Подмастерье - Оксана Аболина

— Я сам нашел Мастера! — запальчиво возразил Игорь. — Никто меня не подбирал! И я всё на ферме умею делать. И стихи сочиняю. Небось, твой Ерёмин даже не знает, что такое стихи!

— Почему не знаю? — пожал плечами Ерёмин. — Это рифмы. Для рекламы, например. Или правительственные слоганы. Такому малень… неопытному, — поправился он, — никто не поручит столь ответственное дело.

— Ну конечно, рифмы для рекламы, — скривился мальчишка. — А сам-то ты что умеешь?

— Я могу заниматься классификацией предметов первого потребления, — сказал Сергей. — А раньше был оператором на ферме синтетического мяса.

— Кнопочку раз в час нажимал? — ехидно осведомился паренёк.

— Гравикл могу сделать, — вспомнил Сергей. — Игрушечный. Только нужны металл и пластик. Видел скульптуру «Мальчик с гравициклом»? Это я. Я ещё пацаном их делал.

— Маралин, ты чего на человека обрушился? — встряла в разговор Соня. — Сам-то что умел, когда здесь очутился? И Серёжа научится. Джон Матвеевич не взял бы его, будь он совсем бестолковым. А где Ксюха и Ваня?

— Ваня на Сторожевке рыбу удит, а Ксюха… — Игорь замялся. — Ксюха тоже к речке пошла.

— О, гром и молния на мою седую голову! — патетично вскричала Соня. — Вот стоит на пару дней отлучиться, и хозяйством никто уже не занимается. Пропади она пропадом, эта ферма! Все только и делают, что ищут момент, когда бы пойти поразвлечься. А работать никто, ну никто не хочет! И что мы будем делать зимой? Голодать?

— Да ладно тебе, — миролюбиво сказал Игорь. — Мы, пока тебя не было, почистили птичник, поменяли подстилку гусям, залатали крышу в хлеву, компост перекинули, в сарае дверь поправили. А ты говоришь, работать никто не хочет.

— А грядки? Грядки вы вскопали?! — сердито, но, уже остывая, спросила Соня. — Дверь и компост могут подождать.

— Ну, мы же знали, что ты вернёшься и всё равно заставишь их копать. Вот теперь пусть он мучается, раз ничего другого не умеет, — Игорь злорадно ткнул пальцем в Ерёмина.

— Сначала надо, чтобы Пафнутий добро дал, — строго сказала Соня. — Я проведаю скотину да пойду обед готовить. А ты отведи-ка покамест Сергея к Пафнутию, — велела она. — А потом бегом за Ваней, пусть он тебя сменит на посту, нельзя же трое суток не спать.

Всё то время, что длился этот разговор, они шли по скиту. Внутри он оказался больше, чем представлялся Сергею снаружи. За стеной с башенками располагались кирпичные одноэтажные строения, широкий двор отделял от них странное, устремлённое ввысь здание, с вытянутой к небу крышей, увенчанной крестом на каплевидной шишке. Впрочем, нижняя часть здания, в противовес верхней, была похожа на остальные строения и словно прижата к земле. А между ними находился арчатый проём, в котором Ерёмин увидел такой же колокол, как у ворот, только гораздо крупнее.

— Это церковь, — перед тем, как исчезнуть в одном из домиков, успела сообщить Ерёмину Соня. — Пафнутий там каждый день служит, и по ночам тоже частенько, но сейчас он должен быть у себя.

Игорь повёл Сергея мимо церкви и вдруг оказалось, что скит здесь не заканчивается, тянется дальше — позади церкви есть ещё один двор, который она собой прикрывает, а задний двор даже просторнее переднего, и строений тут больше, хотя и попроще они, да и без окон почти что, строения дружно прижимались к стенам, а посредине двора находилось свободное пространство, разделённое на ровные прямоугольники. Часть прямоугольников выглядела свежевскопанной, на некоторых уже вовсю зеленели неизвестные Ерёмину травы, но большая часть этого пространства выглядела серо и уныло. «Это грядки, что мне предстоит вскопать», — сообразил Сергей и прикинул, что дело не столь уж и сложное, за день управится. С севера и запада грядки прикрывали невысокие подстриженные деревья, они весело зеленели, к некоторым из них, на высоте метров трёх, были приделаны крохотные домики. Ерёмин присмотрелся внимательнее к деревьям, надеясь увидеть среди них яичное, даже замедлил шаг, но тут Игорь стал торопить его — похоже, пареньку не нравилось данное Соней поручение, и он старался поскорее отделаться от Сергея.

13

В самом дальнем углу скита стоял маленький приземистый, но аккуратный домик. Туда они и направились.

— Нам и так народу на ферме хватает, зачем нам ещё? Будь я Мастером, я бы такого старого в ученики ни за что не взял, — ворчал себе под нос Игорь. — Только хлеб будет даром есть. Жаль, Пафнутий добрый. Наверняка разрешит остаться. Для него и чечух — человек. И даже седьмевик, — мальчишка презрительно глянул на Ерёмина, но тот и ухом не повёл, делая вид, что ничего не слышит. — Пришли! — Игорь стукнул негромко в дверь, приоткрыл её и в образовавшуюся створку сунул голову. — Отец Пафнутий, к тебе тут типа одного прислали.

— Входите, милые люди, — послышался из домика голос, показавшийся Ерёмину поразительно знакомым. Просто удивительно, ведь он был уверен, что никогда прежде не слышал этот голос, уж он бы его точно ни с каким другим не спутал, было в нём что-то такое, чего Сергей никогда не знал, но узнав, почувствовал задушевную близость. Каждый в городе разговаривал с другим отстранённо, словно ставя стенку между собой и собеседником. Не то, чтобы совсем чужие, как Попов или Коновалов, но даже в паре люди никогда не открывались друг другу. Уж казалось бы, Женька Синицына — друг, и не такая, как все, а вот, поди ж ты, сегодня она такая, завтра другая — изменчивая, словно вода в реке, и никогда Ерёмин не понимает, что у неё на уме. Даже не знает, точно ли нравится он ей. А Мастер? У него голос добрый, но чужой. Есть Сергей, нет Сергея — ему безразлично, он сам по себе, на то он и Мастер. Подосинкина? Колючий, взъерошенный подросток, оттаивающий на несколько минут, но внутрь себя никого не пускающий. А голос Пафнутия был такой мягкий, такой ласковый, что Ерёмин вдруг почувствовал себя, словно был он всегда один-одинёшенек на всём белом свете, а теперь у него есть близкий, удивительно родной человек. Перед ним мелькнуло детство в воспитательном доме, тогда он тоже частенько ощущал себя неуютно в этом мире, будто он всем чужой. Однажды к ним прислали воспитательницу, уже не очень молодую и строгую, но Сергею до боли под ложечкой хотелось всегда быть рядом с ней, сидеть у нее в ногах и чувствовать себя в безопасности и любви. Ему казалось, что воспитательница всё понимает, оттого и смотрит на него внимательнее, чем на остальных детей, но ничем другим она его не выделяла. Через несколько месяцев её заменили, так было принято — чтобы дети выросли сильными личностями, они не должны ни к кому привязываться, это ослабляет их социальный иммунитет. И Сергей подавил появившуюся в нем горечь утраты, научился справляться со своими жизненными невзгодами самостоятельно — так, как и было утверждено в программе воспитания.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});