Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Со стороны это выглядело так, что женщина, сидящая сейчас перед Андреем Степановичем, все понимает. На самом деле Лилечке было очень неуютно, как будто она чего-то стеснялась. Это было ее собственное чувство к Андрею Степановичу, мешавшее ей понимать до конца смысл всего, что он говорил. В этот момент она наполовину понимала смысл всего сказанного им, она любила его молча, и разум ее отключался, она вся была как сжатая пружина, и чем больше говорил Андрей Степанович, тем больше Лилечка зажималась, и когда ей стало совсем невозможно, она вдруг разрыдалась, как ребенок, которого отчитывает грозный учитель, а тот не понимает, в чем он виноват.
Искренние, глубокие чувства Андрея Степановича, которые он столько лет носил в своей душе, при виде слез реальной Лилечки на минуту отошли в сторону, и он, казалось, забыл о них и почувствовал облегчение от того, что все это высказал сейчас. Он вдруг осознал, что груз переживаний становится легче, и у него возникло желание рассказать о них Лилечке:
– Вы меня извините, но мне некому было все это сказать, и вы единственный мне сейчас близкий человек.
В этот момент он увидел заплаканное лицо Лилечки совсем рядом, и он обнял ее и прижался к ней щекой. Когда он почувствовал теплое мягкое тело Лилечки, в нем возникла не страсть, а нежность, и он поцеловал Лилечку как юноша, впервые встретивший свою любовь. Дальше не было того, что случается со всеми. Не было близости, не было признаний. Андрей Степанович поблагодарил Лилечку и проводил ее до остановки троллейбуса.
Глава 9
Когда Лилечка вернулась к себе, она почувствовала себя такой несчастной, что не знала, что ей делать. Она села на диван и так просидела, сколько времени, она не помнила. Она не готова была к таким отношениям, которые ей предлагал Андрей Степанович, ей хотелось всего и сразу, и она понимала, что дальняя перспектива благородной дружбы, на которую в душе рассчитывал Андрей Степанович, – это ей не по силам сейчас. Ее темперамент и ее жизнь не соответствовали его уровню интеллигентности – это она чувствовала, не называя никак то, что между ними происходило. Она не могла признаться себе, что не подходит Андрею Степановичу, но робкая надежда возникала в ее душе при воспоминании, что она «единственный человек, который…» – дальше она не помнила. Она была разочарована и подавлена. Все, что Андрей Степанович ей высказал, она, как женщина не очень умная, не могла понять до конца и поэтому не знала, как к этому относиться.
Когда Андрей Степанович проводил Лилечку он вдруг почувствовал себя по другому, по новому, ему как будто стало легче жить. Он подошел к письменному столу, достал свою заветную тетрадь и написал:
«Прошло десять месяцев, как мамы нет. Все это время она как будто невидимо присутствовала рядом. И вот сегодня мне показалось, что она меня отпускает. Это было в тот момент, когда я рассказывал о ее последних днях. Я их так реально вспоминал, что, казалось, боль потери я переживал второй раз, но уже по-другому, как что-то далекое, от меня уходящее. С мамой я никогда не ощущал, что я одинок, я знал, что она есть и она мое второе я, и вот теперь я без этой опоры, без этой ее любви, которая меня держала, придавала уверенности, и я считал, что это у всех так. Но вот теперь я чувствую, что я потому был и остаюсь другим по сравнению с окружающими, потому что была эта уникальная любовь, ее любовь и моя к ней, без которой мне сейчас так пусто и одиноко. Это ее любовь делала меня полноценным, но у большинства такое чувство бывает от других женщин, и теперь я понимаю, что никакая любовь другой женщины не даст мне того, что давала любовь мамы. В этом и моя сила, и моя слабость. Сейчас мне легче, когда я смог словами назвать то, что хранил в душе. Женщины, которая сможет это все понять и принять, нет. Пока нет…»
Тут он посмотрел в окно, где на фоне ярко-голубого неба кружевом свисали ветки берез, медленно колыхавшиеся на ветру, и Лилечка с заплаканными глазами вспомнилась ему. И неожиданно он набрал номер ее телефона. Долго не брали трубку. Андрей Степанович ждал. Ему показалось это странным, и когда он услышал ее голос, на него нашел страх, он не знал, что сказать.
– Извините меня… – он замолчал. Он не мог произнести просто «Лилечка».
– Что вы, что вы, – быстро проговорила Лилечка, испытывая радость.
– Вы знаете, я думаю, мы могли бы с вами куда-нибудь сходить… – он опять замолчал. Лилечка, как птица, которую выпустили из клетки, защебетала веселым голосом:
– Ну конечно, можно. Вот, например, недавно открылась выставка… – и на Андрея Степановича вылилась вся информация о том, что происходит в театрах, музеях и концертных залах. Он слушал не вникая в смысл, он слушал голос Лилечки, запоминал интонации, пытался понять ее, и единственное ощущение, которое у него осталось от разговора, – это шум, все собой заполняющий.
Он долго не мог забыть это ощущение шума, как будто доносящегося с улицы, и это у него ассоциировалось с жизнью, которая проходила рядом, вокруг, и к которой он, Андрей Степанович, не имел отношения. Он чувствовал себя в скорлупе, которая треснула, и он выглядывает в отверстие, через которое ему открывается окружающее с какой-то совершенно новой стороны, и одновременно это было что-то знакомое, но забытое.
Таким было постепенное выздоровление Андрея Степановича от его сложного положения последнего времени, когда все было подчинено болезни мамы и мыслям, с этим связанным. Это свое положение он считал нормальным, а вот теперешнее возвращение в жизнь воспринимал как аномалию, отчего с таким трудом делал эти робкие шаги по возвращению в реальную жизнь. А она проходила на кафедре, в библиотеке, на конференциях, где Андрей Степанович, как специалист был фигурой заметной.
Лилечка также встречалась ему в коридорах, а после знаменательного разговора они все время как будто собирались сходить вместе куда-нибудь, но это не случалось, а мимолетные встречи приносили Лилечке только переживания, что ничего не получается у нее с Андреем Степановичем. Переломить ситуацию ей не удавалось. Не хватало смелости взять инициативу в
- Розовый абажур с трещиной - Юрий Дружников - Русская классическая проза
- Люкс-мадера-фикус - Евгений Богданов - Русская классическая проза
- Текстобрь #1 - Елена Редькина - Периодические издания / Русская классическая проза
- Скитания - Юрий Витальевич Мамлеев - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза
- Сцена и жизнь - Николай Гейнце - Русская классическая проза
- Том 3. Московский чудак. Москва под ударом - Андрей Белый - Русская классическая проза
- Белый вождь. Отважная охотница. - Майн Рид - Русская классическая проза
- Птица счастья - Роберт Джоэль Мур - Русская классическая проза / Социально-психологическая
- Три судьбы под солнцем - Сьюзен Мэллери - Русская классическая проза
- Человек в углу - Вячеслав Пьецух - Русская классическая проза