Северное Сияние. Том 2 (СИ) - Извольский Сергей

– Выпил цэдва ашпятьоаш, сел на Ниву, Ростсельмаш, – бормотал я себе под нос, забираясь в кабину. – На ДэТэ, Дон пятьсот, Тэ сто-пятьдесят, покормил перед этим поросят… – продолжая негромко напевать песню о комбайнерах, я быстро и без лишних нежности выключил все системы безопасности.

Валера, запрыгнув на ограждении кабины, ногой перехватил балку и перехватил винтовку. Устраиваясь поудобнее, он вдруг начал стрелять одиночными – равномерно и четко, как гвозди забивая. Коротко оглянувшись, я увидел группу охранников поодаль у выхода из небольшого строения. Несколько уже лежало, несколько падало, залегая, а один еще бежал вперед несмотря на то, что голова его вспухла оседающим кровавым облаком.

Мощная силовая установка крейсера пшеничных и кукурузных полей между тем загудела, перемигнулись огоньки приборной панели рапортуя о готовности. Управлялась махина комбайна джойстиком, и я двинул рычаг вперед.

– Йо-охен! – от избытка чувств воскликнул я, невольно использовав клич немца, вместо планируемого «йу-ху-у!».

Вообще комбайн, или скорее универсальная установка для сбора и обработки плодов органической продукции, управлялась автопилотом, но возможность ручного управления закладывалась в каждой такой машине. Поэтому я, как ветеран компьютерных симуляторов, без труда нашел общий язык с машиной и используя все тот же джойстик поднял клыки с мотовило и резцами-косами. Чуть больше времени понадобилось, чтобы разобраться как их включить. Но я справился – и огромная механическая конструкция заработала.

Валера все это время не переставал стрелять, отсекая одиночными и повиснув в изогнутом положении как ковбой на дилижансе – я изменил направление движения, и показавшаяся группа охраны была теперь сзади нас.

Демонстрационное поле довольно быстро закончилось, и туша комбайна с лязгающей вхолостую системой проехала через аккуратный сквер, сминая декоративные кусты и беседки, направляясь к белоснежному корпусу выставочного комплекса, где красовались и такие же комбайны, и стенды с моделями, и залы с макетами оборудования.

– Эта песня посвящается всем сельским пацанам, волгоградским комбайнерам, трактористам, пастухам, – продолжая напевать, я оглянулся по кабине. Искомое нашел быстро – сорвал один из ненужных на первый взгляд рычагов и застопорил им джойстик в максимальном положении вперед. Силовая установка загудела, а комбайн начал разгоняться до совсем неприличной скорости.

Выпрыгнули мы с Валерой из кабины метров за пятьдесят до стены купола, построенного на металлическом каркасе и покрытого шестиугольными сотами матово-белесого стекла. Когда стена купола взорвалась мириадами осколков, я позволил короткое удовлетворенное восклицание.

«Вот теперь уходим» – обратился я к Валере.

Позади раздавались звуки брызг падающего стекла, грохот столкновений и скрежет жеваного железа – заскочив в выставочный купол, наш комбайн и не думал останавливаться, круша все на своем пути. Мы же бежали к краю крыши, огороженному высокой – не менее пяти метров, стеной, с уклоном внутрь.

Сейчас нам всего лишь надо пересечь пятиметровое ограждение, потом спрыгнуть с высоты около пятисот метров и добраться до яхты у причала, который совсем рядом с башнями Некромикона. Легче легкого.

Казалось бы, что может пойти не так?

Глава 6

На забор ограждающий край крыши я забрался в несколько прыжков, отталкиваясь от разных поверхностей и блоков. Валера же совершил нечто для меня экстраординарное: он словно поменял для себя законы гравитации, и вертикальная поверхность для него теперь стала низом, так что он без проблем и с невероятной легкостью забежал по стене с уклоном внутрь.

Чтобы подтвердить свою догадку, я даже на некоторое время застыл на краю ограждающей стены. Валера останавливаться не стал – забежав по стене и по инерции выпрыгнув, принц на миг завис в воздухе, оказавшись словно в невесомости. Явно снова меняя для себя верх и низ. После Валера изящно развернулся, как выполняющий кувырок в воду спортсмен, и в свободном падении приземлился на косой скат ограждения крыши, съезжая по нему подогнув одну ногу под себя.

Проводив его взглядом, я полуприсел и оттолкнувшись что было сил, отправился в полет – выполнив точь-в-точь прыжок веры из моего мира. Пока импульсом прыжка летел вверх и в сторону от края крыши, успел увидеть, как Валера вновь поменял для себя законы гравитации. Проскользив по уклону ската ограждения, он оттолкнулся и прыгнул – преодолев десяток метров. Но снова, влекомый силой притяжения от вертикальной поверхности приземлился на зеркальные стекла небоскреба и легко побежал вниз. Двигался он так, словно почти отвесная стена здания была для него поверхностью земли.

Бросив последний взгляд на Валеру, я растянулся навстречу воздушному потоку, расправив руки в стороны. И вдруг словно немного запнулся в восприятии происходящего. Потому что не каждый день прыгаю без парашюта с высоты пятьсот метров.

«Смертельный номер! Прыжок из-под купола цирка в стакан воды без страховки!» – услужливо подсказал внутренний голос.

При виде стремительно приближающейся земли накатил неконтролируемый страх, сходный с опаской того, что парашют не раскроется. Которого у меня еще и нет. С трудом справившись с рванувшейся иррациональной паникой, броском кукри я отдалился от стены небоскреба, проверяя работает ли способ приземления. Все оказалось в порядке – уверился я, материализовавшись в стороне. И не успел удивиться такому странному страху, как вдруг время замедлило свой бег, замерев практически до полной остановки.

Так со мной было уже не раз в моменты смертельной опасности, когда мне помогали высшие силы. Понимая, что происходит что-то очень плохое, но еще не понимая, что именно, я попытался осмотреться. Замерло все вокруг меня – это было заметно по Валере, который без движения, словно статуя, сейчас находился на середине широкого шага. Жизнь словно оказалась поставлена на паузу.

Замерли даже крупнокалиберные пули, которые сейчас – словно рой пчел, двумя спиралеобразными вереницами теснились на том месте, где я находился парой мгновений раньше.

Очень-очень медленно двигая взглядом, я смог посмотреть вверх и увидел две заходящие в атаку со стороны солнца машины. Хищного агрессивного вида – внешне они были похожи на гибрид штурмовика Су-25 и вертолета Ка-52. Только без широких крыльев от самолета и без винта от вертолета.

Пилоты вывели свои машины на нас вертикально сверху, и открыли огонь почти одновременно – я видел вереницу вспухающих разрывов и брызг стекла на стене здания, неотвратимым ударом плетки приближающемся к Валере.

Перед мои внутренним взором вдруг заиграли словно подернутые сеткой помех картинки дальнейших вариантов действий, причем на максимальной скорости. Раз за разом время убыстрялось, и в зависимости от моих действия происходило самое разное – или умирал Валера, или умирал я, или мы умирали оба. Сразу несколько вариантов один за другим, как на перемотке старого видеомагнитофона мелькнуло у меня перед взором, пока я не увидел приемлемый.

Это было похоже на действия тактического анализатора, только происходило все не в недрах вычислительной машины, а у меня в голове, силой мысли. Причем не моей мысли – осознал я.

В прошлый раз подобное произошло с Анастасией, когда она умерла у меня на руках, а после время обернулось вспять и я смог ее спасти. Тогда я пережил вариант будущего лично, а сейчас мне будущее показали, причем сразу несколько вариантов. В разных случаях мне помогают разные силы? Или просто мои возможности стали шире?

Отвечать, правда, на этот вопрос было некому. Зато появившееся чувство ускользающего момента прямо намекнуло – пора действовать.

«Валера, в сторону!» – закричал я, и вернувшееся в прежнее течение время обволокло меня всей массой потока воздуха.

Валера среагировал – оттолкнувшись, он смог сменить направление движения, повернув в сторону практически под прямым углом. Вереницы разрывов прошли мимо него совсем рядом, круша стекла здания. Я же – в тот момент, когда пикирующий сверху штурмовик оказался напротив меня, метнул кукри. Обычный бросок не смог бы ни попасть, ни тем более пробить бронестекло кабины. Но мои руки уже были окутаны пеленой Тьмы, и кукри полетел вперед не простым ножом, а черным росчерком.