребывал в хорошем расположении духа и наслаждался моей оторопью, а я просто не мог найти слов. Потом, много позже, я бы смог дать ему с десяток остроумных ответов на эти реплики, но к тому времени их стало бы значительно больше. Угнаться за языком Бурана невозможно.

– Хватит, Бур, – громыхнуло из каюты. Торос очень своевременно пришел мне на помощь. – Если это юнга, то тащи его сюда.

В каюте Неприкасаемых могли жить человек шесть, это точно. Просторная, ярдов десять в длину и четыре в ширину, коробка без каких-либо украшений на серых стенах и с чистыми, серыми же шкурами на полу. У дальней переборки на прикрученных стойках расположился арсенал (коллекция была поменьше, чем в каюте капитана, но не оставалось никаких сомнений – здесь клинки, топоры и алебарды висят не для красоты) и несколько приспособлений для тренировок вроде щита для метания ножей, турника и ощетинившегося трубами манекена. Совсем рядом с дверью приютились прикрепленный к полу столик со вложенными друг в друга мисками и два простеньких табурета, в углу на крюках аккуратно висела одежда. Ничего лишнего, ничего для услады глаз. Обитель воинов, которым нет дела до чего-то, кроме сражений.

Аскетичные кровати Неприкасаемых располагались у противоположных стен, отчего пространства в каюте казалось еще больше, чем на самом деле.

Хотя какая это каюта… Небольшой зал, в котором легко могут сойтись в учебной схватке два-три человека. У Неприкасаемых хорошая фора перед прочими штурмовиками Грома. Каждый день у них в противниках элитный боец древнего ордена. Хищный, ловкий, сильный.

Мне захотелось посмотреть на тренировочный поединок Тороса и Бурана.

Пахло благовониями. Я заметил плошку с тонким дымком на столе, за мисками. Редкая и дорогая штука, которую можно купить только у тех торговцев, что связаны с Берегом. А еще здесь было тепло. Равномерно тепло, а не очагами, как у нас на палубе, где большой зал обогревался печками, а в некоторых углах на стенах проступал иней. Даже в коридоре иногда ощущались веяния вездесущего холода. Здесь ему места не нашлось.

Торос сидел на кровати и выглядел совсем невыспавшимся.

– Топаешь громко, юнга, – сказал он. – Но ничего. Торос когда молодым был – тоже не думал, как ходит. Все мы дураки в молодости.

– Эй-эй-эй! – протестующе возмутился Буран, он захлопнул дверь и развел руками. – Я никогда не был дураком!

Кинжал опять взлетел в воздух, а затем Неприкасаемый одним движением ловко перехватил клинок и вогнал его в специальные ножны на поясе.

– Я всегда был обаяшкой.

Торос никак не отреагировал на шутку приятеля. Он грустно вздохнул, будто не знал, что со мною делать. Сгорбившийся здоровяк перед крохотным мальчишкой. Чем-то он напоминал мне Эльма, до того как гончие оторвали тому руку.

– Мастер Половой сказал… – Я решил прервать молчание и объяснить, зачем пришел.

– Тихо, – прервал меня Торос. – Успеешь еще. Отожмись-ка.

– Простите? – не понял я.

– Ляг на пол и отжимайся, пока Торос не решит, что тебе хватит. – Как же странно звучала речь бородатого воина. Что заставляло его так упорно говорить о себе как о другом человеке?

– Зачем?

– Строптивый какой. Тебе непросто с ним будет справиться, мой бородатый друг, – прокомментировал это Буран. Он отвернулся от меня и принялся разминаться.

– Торос хочет увидеть, на что ты способен, – терпеливо пояснил Торос. – И советует забыть о вопросах вроде «зачем». Он прекрасно понимает, откуда они берутся. Сам такой был. С первым учителем в ордене отношения у Тороса не сложились именно по этой причине.

– Он его, кстати, прикончил, – вклинился Буран. – Жестоко.

Торос бросил на друга тяжелый взгляд:

– Не лезь, ладно?

– Ладно-ладно!

– Спасибо. Так вот, юнга, если хочешь стать хорошим абордажником, ты должен помнить одну вещь. Командир всегда прав. Если он дал тебе приказ, значит, тот должен быть выполнен. Значит, у командира есть план.

– Но я не хочу быть абордажником.

Буран остановил разминку, обернулся к нам с деланым изумлением на лице.

– Я должен видеть это, будь я проклят! Я должен это видеть! – восторженно протараторил он.

Торос моргнул раз, другой. В нем колыхнулось недовольство.

– В следующий раз рядом никого может не оказаться, – наконец промолвил бородатый воин. – Думаю, что если ты получишь парочку уроков, то сможешь постоять за себя и сам.

– Я очень благодарен вам за помощь, мастер Торос. Но я не хочу быть абордажником, – признался я.

Неприкасаемый плотно сжал губы, осуждающе покачал головой:

– Какая разница, чего ты хочешь, юнга? Контракт подписывал?

Он дождался моего неловкого кивка.

– Значит, должен понимать, что, если тебя назначат убирать помои за шаманом, – ты должен будешь убирать. Если сказали, что пойдешь в абордажную команду, – значит, пойдешь! Старик лично беседовал с капитаном о твоем переходе в абордажную команду. Кто ты против слова Старика?

Злить того, кого боятся Волк и Сиплый, неблагоразумно. А Старик точно не поймет, если юнга решит, будто может ставить старшего офицера в неловкое положение перед капитаном.

– Вы не научите меня против воли. Я не хочу подчиняться Волку! – буркнул я.

Торос вдруг посветлел лицом:

– Вот оно что. Торос никогда не умел хорошо говорить. Всегда непонятно объяснял. Драться ему удавалось лучше. Теперь понятно, почему сопротивляешься! Ну, сияй Светлый бог вечно. Ты не будешь подчиняться Волку.

Я непонимающе посмотрел на Неприкасаемого с немым вопросом в глазах: «Как?»

– Совсем оледеневший щенок тебе достался, брат. А я говорил, что ты бы еще его на коленях встретил и с мольбами слезными. Пожалуйста, мальчик из снегов, стань моим учеником, – криво улыбнулся Буран. – Помнишь ли ты, могучий юнга, песни бардеров о бродячих Неприкасаемых, которые пересекают Пустыню, восстанавливая справедливость? Одинокие фигуры проявляются в пурге, чтобы найти какого-нибудь мальчика, и через неделю тот уже может свергать губернаторов и крошить врагов десятками. Помнишь?

Я и вправду слышал такие истории.

– Это вранье, юнга. Поверь мне. – Буран вернулся к разминке.

– Ты перейдешь под командование офицеров абордажной команды только после того, как Торос из ордена Неприкасаемых закончит твое обучение. Когда он решит, что оно закончено. Отжимайся, – сказал Торос и встал наконец с кровати. Сунул ноги в пушистые унты.

Я стал отжиматься. Честно говоря, до этого момента мне не доводилось заниматься бесполезным, на мой взгляд, делом. Я видел, как кое-кто из моряков начинает утро с зарядки, видел, как на спор кружат «лестницы» абордажники, соревнуясь между собой и запуская серии отжиманий от одного до восьмидесяти и обратно. Но сам не пробовал, как бы дико ни звучало такое признание. Но до того момента, как оказался на полу каюты Неприкасаемых, – был уверен, что смогу проявить себя достойно. Ведь ничего сложного в этом нет. Сгибай да разгибай руки. Но после четвертого десятка я стал понимать, что устал. Заныли мышцы, зажглись сокрытым пламенем. Дыхание стало сбиваться.

Торос стоял надо мною и угрюмо молчал. Буран кружился в разминке, искоса наблюдая за моими отжиманиями, и снисходительное внимание Неприкасаемых подстегивало, врать не стану. Будило злость.

С каждым разом налившиеся металлом мышцы работали все медленнее, с меня лил пот, но я не останавливался. Медленно, очень медленно, скрипя зубами, чувствуя, как дрожат руки, я боролся с желанием растянуться на шкуре и просипеть: «Все».

Интересно, как бы повернулось, если бы так оно и случилось? Бессмысленно гадать, но нет-нет да пробудится в голове такая мысль. Что было бы, если…

Если…

Наконец я упал, не удержавшись. Уголок компаса больно впился мне в грудь, и я одеревеневшими руками уперся в пол, рванулся раз-другой. Перевел дыхание, попытался еще раз, но мышцы отказывались мне подчиняться. Из горла сам собой вырвался глухой рык, я зажмурился, стараясь представить, как сила переливается в измученные руки. Как тело поднимается вверх. Назло снисхождению Неприкасаемых.