Точка после «ять» - Виктория и Сергей Журавлевы

проплывавшие за окнами кареты улицы и дома, в задумчивости молчали.

– Вот это намного больше похоже на правду, – нарушил я наконец тишину. – Плотная бумага, красивый четкий почерк, обстоятельная подпись с перечислением всех званий – настоящий завет главы купеческого рода своим потомкам, надежный и нерушимый, совсем непохожий на ту писульку, что нам предъявили в суде!

– Что вы теперь будете делать? – спросил Данилевский.

– Нужно непременно подать на князей в суд, – воскликнула Липочка, хлопнув в ладоши.

– Сперва нам нужно разделить документы, – ответил я. Найденный утром конверт доставил мне столько неприятных чувств, что я не был готов держать все эти бумаги у себя. – Думаю, так они будут целее.

И я протянул завещание Аглае.

Кузина с испугом отстранилась.

– Я не возьму это, – прошептала она.

– Но это же совсем ненадолго! Мы подадим это завещание вместе с жалобой в Управу благочиния. Я все сделаю в самое ближайшее время…

– Пусть оно останется у вас, – перебила меня Аглая, – дайте мне лучше вместо него несколько векселей.

Я протянул ей векселя.

– Андрей, возьми и ты парочку, – протянул я приятелю пару листов.

Данилевский с удивлением взглянул на меня, давая понять, что он все-таки тут – человек посторонний. Но я настоял, и он спрятал за пазуху несколько расписок.

Липа же прикасаться к найденным в тайнике купца Савельева документам отказалась наотрез.

Таким образом, все содержимое конверта мы разделили между собой на три части.

Теперь нам оставалось договориться о том, что делать дальше.

– Ты только не забывай, в каких чинах находится старший Кобрин. Не надо отдавать завещание вместе с жалобой! Ты просто его больше не увидишь: оно исчезнет раньше, чем кто-нибудь его успеет толком прочитать, – увещевал меня Данилевский. – Нужно сперва подавать в суд, и только потом можно предъявлять доказательства, в присутствии свидетелей, прокурора и судей…

Совет был дельным. В ближайшие дни я непременно подготовлю жалобу и подам ее в Управу благочиния. Нужно будет сделать это от своего имени, не ставя в известность Надежду Кирилловну. Я, сказать по чести, побаивался ее, да и опасался, как бы она не стала чинить мне препятствий в исполнении моего плана. Подлинное завещание не только давало нам надежду на возврат себе огромного состояния, но и сулило долгую судебную тяжбу с совершенно непредсказуемым исходом, учитывая власть, коей было наделено семейство Кобриных. А матушке я обо всем подробно и без утайки напишу, но жалобу подам до ее приезда в Москву. Я все ж таки теперь старший мужчина в роду и потому имею право принимать самые серьезные решения касаемо моего семейства. Это будет моя личная битва с князем, и шансы, ей-богу, совсем неплохи, ибо козыри в моих руках весьма серьезные…

Данилевский тем временем выглянул в окно и, увидев, что мы подкатили к набережной, стукнул пару раз кулаком в стенку кареты.

Экипаж остановился.

Вынырнув из сумрачной душной повозки, мы вдохнули свежий речной ветер, к которому примешивался пряный запах зацветшей гречихи – ее молочные цветки делали засеянное поле, лежавшее перед нами, похожим на пестрое воздушное покрывало. Оно окаймлялось пышной полосой перелеска, откуда до нас доносился звонкий голос кукушки. В воздухе раздавалось громкое жужжание пчел, деловито перелетавших с одного цветка на другой. Впереди светились купола монастырского храма с высокой колокольней. Тяжелые белоснежные облака висели вдоль всего горизонта, будто окружая поле и монастырь призрачным кремлем с валами и башнями, скатанными из огромных комьев ваты.

Приказав извозчику подождать нас на дороге, мы пересекли поле и подошли к ограде монастыря. Вблизи он выглядел неприступной старинной крепостью, неизбывно хранящей свою мрачную поминальную печаль. Только стройная колокольня с большими часами, построенная, похоже, совсем недавно, сверкала на солнце своим модным и дорогим украшением.

Мы вошли в приземистые ворота и, пройдя немного по монастырской дорожке, оказались в небольшом садике, укрывшемся здесь под сенью холодных каменных стен.

– Подождите меня здесь! Я поставлю свечку за упокой батюшкиной души, – сказала Аглая, и они с Липой покинули нас.

Мы с Данилевским уселись на скамейку под большой яблоней.

– Я вот о чем я подумал, – сказал мне мой приятель. – Ты не слишком торопись с подачей своей жалобы. Подтвердить подлинность завещания могут только свидетели, и надо бы сперва поговорить с ними и заручиться их поддержкой. И не беспокойся, я помогу тебе составить бумагу. Ее надо писать на имя генерал-губернатора, а только потом уже ей дадут ход и спустят ниже по инстанциям. Там мелочей море! Моей матери завтра дома не будет, и дядя сейчас в отъезде, так что предлагаю встретиться у меня. Сыграем в шахматы и потолкуем…

– Спасибо, дружище! – согласился я. – Мне не хочется втравливать девушек в эту историю. Они и так сейчас явно напуганы. Дальше уже – мужское дело! И как хорошо, что мне есть у кого спросить совета!

– Можешь на меня рассчитывать, – ответил Данилевский и похлопал меня по плечу. – Черт возьми, интереснейшая переделка!

И мы пожали друг другу руки.

Вскоре вернулись дамы, и мы, отвесив у монастырских ворот по поясному поклону, пошли по тропинке через поле обратно к карете – цепочкой, след в след, молча, каждый со своими мыслями наедине: Данилевский, Липа, Аглая и, наконец, я.

На середине пути я все же решил догнать кузину.

– Нельзя ли сегодня не сообщать обо всем Надежде Кирилловне? – поравнявшись с сестрой, шепнул я. – Сперва я напишу матушке, ладно? Пусть она приедет, и тогда мы все вместе устроим общий семейный совет…

Аглая, не поворачиваясь ко мне, только кивнула.

Так я выиграл несколько дней ее молчания.

Глава VIII

На следующий день я, как и обещал, сразу же после завтрака явился к дому Данилевского. Тот, поджидая меня, сидел на подоконнике распахнутого окна второго этажа и курил папиросу. Увидев, как я подхожу к палисаднику, он бросил вниз окурок, махнул мне рукой и исчез внутри.

Через минуту уже знакомая мне входная дверь отворилась.

– Хвост не привел? – заговорщически спросил меня студент.

– Очень смешно! – буркнул я и поежился.

Мы поднялись наверх.

Квартира, состоявшая из нескольких меблированных комнат, была удобна, хотя казенная обстановка и делала ее похожей на некое присутственное заведение. Солнце через оконные стекла заливало светом большой письменный стол и тяжелые пунцовые кресла, играло лучиками в хрустальных подвесках массивной люстры и радужными зайчиками рассыпалось по старательно начищенному паркету и темным мрачным пейзажам в золоченых рамах, украшавшим стены. Шкафы с рядами буро-песочных книжных корешков стояли вдоль стен подобно стражникам, приставленным к нерадивому ученику. На этажерке в живописном беспорядке тоже лежали книги