В споре с Толстым. На весах жизни - Валентин Булгаков

Лев Николаевич говорит, что «жить можно и должно всей материальной жизнью, работая в ней». Ну, что ж? Конечно, работая. Как же может быть иначе? Праздности физической и духовной пока еще никто не проповедовал и проповедовать не собирается.

И дальше: «как только препятствие, развернуть крылья и верить в них и лететь». Как это прекрасно! Именно так и должен поступать человек. И так лучшие, сильные или опытные, люди и поступают. И в той духовной жизни, к которой обращаются, находят, действительно, и свободу, и радость, и подкрепление. «Препятствиям» в материальной жизни нет числа: тюрьма… плен… разоренье… потеря жены, друга… болезнь, увечье… – и во всех этих случаях именно дух, сила духа, вера в силу духа спасает человека! Да, да… развернуть свои крылья, духовные крылья и верить в них, и лететь. Это напряжение духовное, подвиг спасает.

«Есть у подвига крылья», – перекликается с Л. Толстым А. С. Хомяков:

Есть у подвига крылья,И взлетишь ты на них,Без труда, без усилья,Выше мраков земных, —Выше крыши темницы,Выше злобы слепой,Выше воплей и криковГордой черни людской!48

У Толстого это выражено хоть и в прозе, но, право, еще сильнее и прямее, чем у поэта. И мы с ним. И с Хомяковым, и с ним.

Но только… разве это имеет какое-нибудь отношение к отрицанию «мира сего», к теории аскетизма и воздержания как единственного, самодовлеющего содержания нашей жизни? Нет!

III. Нормы совершенствования

«Зло скрывается не в человеке, а в обществе», – это провозглашал еще Белинский49; отсюда – революция.

«Зло скрывается не в обществе, а в человеке», – учит христианство и религия вообще; Лев Толстой был последним, мощным выразителем этой идеи.

«Зло скрывается и в обществе, и в человеке», – можем сказать сегодня мы; наш долг – работать над собственным совершенствованием и в организованном порядке, сообща, бороться со злом общественным.

* * *

У нас как-то легко все примирились с тем, что Л. Толстой как бы взял монополию на проповедь необходимости нравственной работы над собой, необходимости нравственного самосовершенствования. Это – чистое недоразумение. Лев Николаевич, конечно, делал прекрасное дело, стараясь внушить всем людям, что без нравственной работы над собой не может быть не только правильной, упорядоченной личной, но и общественной жизни. Можно говорить о том, что нельзя этим ограничиваться, но нельзя противопоставлять требованиям совершенствования требования участия в государственной и общественной жизни, как будто для людей государственных и общественных идеал личного совершенствования, идеал самовоспитания уже перестал существовать. Каковы бы ни были взгляды Толстого на государство, – признаем его анархистом, – но требования его, предъявляемые к личности человека, которая должна расти и развиваться в интеллектуальном и нравственном отношении, остаются справедливыми при всех условиях, при любом отношении к вопросам права и государства.

Говорю, разумеется, не о специфически «толстовских» требованиях (полное целомудрие, обязательный физический труд, игнорирование общей школы и т. п.), а о самом принципе необходимости нравственного самовоспитания, нравственной самодисциплины. Каждому разумно мыслящему, искреннему и умному человеку должно быть и без Толстого ясно, какое значение имеет нравственный уровень общества. Тут сохраняет всю силу мое любимое изречение, принадлежащее Герберту Спенсеру и вычитанное мною именно в «Круге чтения» Толстого, – изречение о том, что «нет такой политической алхимии, посредством которой можно бы было получить золотое поведение из свинцовых инстинктов»50. Каковы бы ни были планы и усилия политиков, они могут иметь успех только при определенном культурном и нравственном уровне всего народа. Государственный строй может быть самым передовым и прогрессивным, но граждане не должны воображать, что он может процветать, укрепляться и приносить пользу даже при том условии, что сами они останутся в душе и на деле эгоистами, ворами, взяточниками, эксплуататорами, т. е. реакционерами в полном смысле. Нет, государство не может преуспевать с таким «людским составом». Лучший режим будет им скомпрометирован.

У нас на родине прозвучал однажды лозунг: «кадры решают все». Следовало бы понимать этот лозунг не только в качестве призыва к необходимой образовательной, технической подготовке для исполнения тех или иных обязанностей, но также и в смысле призыва к борьбе за высший нравственный уровень всего народа вообще и каждого отдельного гражданина в частности, в смысле призыва к воспитанию в себе и в других основ самопожертвования, честности, трудолюбия, добросовестности и гуманности. В школах желательно преподавание основ морали. Общественное мнение в СССР разит и должно разить распущенность, расхлябанность, себялюбие, продажность, невнимание к интересам и нуждам трудового человека. И это очень важно. Не в том дело, что Толстой или Песталоцци, Пирогов или Ушинский призывают серьезно задуматься о нравственном воспитании и самодисциплине молодежи, а в том, что это – необходимость, государственная и общественная необходимость, не говоря уже о личной стороне дела. Не только общество, но и государство может здесь многого достигнуть. Не может быть, чтобы, завоевав космос, научив людей летать, соединять каналами реки, добиваться рекордных урожаев на полях и умирать на войне, оно не нашло средств и не сумело принудить или побудить их отказаться от целого ряда варварских замашек и пережитков в личном, семейном и общественном быту. И наш долг – помочь ему, чем только можем, в этой работе всеобщего перевоспитания.

* * *

«Достойные люди, какой бы нации ни были, составляют между собою одну нацию», – писал Фонвизин (еще Фонвизин!) П. И. Панину из Парижа51. И затем, желая покритиковать французов, он «выключал» их из числа этих, составляющих «одну нацию», «достойных людей» и только тогда уже «примечал вообще свойства нации французской».

Что за умница был, да и мог ли быть иным, автор «Недоросля»?! По крайней мере, я совершенно к его формуле присоединяюсь. Да здравствует «нация» (по-фонвизински) или «интернационал» (по-современному) благоразумных, устойчивых в моральном и приемлемых в социальном отношении, с открытым сердцем идущих навстречу другим, никого не ненавидящих и всем готовых быть полезными «достойных людей»!

Идеал и предмет нашей работы, и цель развития и распространения культуры – в том, чтобы эта «нация» или этот «интернационал» достойных людей, превосходящий другие «нации» качественно, превзошел их, наконец, и количественно, – иначе говоря, чтобы все люди или большинство их стали подлинно достойными звания человека.

* * *

«Устраните понятие Бога, – понятие этического все же остается, как остается и проблема нравственного совершенствования» (Отто Вейнингер).

* * *

Закон нравственности, а, следовательно, и закон совершенствования – обязательный закон. Совесть, лежащая в основе закона нравственного, это – поистине наш «царь и Бог», это – все для человека, желающего быть достойным своей принадлежности к роду человеческому. Говорят, что у животных нет совести и что этим именно они отличаются от человека. Неправда, даже и у животных, – кошек, собак, – есть совесть, хотя бы в смысле способности сознания своей вины, и мы это все знаем. Кольми паче в душе человека, царя творенья, совесть должна быть живым, неустанно действующим и предельно чутким духовным органом. Не играет практической роли, как решается в философии вопрос о генезисе чувства совести, о том, является ли она прирожденным свойством или же чувством и мерилом вещей, выработавшимся веками, с развитием нашего интеллекта и общественно-социальных отношений. Важно, чтобы совесть жила, росла и чтобы ветви этого дерева не теряли своей свежести и вечно зеленели. Только в этом – залог всякого, и прежде всего нравственного, прогресса. «Никто не обязан иметь высокий ум, – говорил друг Л. Н. Толстого философ и литературный критик Н. Н. Страхов, – и все обязаны иметь чистую совесть»52. Не будем этого забывать.

* * *

Нельзя не поддержать толстовских призывов к самосовершенствованию, но нельзя тут же не оговориться, что неверен был взгляд самого Толстого на самосовершенствование как на единое средство, единый путь достижения лучшей жизни для всего общества, путь, освобождающий человека от обязанности участия в общекультурной, государственной и общественной жизни, борьбе и работе. Участие это неизбежно.

Это первое. Второе же возражение Толстому можно сделать по поводу границ или конечных целей самосовершенствования. Захваченный спиритуализмом и ненавистью к плоти, Л. Н. Толстой-философ присовокупил к заповеди о самосовершенствовании своеобразное учение о стремлении к так называемому «недостижимому» идеалу. Учения этого я не разделяю. Более того, я считаю его скорее препятствием, чем помощью в деле самосовершенствования, поскольку оно отрывает человека от конкретной почвы и весь вопрос о самосовершенствовании переносит из практической в отвлеченную, рассудочную область.