Ночь в Кэмп Дэвиде - Флетчер Нибел

— Я думаю, мне лучше уехать. Мы сможем поговорить в другой раз.

Холленбах вздрогнул. Он круто повернулся к Маквейгу, уставился на него и вдруг расхохотался. Это был тот глубокий, от всего сердца, смех, который сенатору приходилось слышать десятки раз.

— Ради бога, простите меня, Джим, — сказал он. — Я не имел права навязывать вам своё плохое настроение. Ведь я пригласил вас сюда для того, чтобы посвятить в свои планы. Слава богу, что вы принадлежите к новому поколению людей! В январе у нас будет абсолютно новенькое правительство с Холленбахом и Маквейгом — со старым и новым игроком в команде. О’Мэлли, Спенсы и прочие будут навсегда забыты. Нам с вами предстоит свершить кучу великих дел, мой мальчик!

Холленбах поднялся, сделал несколько больших шагов по комнате и круто повернулся, став спиною к камину. Он стоял, стиснув кулаки, освещаемый лёгким розовым светом тлеющих углей, и странная, одухотворённая улыбка блуждала по его лицу. Джим облегчённо вздохнул, от его неловкого напряжения не осталось и следа, — так бывает, когда в минуту страха кто-нибудь дружески хлопнет тебя по плечу. Перед ним снова стоял тот Марк Холленбах, которого он так хорошо знал и которым восхищался.

— Джим, я хочу, — торжественно проговорил президент, — чтобы второй срок моего правления стал сроком величайших свершений! Я хочу окружить себя умными людьми, способными заглянуть далеко вперёд, и, как я уже говорил, вице-президент мне нужен такой, чтобы он не был отягощён предрассудками, легко усваивал новые идеи. Несмотря на процветание нашей страны, наша внешняя политика неблагополучна. Все мы это признаём. В мире происходят огромные, бурные перемены, они нарастают со скоростью, неизвестной доселе в истории! Чтобы выдержать этот яростный шторм, нам необходим прочный якорь. Мы беспрерывно ищем его с конца второй мировой войны! Мы перепробовали всё возможное — помощь малоразвитым странам, военные союзы, политику невмешательства, таможенную войну, но до сих пор прочного якоря так и не нашли! И вот, Джим, мне, кажется, удалось отыскать этот якорь! Я никому не могу рассказать об этом до выборов. Но после вторичного переизбрания я расскажу об этом всем!

Президента опять прорвало. На щеках его выступил знакомый румянец, глаза светились, как угли в камине. Теперь он говорил стремительно, лишь изредка поглядывая на Маквейга, а больше обращаясь к широкому окну, словно адресуясь к стоявшей за ним толпе слушателей.

— Я назвал эту идею Великим планом, Джим, или планом Аспена, ибо именно здесь в одну из ночей у меня впервые зародилась эта мысль.

Джим смотрел на президента как загипнотизированный. Нервная дрожь пробежала по его телу. Он невольно подался вперёд.

— Идея эта состоит в том, чтобы сколотить ядро такой силы, какой ещё не знал мир. Это будет не простой союз, это будет союз политический, экономический и общественный, союз величайших свободных наций земного шара!

Холленбах взглянул на Маквейга, и тот понял, что от него ожидается реплика.

— Если вы можете назвать такие нации, мистер президент, то вы гений. — Джим старался, чтобы слова его прозвучали беззаботно, но на самом деле энтузиазм президента невольно захватил и его. — Не считая Соединённых Штатов, я могу назвать только Советскую Россию и красный Китай, но, насколько я понимаю, вы ведь говорите не о коммунизме?

— Нет! — Холленбах выпрямился и выбросил руку в направлении одного из углов комнаты. — Посмотрите на север, Джим! Канада… Вот где наше спасение!

— Союз с Канадой??? — Джим покосился на свои часы: четверть одиннадцатого. Поздновато для таких эксцентрических шуток, подумал он.

— Именно с Канадой!!! — Президент привстал и посмотрел на сенатора.

В темноте Джим почувствовал всю напряжённость этого взгляда.

— Ведь Канада — одна из богатейших стран мира, в недрах её таятся невероятные, неисчислимые богатства! Даже при современном спросе богатства эти неистощимы! Верьте мне, Джим, в следующем веке именно Канада сделается средоточием мирового могущества, и если богатства этой страны правильно эксплуатировать, то их хватит ещё на тысячу лет!

В глазах Холленбаха снова появилось то странное выражение, которое вспыхивало в них во время разговора об О’Мэлли и Спенсе. Казалось, президент излучает жар, наполняющий собой всю комнату, такой же реальный, как жар от камина. Джим подивился, почему ему самому никогда не приходилось испытывать такого волнения. Может, именно в этом и заключается разница между вождём и толпой? Пытаясь стряхнуть с себя наваждение, он прервал торопливый монолог президента:

— Как я понимаю, это будет некая новая форма империализма?

— Да, если хотите, именно так — просвещённый империализм! А в действительности — союз, который поможет выжить обеим странам. Но Канада — лишь часть этого плана, Джим! Канада — это скрытые энергетические ресурсы. Но для идеального союза нам необходима также Скандинавия!

— Как вы сказали? — При последних словах президента Маквейг испытал странное ощущение, которое часто появлялось у него во время заседаний его сенатской подкомиссии, когда выступавшие свидетели впадали в непонятный жаргон атомного века.

— Скандинавия, Джим! — Голос президента дрожал, он упёрся ладонями в бока. — А точнее — Швеция, Дания, Норвегия и Финляндия. Только они могут дать нам дисциплину и твёрдость характера, в которых мы так отчаянно нуждаемся. Я хорошо знаю эти нации, Джим. Сам я родом из Германии, но предки мои был и шведами, которые впоследствии эмигрировали в Германию… Ведь ваша жена тоже родом из Швеции?

Маквейг кивнул, словно в гипнотическом сне.

— В таком случае вам должно быть понятно, что я хочу сказать. Канада привнесёт в наш союз мощь, Скандинавия — непоколебимую твёрдость характера. Мой великий план даст нам возможность выжить. Это будет союз практиков, то есть Штатов, — с мощью и непоколебимым характером!

Стремительность речи Холленбаха можно было сравнить разве что со скоростью сошедшего с рельсов поезда — не оставалось никаких зазоров, куда Маквейг мог бы всунуться с вопросом. Впрочем, вопросы задавал президент и сам же отвечал на них. Вы спросите, почему не Англия, Джим? Всё, что смогла дать Англия, а в своё время это было немало, Америка уже поглотила. Англия сникла, она занимается теперь самоанализом да предаётся воспоминаниям о своей былой славе. Франция? Франция чересчур легкомысленна и самолюбива, она готова вцепиться в горло из-за любого решения, если оно не исходит от Парижа. Италия обладает культурой, но уж никак не стабильностью и не мощью. Германия, гордая своим индустриальным ростом, опять надменно стремится к мировому господству! Только при слиянии таких держав, как Соединённые Штаты, Канада и Скандинавия, в единый союз, руководимый единым парламентом и возглавляемый одним президентом, мог бы сохраниться мир на века. Президентом такого союза должен стать человек, который живёт великими идеями. Таков этот великий план. Именно ему посвятит Холленбах весь второй срок своего правления, а если понадобится — и всю свою жизнь! Это единственно осмысленный оплот против проникновения коммунизма в Африку, Азию и Латинскую Америку! Во главе такого союза Америка сможет устоять и увидеть новый расцвет. Одна, прикрытая лишь бумажными щитами НАТО и СЕАТО, она не выживет.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});