Шимпанзе горы Ассерик - Стелла Брюер

Впервые с начала работы в Вуберне я отчетливо поняла, как далеко отошла от своих прежних идеалов. Животные, люди, образ жизни — все было новым и интересным. Я получала удовольствие от того, чем мне приходилось заниматься, и многое узнала за это время. Но теперь, осознав перспективы своей деятельности, я уже не могла объяснить, зачем я здесь. Ублажать трех слонят, заботиться об их здоровье, отвечать на расспросы посетителей — и это все, чего я добилась? Немного, даже если учесть, что я приобрела некоторый опыт. Почему я работаю здесь и помогаю процветающему заведению стать еще богаче, в то время как мой отец в одиночку борется за осуществление куда более благородных целей? Я почувствовала острый стыд за то, что уехала из дому. Я соскучилась по шимпанзе, мне вновь не хватало той ответственности за их благополучие, которая когда-то лежала на мне. И мной овладело отчаянное желание вернуться домой. Я написала обо всем отцу и стала копить деньги на обратную дорогу.

Через неделю пришел день, которого я так боялась. Во двор вкатили большой фургон, предназначенный для перевозки лошадей. Тщетно пытаясь скрыть свои чувства, я вошла в фургон. Дибби доверчиво последовала за мной. Я похлопала ее по щеке, дала кусочек яблока и стала прощаться, стараясь успокоить ее. Что я могла пожелать ей, кроме удачи и счастья в ее новой жизни!

После отъезда Дибби мы перевели Тэсс и Бангу в загон к двум взрослым слонам. Найджел теперь тоже мог приводить своих подопечных на Поляну для пикников, и мне стало не так одиноко нести свою каждодневную вахту. Когда выдавались спокойные дни, мы часами беседовали с Найджелом, и я подробно рассказывала ему о Гамбии, Абуко и шимпанзе. Найджел однажды был в Восточной Африке и полюбил ее. Он мечтал вернуться туда и устроиться егерем в какой-нибудь национальный парк, но, поскольку это желание было почти неосуществимо, он решил поработать в Вуберне. Мы говорили о том, как было бы хорошо, если бы он приехал в Гамбию и помогал нам в Абуко. Конечно, это были только мечты — мечтая, мы забывали о проклятой, непреодолимой проблеме денег.

Среди писем, которые я получила в день своего рождения, был конверт из дому с поздравительной открыткой от Хетер и родителей и длиннющим письмом, подробно описывающим все новости. В конце была приписка: «Мы долго думали, что подарить тебе на день рождения, и решили оплатить твой билет на самолет, если ты по-прежнему хочешь вернуться домой».

Хочу ли я!

Единственное, что меня огорчало, так это разлука с Тэсс и Бангой и, конечно, с Найджелом. Я успокаивала себя тем, что слоны привыкли к Найджелу и именно он будет ухаживать за ними. К тому моменту, когда я подала уведомление об уходе, я проработала в Вуберне почти год. Я многое узнала за это время, но мне не терпелось поскорей очутиться дома.

8

Возвращение домой

За время моего отсутствия наша группа шимпанзе увеличилась до восьми обезьян. В ее состав входили теперь Уильям, Энн, Читах, Альберт, Тина, Хэппи и два новичка — Пух и Флинт. Флинт жил на огороженной территории, его опекала Энн. Пуха выпустили на волю в резерват, где он, как и Хэппи, обрел приемную мать в лице Тины. Все шимпанзе заметно выросли, гораздо больше, чем я ожидала. И, как это ни странно, сильнее всех радовался моему возвращению Читах, а не Энн. Он был вне себя от возбуждения, уселся ко мне на колени и принялся с бешеным энтузиазмом обыскивать мое лицо и волосы.

Флинта я увидела впервые. Это был самостоятельный, независимый шимпанзе, примерно трехлетнего возраста, многим напоминавший мне Уильяма, когда тот был помоложе. Энн держалась в сторонке. Правда, она обняла меня, но, как мне показалось, так и не вспомнила, кто я. Теперь, когда у нее появился постоянный товарищ — Флинт, она выглядела вполне довольной и независимой. Уильям был, пожалуй, более самоуверенным и озорным, чем прежде. Тем не менее он оскалил зубы и обнял меня, показывая свою прежнюю привязанность. Тину и Альберта я едва узнала. Они сидели на нижней ветви дерева, растущего возле самой ограды. Увидев Абдули, который нес в руках поднос с фруктами, они спустились, похрюкивая, на землю, но держались на некотором расстоянии, пока Абдули раскладывал еду на столике, где они кормились. Ни Тина, ни Альберт не обращали внимания на Хэппи и Пуха, которых в этот момент поили молоком. Очевидно, Хэппи очень зависел от Тины — выпив молоко, он тотчас направился к ней и сел рядом. Поведение Пуха было странным. Покончив с молоком, он сгреб под себя кучу листьев и песка и стал изо всех сил раскачиваться из стороны в сторону. Мама рассказала мне, что, как только Пуха передали в резерват, она сразу же выбросила все его пеленки и брючки с оборками, которые к тому времени стали для него, вероятно, такой же необходимой частью тела, как пальцы рук или ног. В отличие от Уильяма и других шимпанзе он подозрительно тихо вел себя в доме. Большую часть дня сидел и раскачивался как маятник. Заметив, что он собирается напустить лужицу, мама несколько раз пыталась вынести его на поляну, но тельце его при этом напрягалось и каменело, а лицо оставалось совершенно безучастным.

Хотя супруги-французы, приемные родители Пуха, обожали его, они воспитывали его так, словно хотев вырастить человеческое, а не обезьянье дитя. Ему запрещалось лазить на деревья и делать все, что должны делать маленькие шимпанзе. И Пух рос нервозным и обездоленным. Физически он был совершенно здоров и тем не менее явно отставал в развитии. Решив, что состояние Пуха улучшится от общения с другими шимпанзе, его за несколько недель до моего возвращения выпустили на огороженную территорию обезьяннике.

Но он сразу же стал отверженным. Уильям и особенно Читах все время обижали его: волочили по земле, кусали, не подпускали к столу для кормежки. В ответ на подобное обращение Пух начинал раскачиваться или впадал в оцепенение. Тогда решили использовать последнее средство: показать его Тине. Она отнеслась к нему очень хорошо, но Пух, казалось, возненавидел всех шимпанзе и не хотел общаться с ними. Мы понимали, что, если не проявить некоторой твердости, Пух никогда не сможет нормально общаться со своими сородичами. Поэтому, пусть и против его воли, мы оставили его с Тиной. И хотя у нее хватало забот с одним Хэппи, в обращении с Пухом Тина проявляла необыкновенное терпение. Однажды, устраиваясь с Альбертом и Хэппи на ночь в гнезде, Тина заметила, что Пух остался внизу и раскачивается, сидя в траве возле дерева. Она тотчас спустилась и попыталась успокоить его — безрезультатно. Тогда она крепко схватила его за руку и поволокла за собой на дерево. Но стоило ей выпустить руку Пуха, как он вознаградил ее усилия тем, что, скатившись с дерева, снова уселся в траве и начал исступленно раскачиваться.