Координатор - Антон Павлов

Чтобы развеять мрачную неприветливую атмосферу в коридоре отчего дома, Андрей шутливо произнёс:

— Привет, мам. На колядки собралась?

— Это называется иначе, Андрей, — голос матери был строг, как и весь её вид.

— Ты идёшь к семье Павленко? — спросил Андрей.

Мать вздрогнула. Да — да, мама, видишь это не так уж и сложно, — усмехнулся про себя Андрей. — Очень просто выглядеть ясновидцем, когда есть осведомитель. Старина Ким из всех нас решил хороших людей сделать.

— Ты знаком с Павленко?

— Заочно.

— Тогда ты должен знать, что я лечу их ребёнка. Извини, но мне некогда. — Елизавета Сергеевна подняла с пола чёрный пакет с магическими принадлежностями и сделала шаг по направлению к двери.

Андрей не двинулся с места, чтобы пропустить мать к дверям.

— Врачи должны лечить людей, — сказал Андрей. Он вдруг почувствовал, что его зимняя куртка превратилась в плащ с крестом на спине. Андрей ощутил себя крестоносцем в сердце страны колдунов и ведьм. Его миссией было спасти несчастных, закрывших двери души и разума от благодатного сияния креста Христова. — Ты откажешься лечить этого мальчика.

— Я не заставляю Павленко, — госпожа Елизавета смотрела сыну в глаза. Твёрдо и не мигая, как кобра перед броском. Если Андрей чувствовал себя сейчас крестоносцем, то Елизавета Сергеевна готова была принять смерть на костре, но не отступиться от своей ведьмовской веры. — Каждый должен быть на своём месте, Андрей. Иди домой.

— Нет, мама. Слишком долго я пускал всё на самотёк.

— Ты просто живёшь отдельной жизнью. Вот и живи, — мать повернула голову в сторону. Этому повороту позавидовали бы английские королевы, столько в нём было достоинства.

— Ты моя мать и ты, чёрт возьми, уже не в том возрасте, чтобы… — Андрей не нашёл подходящего слова, чтобы дать адекватное название занятию матери. Он только беспомощно показал на чёрный пакет в её руках. И добавил. — Чтобы ты о себе не думала, мама.

— Ты ненавидишь нас, — сказала Елизавета Сергеевна. — Меня, Аркашу. Его уже нет. Думаешь, я не слышала, как ты кричал на него? Ты хочешь, чтобы все ходили в церковь…

— Нет, мама! — воскликнул Андрей, думая, что увидь его Анастасия сейчас, не было бы её удивлению предела. Куда девалась его уверенность в себе, его хладнокровие сорокалетнего успешного мужчины. В квартире матери Андрей снова чувствовал себя ребёнком. — Я и сам в церковь толком не хожу.

— Тогда что тебе нужно? — спросила Елизавета Сергеевн.

— Мальчика нужно лечить в больнице.

— Ты не знаком с Павленко, — произнесла мать. — Ты ничегошеньки о них толком не знаешь. Я сама только и делаю, что говорю Ирине: прекрати страдать ерундой, иди к врачам. Она не хочет. Я делаю всё что могу, и надеюсь, что помогаю. Я многих людей вылечила и многим помогла, чтобы ты там не думал, Андрей. Но одно дело копеечная болячка или недомогание, другое — рак.

— Я иду с тобой, — сказал Андрей и взял из рук матери пакет. Он сделал это машинально, чтобы помочь. Только когда они вышли в подъезд, и мать закрывала дверь за его спиной, Андрей осознал, что именно он держит в руках. Он приоткрыл пакет и сразу в глаза бросился мерзкий самодельный жирный оловянный крест. Два прямоугольника, спаянных вместе, не формой, но содержанием напомнили Андрею свастику.

Господи прости меня, — подумал Андрей и в тот момент, когда мать закрыла дверь и обернулась, он сунул пакет ей в руки и прошептал:

— Я не могу. Я ухожу.

— Слабость, — произнесла мать.

— Нет.

— Ты боишься. Ты боишься собственной матери? Даже Аркаша и тот не боялся.

— Аркаша… — запальчиво начал Андрей, намереваясь сказать, что брата как раз и погубила идиотская возня с оккультизмом.

Взгляд госпожи Елизаветы, казалось, проникал в самое сердце, как порой взгляд Иисуса во время молитвы. Андрей замолчал. Секунду, не больше он раздумывал, а потом пропустил мать вперёд и пошёл вслед за ней.

В полутьме подъезда дыхание матери и сына словно бы соединялись в одно целое. Госпожа Елизавета в длиннополой шубе казалась призраком этого дома. Андрей — случайным свидетелем его явления в мир смертных.

Андрей почувствовал себя очень маленьким. Ему снова было лет пять или шесть и мать взяла его с собой на работу, потому что его не с кем было оставить дома. И здесь на работе, чужие дяди и тёти обращались к маме совсем не так, как он привык.

На работе у матери было совсем другое имя. Чужое и страшное.

Госпожа Елизавета.

Андрей остановился от таких мыслей.

И тут мать улыбнулась ему. В этой улыбке была она вся: поднявшая на ноги практически одна двоих детей. Работавшая на трёх работах сразу. Настойчивая, сильная и… добрая.

Андрей вдруг понял, что когда мать не замечала патологического вранья Аркаши, она действительно его не замечала. Мать не лицемерила, как думалось Андрею порой. Она просто любила Аркашу. Любила, как младшего, навечно маленького сына.

Эти мысли в какую-то долю секунды пронеслись в голове Андрея. Он уверенно встал с матерью возле двери с номером «126». Госпожа Елизавета нажала кнопку звонка, прозвучавшего как миниатюрный колокол.

3

Многое успел передумать Андрей в то время, пока дверь квартиры «126» не открывали. Измена Богу, он был уверен в этом, будет наказана. Но измена ли это или просто помощь людям?

В сознании Андрея неожиданно нарисовалась лестница, и само её существование напрочь отвергало какую-либо случайность происходящего.

Возле нижней ступеньки этой лестницы, лежал бездыханный Аркаша. Именно он пришёл и попросил о помощи Андрея. Попросил защиты от якобы злого и ненавистного начальника. На следующей ступеньке стоял, скрестив руки, уверенный в своей силе и миссии «превращать просто людей в настоящих людей», Ким Борисович Коорд. Он попросил Андрея помочь несчастному мальчику, родители которого пали жертвой магнетизма Елизаветы Сергеевны. На третьей ступеньке стояла Елизавета Сергеевна. Мать тоже попросила его о помощи… Она не произнесла эту просьбу вслух, но попросила.

Они все хотят моей помощи, — смущенно подумал Андрей и тут же осудил себя за гордыню…

… Дверь открылась, и лестница в воображении Андрея исчезла. За дверью стоял мужчина лет под пятьдесят. Волосы на его голове росли идеальным полукругом, глядя на который, Андрею вспомнились бурсаки Гоголя. На ногах мужчины красовались клетчатые тапки, измазанные краской. В руках он держал развёрнутую газету.

Андрей понял, что перед ним тот самый человек, который входил в кабинет Кима, когда он разглядывал сумасшедшие записки Аркаши, адресованные начальнику цеха. Кажется, Ким называл его Рустамом.

Андрей заглянул человеку в лицо и ничего особенного там не увидел. Кроме того, что в его чертах явно присутствовала азиатская кровь. «Нормальный татарин был» — вспомнил Андрей характеристику данную Кимом.

Мужчина посторонился, зашуршав газетой, и Андрей с матерью вошёл внутрь квартиры Павленко. Мать, не снимая тапок, прошаркала в комнаты. Андрей принялся разуваться. Когда он наклонился, то первое, что ему бросилось в глаза это детская обувь на специальной полочке, судя по виду самодельной. Ботиночки, туфли и кроссовки были такие новые, словно стояли на магазинной витрине.

Мальчик давно не выходил на улицу, — понял Андрей и ему вспомнился вдруг коридор из его детства в их квартире и гора смятых, словно бы изжёванных его и Аркаши штиблетов.

Андрей разогнулся и взял тапки, которые протягивал ему мужчина. Эти тапки тоже были заляпаны краской. Он надел их и прошёл в комнату вслед за мужчиной.

Из мебели в большой комнате присутствовала только мебельная стенка, да и то раскуроченная, потому что из центральной её секции довольно грубо выдрали зеркало и на это место вставили кусок экрана с кислотно оранжевыми золотыми рыбками. Такими экранами обычно закрывают дно ванны. Андрей подошёл вслед за мужчиной к кроватке.

Кровать мальчика стояла в середине и отдельно, как вместилище злого духа. Как обиталище прокажённого. Мальчик был оторван от уюта этой квартиры, где всё свидетельствовало о начатом когда-то и брошенном ремонте. Когда мальчик заболел, — подумал Андрей, глядя на пятна краски на тапках, — Ремонт отошёл на самый дальний план.

Мальчик был как мальчик, только очень худой и с ясными выразительными глазами. Он следил за действиями взрослых с обречённостью и смирением, которые появляются в каждом долгое время болевшем человеке.

Елизавета Сергеевна с отрешенной физиономией раскладывала квадратики и кругляши с непонятной Андрею символикой, что-то приговаривая, словно бы покаркивая, как старая ворона. А круглолицая женщина с изумительно длинной и безумно рыжей косой выкладывала из пакета на тумбочку принадлежности для магического сеанса.