Главная роль - Павел Смолин

ему.

— За Его Императорское Величество всякий верный подданый молится истово, — покивал Евпатий. — Он один у нас, защитник и помазанник божий.

— Поповцы? — спросил Николай, заметив недостаток пальца при крещении.

Точно, старообрядцы на два больших течения делятся — одни попам своим молятся, что затруднительно и даже рискованно — алтари старообрядческих церквей в Москве запечатаны, и «беспоповцы» — в их глазах после Раскола церковь утратила благодать, и теперь остается ждать гибели мира и Страшного Суда.

— Белокрини́цы, Ваше Императорское Высочество, — поклонился Евпатий.

Разобраться с монополией действующей Церкви на окормление паствы, он, конечно, не попросит — риск навлечь на себя гнев Николая таким запросом велик, но что-то с этой проблемой надо делать: у нас всегда тут многонациональная и многоконфессиональная страна была, и бороться с этим глупо — свобода вероисповедания у нас быть должна, хотя бы назло социалистам. Кроме того — любая монополия, в том числе на оккультные услуги, автоматически вызывает стагнацию и лень. Церковь наша, прости-господи, в алчности да попустительстве порокам погрязла — не просто так же народ массово попов на колокольнях вешал?

Глава 8

Добираться до плантации пришлось поездом. Пустая трата рейткнехтов, которым даже билеты купить не обломилось — транспортные расходы на себя берет принимающая сторона.

В полицейском участке нас встретили с огромным почтением и даже извинились перед Евпатием, которого пару дней назад прогнали взашей. Тоже понять можно — пришел избитый вонючий бомж в дерюге и требует на целого плантатора дело завести. А ты, собственно, кто, чтобы такое требовать?

Хреново без консульства. Ладно, если ты хотя бы дворянин или представитель «больших» Мухиных — тогда местные до исполнения обязанностей снизойдут, и, может быть, даже поверят в долг, оплатив телеграмму родственникам и какую-нибудь халупу. Но когда ты уездный купец, пусть даже с неплохим капиталом, при этом выглядящий оборванцем, тебе хрен кто поможет. Консульство должно быть таким, чтобы даже распоследний бомж, если он подданный Империи, мог получить миску похлебки, моральную и юридическую поддержку и билет до дома.

Вагон у нас (имею ввиду принцев, английского писателя, некоторую охрану, камердинеров и Главного Инспектора местной полиции, люди попроще едут в другом вагоне) отдельный. Не Императорский уровень, но за неимением можно прокатиться и в первом классе. Удобные кожаные кресла, позолоченные светильники, резная мебель — в мои времена первый класс выглядел похуже. Быть богачом в любые времена приятно, но здесь и сейчас социальное расслоение такое, что оторопь пробирает, и невольно хочется записаться в коммунисты. Столик по цене десятка деревень — это что, нормальная экономическая модель?

В мои времена, впрочем, тоже все не так однозначно — тот же дорогущий столик можно разменять на резкое увеличение уровня жизни в десятке деревень, но настолько нищие деревни искать придется в условной Африке. Словом — нет в мире совершенства, есть только долгая и опасная — потому что царский сын из мяса сделан, а это материал хрупкий — работа по улучшению уровня жизни податного населения.

Сэр Уоллас тем временем делился очередной порцией этнографических наблюдений, в этот раз — об англичанах нижнего социального слоя:

— Наша Империя велика и многообразна. Порою черни удается сколотить капитал и купить землю — как в нашем случае, Ваше Императорское Высочество. Здесь — колония, вокруг — дикари, и человеческая жизнь, к огромному моему сожалению, стоит дешево. Лишенный воспитания, уверовавший в собственную исключительность от свалившегося богатства вчерашний крестьянин или лавочник может потерять голову от мнимой вседозволенности.

— Полагаете, мотивом преступника была уверенность в том, что его не накажут? — поддержал беседу Николай.

Сэр Уоллас взглядом переадресовал вопрос генеральному инспектору Эдвардсу, который, узнав о нашем с Никки визите в участок, прибыл туда сам, решив на всякий случай возглавить расследование. Как и почти любой важный чиновник этих времен, имеет на лице пышные, связанные усищами в единое целое, бакенбарды.

— Преступники — все равно что животные, Ваше Императорское Величество, — ответил сэр Эдвардс на английском.

У нас тут русскоязычное большинство, поэтому инспектор пользуется переводчиком — мы-то его понимаем, а он нас — нет.

— Преступник ставит себя над Законом, то есть — считает себя лучше, умнее и сильнее общества. Ваш замечательный писатель Достоевский много об этом писал. Порой преступнику даже не нужен мотив — достаточно желания совершить преступление и уверенности в отсутствии наказания. Следствие обязано оперировать установленными фактами, однако я позволю себе предположить, что в этом прискорбном инциденте мотивом послужила жадность — пятьдесят тысяч рублей немалая сумма.

— Безусловно, мистер Эдвардс, — глубокомысленно кивнул Николай. — Установить факты — это самое главное.

Думаю о преступности этих времен, и натурально руки опускаются. Дактилоскопии или нет, или она в зачаточном состоянии. Генетическая экспертиза вообще фантастика. Камер нет, телефоны только в крупных городах и не в каждом доме, «межгород» только телеграфом или почтой. Как вообще в этих условиях полиция умудряется кого-то ловить? В моих глазах это какое-то волшебство.

Уличное освещение закончилось за пределами «цивильной» части Бомбея, и смотреть в окно стало неинтересно — темень и темень. За сорок минут пути мы успели еще немного поговорить о природе преступности, отметить несомненные успехи англичан в наведении порядка на «диких» территориях — случай с Евпатием решили счесть исключением из правил — и попить чаю.

Спешившись на ничем непримечательном, оснащенным керосинками и многофункциональным павильоном — билеты, почта, найм лошадей — перроне, мы погрузились в кареты — на них керосинки продвинутее, с зеркалами, работают фарами — рассадили казаков и полицейских на организованных англичанами лошадей и поехали по ублюдочного состояния грунтовке. Свет выхватывал куски джунглей, отражался в глазах живности — ее тут много, кушать же не всех можно — пугал непривычных к шуму Высочайших караванов птиц, а противомоскитная сетка — мое любимое изделие в этих краях! — надежно отсекала кровососов. Если бы не состояние дороги, вынуждающее крепко держаться за кожаные ремни у потолка, было бы совсем хорошо.

Беседу продолжать из-за качки и тряски было затруднительно, но мы справились, обсудив живописность индийской природы. Николай «маленьким приключением» доволен — регламентированные пафосные мероприятия кого хочешь за долгие годы достанут, а спонтанность под благовидным предлогом добавила индийскому Путешествию цесаревича приятную перчинку. В ночь, в джунгли, ловить настоящего преступника, обидевшего милого сердцу подданного!

Насчет «милого сердцу» я погорячился — старообрядцев Никки не любит. Стоило Евпатию подтвердить свою принадлежность к «двуперстым», Николай сразу потерял к нему интерес. Купец не обиделся