Ключ к волшебной горе - Антон Леонтьев

Полина никак не могла понять, почему люди вокруг нее падают на землю. Вдруг она увидела кровь! Толпа взвыла, начала рассеиваться. Мужчины, расталкивая более слабых и немощных, рвались в проулки, желая спасти себе жизнь. Полина упала, не выпуская, однако, руку отца. Лев Константинович тоже полетел на булыжную мостовую. Сверху на девушку осело чье-то тело, она почувствовала горячую кровь, которая текла по ее лицу. Она ранена или эта кровь того несчастного, который упал на нее?

Полина потеряла сознание. Она пришла в себя, чувствуя, что задыхается. Девушка лежала на спине, тело саднило и болело. Открыв глаза, она закричала от ужаса – прямо на ней лежал мертвый бородатый господин, половина головы которого превратилась в кашицу из крови, костей и мозгов. Полина с большим трудом выползла из-под нескольких трупов.

XXXIII

Улица была усеяна мертвецами. Хотя нет, она слышала стоны умирающих и раненых. Девушка поняла: жизнь ей спасло то, что она упала, а сверху на нее повалились другие люди, принявшие на себя пули военных. Если бы она продолжила бегство, то...

– Папа! – закричала Полина изо всех сил. – Папа, где ты?!

Она помнила, что держала ладонь отца. Он должен быть где-то рядом. Полина перевернула несколько тел. Она заметила пиджак отца – светло-песочный. Лев Константинович лежал, уткнувшись лицом в булыжники мостовой.

– Папа! – Полина попыталась перевернуть его. – Ты ранен? Ответь мне, прошу тебя!

Внезапно она увидела, что у отца вся спина в крови. Конечно, ведь на него упали несчастные, которых скосили пулеметы. Он, как и она сама, запачкался в крови. В отца попали?

Полина перевернула Льва Константиновича на спину. Вся грудь у него была залита кровью. Его глаза! Один, приоткрытый, мутный, и другой – с посиневшим веком. Лев Константинович не дышал. Он был мертв.

– Papa, – прошептала Полина, гладя отца по лицу. – Ты же только ранен, ведь так? Ответь мне, прошу! Ну, папа! Папа!

Она сама не заметила, как ее шепот превратился в крик. Она попыталась поднять отца, но тело было слишком тяжелым. Голова Льва Константиновича выскользнула у Полины из рук и с глухим стуком упала на мостовую. Полина жалобно вскрикнула.

– Ах, папа, извини меня, я такая неловкая! Сейчас, сейчас, я найду извозчика, и он доставит тебя в больницу. Там тебя обязательно вылечат!

Отец ничего не ответил. Он и не мог ничего ответить, потому... потому что... назойливая, страшная мысль стучала у Полины в висках.

Он умер, он умер, он умер...

– Этого не может быть, – твердила девушка. Раздались крики, подняв голову, она увидела, что по площади гарцуют всадники – конные полицейские. Один из них оказался около Полины. Она едва успела закрыть лицо рукой, потому что в следующее мгновение на ее спину и голову обрушился обжигающий удар нагайкой.

– Пошла отсюда! – закричал свирепо полицейский. – Пошла вон! А ну, живо! Иначе сейчас засеку!

Полина, неловко поднявшись, побежала. Сначала медленно, то и дело оборачиваясь на отца, который так и остался лежать на мостовой, затем все быстрее и быстрее. Она все время спотыкалась о тела убитых. Mon Dieu[49], да сколько же их здесь? Никак не меньше двух или трех сотен! Неужто власти решили использовать пулеметы, чтобы успокоить разбушевавшуюся толпу?

Она пролетела мимо нескольких полицейских, которые с гиканьем и свистом пустили лошадей ей вслед. Полина ощущала себя лисой на охоте – удар сыпался за ударом, она понимала, что если упадет, то они засекут ее до смерти. Поэтому изо всех сил мчалась куда глаза глядят.

Наконец полицейские отстали от нее, она забежала в какую-то улочку, заметила лица, светящиеся страшным любопытством, которые выглядывали из окон домов. Полина бросилась к одной из дверей, забарабанила в нее и закричала по-французски:

– Прошу вас, помогите моему отцу! Ему стало плохо! Он весь в крови!

Окно над Полиной распахнулось, показалось лицо пожилой дамы, та скороговоркой произнесла:

– Пошла вон! Немедленно пошла вон!

– Прошу вас, помогите! – Полина в изнеможении опустилась на ступеньки.

Дама завизжала:

– Ты не имеешь права здесь сидеть! Вон, нищенка! Ты что, глухая?

Дама исчезла, а через несколько секунд снова появилась, держа в руках ведро. На Полину обрушилась мыльная грязная вода, дама закричала:

– Убирайся прочь! Ты что, хочешь, чтобы к нам пришла полиция? Я не знаю и знать не хочу, что там произошло!

Понимая, что никто ей не поможет, Полина снова поднялась на ноги. Куда ей идти? Она не знала. Что ей делать? Ответа на этот вопрос тоже не было. Она вспомнила об отце, который ждал ее помощи.

Внезапно пришло четкое осознание того, что Лев Константинович в помощи не нуждается. Его убили...

XXXIV

Полина побрела по улочке. Она так и плутала до вечера, ни о чем не думая. Люди шарахались от нее – на улицах практически не было прохожих, а те, что попадались ей, немедленно переходили на другую сторону тротуара и жались к стене, опустив взор.

Только когда стемнело, она вышла к набережной. Полина остолбенела: все те же праздные дамы и господа прогуливались вдоль моря. Их количество поубавилось, но тем не менее кто-то предавался еще безмятежному отдыху. Казалось, что этот отдых-праздник не нарушила ни начавшаяся война, ни расстрел штурмовавших консульства.

Полина опустилась на лавочку. Она ловила на себе любопытные взгляды отдыхающих. Затем она пошла в направлении виллы «Золотистые тополя». Около ограды она столкнулась с Глашей, которая, увидев Полину, начала всхлипывать, а затем разразилась громкими рыданиями.

– Полина Львовна, наконец-то вы вернулись, но в каком вы виде! Говорят, что в городе где-то стреляли. Как в девятьсот пятом перед Зимним дворцом, людей поубивали... Мы так за вас беспокоились, мы вас ищем! А где Лев Константинович?

– Papa остался там, – произнесла Полина. Ухватившись за витую решетку, она почувствовала головокружение, а затем потеряла сознание.

В себя Полина пришла в спальне. Она ощутила свежесть белья, тонкий аромат духов. Так и есть, ей все пригрезилось. У нее был долгий ночной кошмар, но она проснулась – и все будет как раньше! Отец жив, сейчас он войдет в комнату и скажет ей, как обычно: «Bonjour»[50].

Дверь в самом деле распахнулась, однако вместо отца возникла тетя Лиззи. Полина увидела, что у тетки красные глаза. Елизавета Фридриховна опустилась у изголовья кровати девушки, произнесла:

– Полин, милая моя, сейчас подадут завтрак.

– Тетя, что с papa? – спросила девушка. Тетя Лиззи отвернулась, не отвечая. Полина повторила свой вопрос, затем выкрикнула его: – Что случилось, ответьте мне!

– Полин. – Тетя Лиззи повернулась к ней, и Полина увидела, что та кусает губы. – Полин, Льва убили, – произнесла тетя Лиззи подозрительно спокойно. – Ты ведь была с ним в консульстве, затем вы угодили в толпу, которая громила немецкое и австро-венгерское консульства. А потом...

– Они открыли огонь по людям, – сказала Полина. Она закрыла глаза и увидела все ту же картину – мертвый отец. Значит, это был не сон!

В комнату неслышно вошел Платоша. Он уселся рядом с кроватью Полины, сменил ей холодный компресс на лбу.

– Полин, – продолжила тетя Лиззи. – Ничего изменить нельзя. Нам удалось... удалось получить тело Льва. Завтра будут похороны...

– Нет! – закричала Полина, срывая со лба компресс и отшвыривая его от себя. Несмотря на боль в теле, она поднялась на ноги. – Нет, вы врете! Papa жив! Жив! Жив!

Она уткнулась в грудь Платоши и зарыдала. Тот гладил ее по волосам, ничего не говоря.

Отпевание Льва Константиновича состоялась все в той же часовенке Cвятого Лавра, где служили панихиду по Ксении Теодоровне. И похоронили его рядом с женой. В тот день пошел ливень, и Полина, стоя под большим черным зонтиком, который держал над ее головой Платоша, безучастно следила за тем, как гроб погружается в могилу и как рабочие быстро заполняют ее землей.

В течение одной недели она лишилась сначала мамы, затем и отца. Она – сирота! Полина старалась не думать об этом. У нее есть Платоша...

У нее есть Славко! Он обещал, что вернется! Он обязательно вернется! И они будут вместе! Конечно, они будут вместе...

Каждая bagatelle[51] на вилле напоминала Полине о родителях. Вот любимая повесть «The Hound of the Baskervilles»[52], которую отец перечитывал два раза в год, заложенная им закладкой из слоновой кости (на той странице, где Холмс и Уотсон находят тело беглого каторжника Селдона, приняв его сначала за сэра Генри). И мамина гребенка – меж зубцов застряло несколько длинных медно-золотистых прядей. Забавный брик-а-брак из раухтопаза, который papa купил maman в Париже... Полина заперлась у себя в спальне, затянула окно шторами и попыталась заснуть. Но сон никак не шел.

Ей было все равно, что война набирала обороты. Ее не волновало, что после кровавого расстрела громивших консульства, в результате чего погибло никак не менее четырех сотен человек и было ранено в два раза больше, произошел дворцовый переворот: королева-регентша Милица, лично отдавшая приказ открыть огонь из пулеметов, потеряла власть и была заточена в монастырь, правителем при малолетнем Кароле стал его двоюродный дед великий князь Петр. Ее не занимало и то, что новый регент от лица Кароля издал манифест о том, что Герцословакия вступает в войну – но не на стороне Германии и Австро-Венгрии, а поддерживая Антанту. Ей было наплевать, что народ с ликованием встретил весть о низвержении нелюбимой королевы и о начале войны с Германией и ее союзницами. Она пропустила мимо ушей, что римский папа Пий X призвал народы Европы к миру, а затем скончался, как судачили, от горя, видя, что его слова не возымели успеха, а его преемник Бенедикт XV тоже пытался увещевать монархов воюющих государств – и тоже безрезультатно.