Ты и Я - Сводные (СИ) - Сью Ники

— Даш, — толкнула в бок меня Маринка. — Телефон.

— Папа… — произнесла тихо я, всматриваясь с удивлением в экран смартфона.

Резко подскочила, схватила поднос, и кивнув ребятам, что мне надо поговорить, убежала на улицу. Возле дверей толпился народ, да и на турниках тоже. А мне хотелось пообщаться один на один с родителем, узнать, почему он не звонил две недели. Поэтому я свернула за угол, обогнула часть здания, и уже на пустой тропинке, покрытой зеленью, нажала на зеленую трубку.

— Дашенька, доченька, привет! — одарил ласковым приветствием папа.

— Привет, — сухо отозвалась я.

— Как дела, милая? Как школа? Ой, у нас тут уже холода стоят. Представляешь, снег первый был.

— Все нормально. Снег? Ого, везет вам.

— Скажешь тоже. Мы возле дома разгребали его, так я спину потянул. Кряхтел, как старый дед. А Тимошка, ну Олькин сын, помнишь, я рассказывал тебе о нем? — на самом деле, я не помнила, потому что отец ничего не рассказывал о сыне новой женщины. Обычно он верещал о ней, да о себе любимом.

— Ага, — соврала я зачем-то.

— Мы с ним пошли лепить снеговика. Нацепили ему морковку на нос, а утром представляешь, что обнаружили? Морковку-то эту перенесли вниз, ну типа… короче из снеговика мужика сделали. Местная шпана видать.

— Да у вас там веселье, — выдавила из себя я, и так обидно вдруг стало, так грустно. Захлопала ресницами, чтобы не дать слезам сорваться. Шла медленными шагами, пиная перед собой маленький камешек. Хорошо, людей вокруг не было. Только окошко, открытое в коридоре начальной школы в паре метров, оповещало, что я на территории учебного заведения, а не на обычной улочке.

— А на днях мы будку сколотили с мужиками. Тимошка щенка захотел. Разнылся так, и хоть тресни. Ну Олька сразу в позу встала, мол домой животину не надо. Пришлось выкручиваться.

— Везет твоему Тимошке, — сказала с завистью в голосе я, подходя ближе к открытому окну. Остановилась возле него, опустила голову, и распущенные волосы упали вниз, пряча мое лицо от солнца.

— Дашка, а чего голос у тебя такой грустный? Случилось что?

— Я скучаю, пап.

— Я тоже, милая! — с бодростью в голосе отозвался отец. Мне стало противно. Врет же. Ничего он не скучает. У него вон Тимошка есть. И Оля или как ее там.

— Оно и видно…

— Дашка, ты чего? Слушай, если мамин хахаль тебя обижает я…

— Что ты? Что ты сделаешь, пап? Ты две недели не звонил, и ладно бы мы жили в двухтысячных, когда телефонов не было. — В сердцах прикрикнула я.

— Ну скажешь тоже. Обстоятельства сложились так, — жевал отец фразы, в которые и сам-то особо не верил явно.

— Да, обстоятельства… для общения с детьми мешают обстоятельства.

— Даша, не будь капризным ребенком. Ты уже взрослая. Чего сама не позвонила? Я думал, ты учебой занята и переездом.

— А зачем звонить человеку, которому ты не нужен? Пап, вот давай честно, ты за эти дни меня много раз вспоминал? Я вот о тебе каждый день думала. Хотелось все бросить и поехать к родному плечу. Но сейчас ты так радостно рассказываешь о своем Тимошке, о своей жизни новой, а моя жизнь… она особо и не интересует тебя. Так зачем нам вообще общаться? — к горлу подкатил ком, и я не заметила, как слезы покатились градинками по щекам. Горькие и такие соленые. Зажала рот руками, не хотелось, чтобы отец услышал. Чтобы увидел мою слабость. Ему там хорошо живется и без меня, и без мамы.

— Даша, это тебя мать науськала так? С хахалем ее новым мозги тебе промывают? Послушай, доченька! Я тебя люблю больше жизни. Ты — мой свет, моя радость. Поэтому выброси эти глупости. — Каждое новое слово меня будто ножом резало, рассекало на части. Папа врал, нагло врал. Не нужна я ему. А эти слова… это просто обертка, прикрытие для успокоения совести. Носовой платок для моих слез.

— З-звонок, м-не пора, — кое-как выдавали из себя три несчастных слова и, не дожидаясь ответа, сбросила вызов.

Запрокинула голову к небу, грудь поднималась и опускалась от всхлипов. Я смотрела на пушистые облака, на яркое солнце, на птиц, которые свободно расправили крылья и парили высоко над деревьями. И так одиноко стало. Словно весь мир рухнул, словно вымерли все. Сердце пронзили острые иглы, выть хотелось, как волки ночью на луну. Отец занят новой жизнью, мать увлечена новым мужчиной и работой. А я… меня будто на произвол судьбы кинули. Выбросили, как потрепанный мяч.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Закрыла глаза, позволяя себе минутную слабость. Поплачу и станет легче. Хоть чуточку, хоть на самый маленький миллиметр.

И что-то странное произошло в этот момент. Что-то необъяснимое. Чужая горячая ладонь коснулась моей шеи, притягивая в сторону открытого окна. Тело откликнулось, и я уткнулась носом в мужское плечо. Вдохнула знакомый запах с нотками цитруса. Зима вспомнилась, елка и мандарины. Кислые, но такие желанные, такие вкусные. Я приподняла красные, от слез, глаза, и едва слышно прошептала:

— Илья…

— Роль твоей жилетки у меня отлично выходит, не считаешь?

Глава 13

Илья

Я доел свою булку, и в очередной раз зевнул. Дыня болтал без умолку, а Левчик подкидывал шуточки, разбавляя монотонную речь Ковалева. Я слушал их в пол уха, но потом заметил Дашку. Она сидела за самым дальним столиком, возле раздачи. Рядом Наташка с Маринкой, и Беляев со своими хвостами. Компания так себе. Сперва подумал, так ей и надо. Но сейчас хочется сказать, чтобы все дружно шли лесом. Особенно Романова. Уж с кем, а с ней Даше не стоит водиться.

Лисицына, стоило мне только нацелить на нее радар, захлопала ресницами, однако не отвела взгляд. Да и мне почему-то не хотелось отворачиваться. Наша игра в гляделки больше походила на безмолвный разговор, только я никак не мог уловить тему. После вчерашнего моя ненависть не просто утихла, она как-то улеглась на самое дно. Никакого презрения или желания навредить.

Рассматривали мы друг друга с минуту, а может чуть больше. Потом, правда, Рожков щелкнул перед Дашиным носом пальцами, и девчонка перевела взгляд. Я тоже сменил ориентир.

— О, чего это Беляев на нас оглядывается? — заприметил Дыня, закидывая в рот остаток шоколадного батончика.

— Знайте, странно вообще, что Санек к твоей сес… ну в смысле к Лисицыной подкатывает, — протянул задумчиво Лева. Я тоже об этом думал. И опять же, сначала обрадовался, что и без моего участия Дашке сделают больно. Но сейчас как-то не особо хочется.

— Плюсую, видал я баб Беляева. Ну, Лисицына с ними и рядом не стоит, а уж тем более не лежит. Слушай, а может он это… — Денис наклонился вперед, оглядел нас с Левой, а затем прошептал, так словно за спинами сто ушей было. — Может он прознал, что она с тобой… ну ты понял. И хочет через нее до тебя добраться?

— Ересь плетешь, Дыня, — хмыкнул я. — У нас с ним разногласия чисто во взаимной непереносимости. Ладно бы я ему мстил за тот видос, хотя может и подарок он мне тогда сделал. Но ему мне палки в колеса вставлять вообще мимо.

— Логично, — поддакнул Лева. — Тем более то было в девятом, уже сколько времени прошло. Не! Я вот думаю, там что-то другое. Не в Царе дело.

— Ну не знаю, — пожал плечами Ковалев. Я хотел ему ответить, что у него фантазия разыгралась, однако не успел. Телефон начал активно звонить.

— Бл…, - выругался я, заприметив на экране имя менеджера. Уже знал, о чем и разговор пойдет, и чем закончится. Больше всего такие ситуации напрягают. Хоть трубу вырубай.

— Что такое? — в один голос спросили парни удивленно.

— Отойду, по работе звонят.

Разговор, и правда, произошел ровно по шаблону. Леся, наш менеджер, сперва просила по-хорошему меня выйти сегодня за место Валеры. Я кидал отказы, не врал, а просто категорично отказывался. Врать вообще не люблю. Да и не идут у меня лживые оправдания. Лесю такой вариант, конечно, не устроил. Поэтому она перешла в наступление и просьбы превратились в требования: добровольные и принудительные.