Цветы для Элджернона (роман) - Daniel Keyes

Он молча выслушал меня, глядя в пространство. Мне показалось, что он обдумывает ответ, но через несколько минут он прочистил горло и отрицательно покачал головой. Такие вопросы, пояснил он, лежат вне его компетенции. Его интересуют учетные ставки, а не военная экономика. Мне следует побеседовать с доктором Весси, опубликовавшим однажды статью о мировых экономических связях в период второй мировой войны. Не успел я и рта раскрыть, как он схватил мою руку и с жаром потряс ее. Он был счастлив познакомиться со мной, но ему некогда – нужно успеть подготовиться к лекции. Только я его и видел.

То же самое случилось, когда я попробовал поговорить о Чосере со специалистом по американской литературе, расспросить востоковеда об острове Тробриан и обсудить с психологом, экспертом по делам молодежи, связь автоматизации производства с безработицей. Все они просто-напросто боялись обнаружить узость своих знаний и всегда находили способ улизнуть от меня.

Окружающие кажутся мне теперь совсем другими. Каким же глупцом надо было быть, чтобы всех профессоров чохом причислять к гигантам мысли! Мало того, что все они лишь самые обычные люди, они еще и одержимы страхом, что остальной мир поймет это. Алиса – тоже человек, а не богиня. Завтра вечером я веду ее на концерт.

17 мая.

Почти утро, а я не могу уснуть… Пытаюсь разобраться в том, что произошло вчера.

Вечер начался довольно удачно. Когда мы пришли, вся лужайка оказалась занятой, и нам с Алисой пришлось пробираться среди растянувшихся на траве парочек, пока мы по отыскали свободное место под деревом. О человеческом присутствии вокруг свидетельствовали лишь протестующий женский смех и редкие огоньки сигарет.

– Останемся здесь, – решила Алиса. – Вовсе необязательно сидеть посреди оркестра.

– Что они играют? – спросил я.

– «Море» Дебюсси. Нравится?

– Я еще плохо разбираюсь в такой музыке. Нужно поразмыслить о ней.

– Не надо, – прошептала она, – старайся почувствовать ее, пусть она захлестнет тебя.

Она легла на траву и повернула голову туда, откуда доносилась музыка. Не знаю, чего она ждала от меня. Как далеко все это было от чистых линий науки и процесса систематического накопления знаний! Я твердил себе, что вспотевшие ладони, тяжесть в груди, желание обнять ее – всего лишь биохимические реакции. Я даже проследил всю цепь раздражитель – реакция, чтобы понять, что привело меня в столь нервозное состояние. Однако дальнейшие действия представлялись мне расплывчатыми и неопределенными. Обнять ее или нет? Желает она этого или нет? Рассердится она или нет? Я сознавал, что веду себя как мальчишка, и это раздражало меня.

– Вот… – выдавил я из себя. – Устраивайся поудобнее. Положи голову мне на плечо. – Она позволила обнять себя, но даже не взглянула в мою сторону. Казалось, она настолько захвачена музыкой, что перестала воспринимать окружающее. Так хочется ей этого или она просто терпит меня? Я положил руку ей на талию. Алиса вздрогнула, но не оторвала глаз от оркестра. Она притворялась, что занята только музыкой. Это освобождало ее от решения вопроса: отвечать мне или не стоит? Слушая музыку, она могла делать вид, будто не замечает моей близости: пожалуйста пользуйся моим телом, только душу не трогай. Довольно грубо я взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.

– Почему ты не смотришь на меня? Притворяешься, что я не существую?

– Нет, Чарли, – прошептала она, – я притворяюсь что не существует меня…

Я притянул ее к себе. Она вздрогнула и напряглась. Тут это и случилось – в ушах зашумело… электрическая пила… далеко-далеко… Потом холод: по рукам и ногам побежали мурашки… онемели пальцы… Вдруг я почувствовал на себе чей-то взгляд.

…Резкое переключение восприятия. Из какой-то точки в темноте, совсем рядом, я увидел нас самих в объятиях друг друга.

Я посмотрел по сторонам и заметил юнца лет пятнадцати, притаившегося за деревом.

– В чем дело? – выдохнула Алиса. – В чем дело? – повторила она.

Я вскочил, и он исчез в темноте.

– Ты видела?

– Нет, – ответила она, разглаживая юбку нервными движениями. – Я никого не заметила.

– Он стоял вот здесь. Подсматривал. Совсем близко.

– Чарли, куда ты?

– Он не мог убежать далеко.

– Успокойся, Чарли. Это ничего не значит.

Для нее, может, и не значит…

Спотыкаясь о чьи-то ноги, я бросился в темноту, но, конечно, никого не нашел.

Чем больше я думал о нем, тем сильнее становилось тошнотворное ощущение, за которым обычно следует обморок. Я постарался взять себя в руки и вернулся к Алисе.

– Догнал?

– Нет, но он был здесь. Я видел его!

Она как-то странно посмотрела на меня:

– Тебе плохо?

– Какое-то жужжание в голове… Скоро пройдет.

– Пойдем отсюда.

Пока мы добирались до ее дома, у меня не выходил из головы этот парень и то, что на секунду я увидел нас его глазами.

– Хочешь зайти ко мне? Я сварю кофе.

Конечно, я хотел, но что-то удержало меня.

– Лучше не надо. Мне нужно еще кое над чем поработать.

– Чарли, неужели я сказала или сделала что-нибудь не так?

– Не в этом дело. Тот парень… Он совсем выбил меня из колеи.

Алиса стояла вплотную ко мне и ждала поцелуя. Я обнял ее, но тут же все началось снова. Если я не убегу сию же минуту, то хлопнусь в обморок прямо на ступеньках.

– Чарли, ты совсем больной.

– Ты видела его, Алиса? Только не обманывай меня.

Она покачала головой.

– Нет. Было слишком темно. Но я уверена…

– Мне пора идти. Я позвоню тебе. – И не дав ей прийти в себя, я выскочил из подъезда.

Я почти уверен, что все случившееся было не чем иным, как галлюцинацией. Доктор Штраус полагает, что эмоционально я еще не вышел из того возраста, когда близость к женщине или мысли о сексе вызывают не только волнение и панику, но даже галлюцинации. Необычайно быстрое умственное развитие обмануло меня, заставило поверить, что я могу жить нормальной эмоциональной жизнью. Нельзя не признать, что последние события достаточно ясно показали мою неподготовленность к полноценному общению с женщиной типа Алисы Кинниан.

20 мая.

Меня выгнали из пекарни. Понимаю, что глупо цепляться за прошлое, но что-то родное было в ее стенах из белого кирпича, обожженных жаром печей… – Она была мне домом.

За что они так ненавидят меня?

Мне не в чем винить Доннера. Он должен думать о своем предприятии, о других рабочих. И все же… Он был мне больше чем отцом.

Он вызвал меня к себе в кабинет, усадил в единственное кресло, стоявшее рядом с его древним столом, и, глядя в сторону, сказал:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});