Холодное лето - Анатолий Папанов

Прообразом Серпилина послужил конкретный человек, полковник Кутепов, которого Константин Михайлович хорошо знал. Впоследствии оказалось, что даже внешне я был очень похож на Кутепова.

Но если бы фильм «Живые и мертвые» снимали по оригинальному сценарию, а не по роману, где дан точный словесный портрет Серпилина, то, мне кажется, его мог бы играть актер любой внешности и комплекции.

Решимость Александра Борисовича Столпера, его доброта и постоянная человеческая поддержка помогли мне освободиться от того, если честно говорить, шокового состояния, в которое я впал поначалу. Только его вера в меня заставила обрести веру в свой успех в этой роли — признаться, я не очень поначалу на это надеялся.

Сам же Александр Борисович Столпер вспоминал, что уже после первой беседы с Папановым был уверен в правильности своего выбора. За всем, что говорил, делал, думал артист, какие жизненные ассоциации возникали у него от соприкосновения с судьбой Серпилина, чувствовалось его соответствие этой роли.

И я рискнул. Стал пробовать, искать, вспоминать… Много, очень много дней прожил с мыслями о Серпилине.

Решимость Александра Борисовича, его доброта и постоянная человеческая поддержка помогли мне освободиться от того, если честно говорить, шокового состояния, в которое я впал поначалу. Только его вера в меня заставила обрести веру в свой успех в этой роли — признаться, я не очень поначалу на это надеялся…

Начались съемки. Я думал: а какой он, Серпилин, в мелочах? Как он говорит? Наверное, очень точно, без иероглифов и подтекстов. В разговоре не ищет окольных путей, суров, рационален. Я думал обо всем: как он ходит в окопах — чуть пригибаясь, как он сутулится, говорит не жестикулируя. Я думал, как он относится к людям, к родным, к животным, — ведь он бывший фельдшер.

Конечно, я привнес в эту роль и свое, личное. Хочешь не хочешь — личное всегда входит в то, что играешь. Прежде всего это внешность, повадки. Но я и боролся со своим личным, в чем-то и преодолевал его, стремясь сделать образ собирательным, типичным. Например, по сценарию Серпилин произносит много слов, а моя задача состояла в том, чтобы сделать его неразговорчивым и точным в словах, пунктуальным. Не знаю, как у других, лично у меня, когда я потом смотрел фильм, не было ощущения, что он болтлив. Я боролся с лишними жестами, внешним проявлением эмоций. Этот человек больше изнутри. Он скорее поседеет, но излишних эмоций не проявит. Помню, снималась сцена: горит станция Воскресенск. Был сильный мороз. «Я знаю, что вы сделали все, что могли, — говорит Серпилин, обращаясь к солдатам, — но я прошу вас сделать последнее усилие, и немцы побегут». От холода, а может быть, и от собственных переживаний у меня в эту минуту выкатилась слеза. Заметив ее, режиссер предложил снять эпизод снова: «Нет, нет, у Серпилина слезы не побегут». И он был прав. Так же и в финале фильма, во встрече с Синцовым — сначала я пробовал играть ее на нерве, на глазах появлялись слезы. Потом я понял, что Серпилин так много испытал, что нервы и слезы — это не его. Серпилин внешне всегда уравновешен, спокоен, хотя внутри у него, может быть, бушует вулкан. Настоящий военачальник!

Я чувствовал: чтобы мой Серпилин получился живым, мне нужно было знать и играть массу самых разнообразных характерных ролей. Хотя мечтал я о ролях психологических, хотя я — да простится мне эта смелость — очень хотел сыграть Арбенина.

Судьба Серпилина вобрала в себя судьбы многих людей его поколения. Выразить эту общность — какая благородная для артиста задача! Крупный и суровый характер Серпилина, человека, озаренного верой, от которой он нигде и ни при каких обстоятельствах не отступает, выписан емко, сжато, мужественно — а я не устану повторять, что драматургический материал для нас, артистов, — основа основ. Роль требовала, как мне казалось, скупых актерских средств. Палитра артиста театра Сатиры немыслима без скупости, самоограничения в отборе выразительных средств. Именно в этом театре особенно важно не преступить грань того «чуть-чуть», которое отличает подлинное искусство. Вот так столкнулись и взаимно проникли, казалось бы, далекие по стилистике и жанру вещи.

Хочу особо сказать вот о чем. Константин Михайлович Симонов и режиссер-постановщик Александр Борисович Столпер стремились к достоверности показанных в фильме событий. Вплоть до того, что военное обмундирование того времени для съемок не шили, а брали со складов настоящее. Ремонтировали и «вводили» в фильм танки, орудия, участвовавшие в боях. Своей правдивостью фильм во многом обязан Симонову. Он сам прошел всю войну и знал ее не только с парадной стороны — даже в окружении был, да и вообще многое повидал. Поэтому и создал такие пронзительные произведения…

Война предстала в фильме без фанфар, такой, какой была на самом деле. Батальные эпизоды в нем не главное, главное — люди, их характеры и судьбы. Мне как человеку и как артисту военная тема очень дорога, это моя молодость, мои университеты… Мне очень помогали фронтовые и послевоенные впечатления. Вот хотя бы то, что я помню, как фашистский танк остановился всего метрах в четырех от меня, вжимающегося в снег…

Мне кажется очень важным, чтобы спектакли, фильмы, книги о войне были как можно правдивей, достоверней в деталях. Я не хочу сказать, что прически солдат, их речь, форма — самое важное, нет. Но неправда деталей мешает созданию образа. Мешает актеру, отталкивает зрителя. Ведь длинные волосы у солдата Великой Отечественной (а такое в кино бывает) то же, что автомат в руках у д'Артаньяна. Сразу возникает ощущение: вранье. Хорошо играет актер, но сразу видно — пороху он не нюхал. А переубедить зрителя, увидевшего ложь, трудно даже самой прекрасной игрой.

Приведу в пример фильм «Живые и мертвые». Там точности деталей придавалось большое значение. Так, для нас открыли склад старого обмундирования и одели целую дивизию в те шинели и гимнастерки, в которых тридцать пять лет назад воевали солдаты и офицеры Отечественной войны.

Но главная задача, повторяю, конечно же, не в точном изображении деталей. Главное — передать дух, нравственный опыт войны, нравственный опыт Победы. Война закалила народ, сплотила его, очистила своим огнем. Несмотря на тяжелые потери, мы вышли из этого испытания с колоссальным зарядом оптимизма, с верой, что теперь, победив, мы преодолеем все невзгоды. Война отбрасывала все мелкое, вела к пониманию истинных, непреходящих ценностей. Фронтовики, тысячи раз видевшие смерть, сами бывшие на грани жизни и смерти, не способны обмануть друга или, скажем, написать анонимку, не способны на то, что мы называем мерзостью. Мне кажется, фронтовик — человек, понимающий смысл жизни и ценность ее. Наблюдая в кино или театре игру даже хорошего актера в роли военного, сразу видишь, служил ли он сам когда-нибудь в армии и воевал ли на фронте. Это всегда чувствуется. Выдает и походка, и осанка, и то, как он держит руки. Словом, мельчайшие штрихи. Есть такие актеры, которые сами, будучи непосредственными участниками сражений, и стреляли, и окапывались, и передвигались по-пластунски, и мерзли, и недоедали. И когда надо сыграть военного человека или фронтовую ситуацию, они всегда выигрывают, потому что сами пережили все это.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});