Дикая степь - Лев Пучков

— Да я тебе скажу — куда, — лениво прервал мои словоизлияния Бо. — Помнишь, у меня дядя — брат отца?

— Помню. — Я подумал, как бы покорректнее подобрать формулировку: — Эм-м… Это тот, что в путешествие отправился?

— Да, это тот самый сумасшедший, — не принял подачки Бо — он вообще любит называть вещи своими именами. — Тот, что сдуру на Тибет удрал и в монахи подался.

— Ну это ничего, ничего — там прекрасный воздух, родниковая вода, там Дао снисходит в души страждущих, и… эм-м… — Я вдруг запнулся — что-то меня в ответе Бо насторожило. — Ну и как он там — на Тибете?

— Никак, — буркнул Бо. — Ни хрена тамошний воздух на него не подействовал — как был сумасшедшим, так и остался. И он сейчас не на Тибете. Он, сволочь, сюда помирать приехал. В родные степи. Вот теперь эти лысые уроды нас к нему и конвоируют. Проститься хочет, псих-одиночка.

— Ай-я-яй! — не на шутку озаботился я. Вот здорово! Шутка Бо насчет какого-то там эфемерного испытания приобрела вдруг более отчетливые очертания. Я, вообще говоря, к сумасшедшим того… не очень. Я бы как-нибудь и без них обошелся — в жизни и так много интересного и занимательного …

— Вот и я сразу сказал: пи…дец тебе, — напомнил Бо. — А ты как-то внимания не обратил…

— А что ж ты сразу не сказал, куда нас тащат? — обиженно воскликнул я. — Мы уже сколько едем — ты ни слова ни полслова…

— А ты не спрашивал, — философски изрек Бо. — А потом — какая разница? Тебе что — от этого… Погоди-ка! Слышишь?

— Слышу! — отозвался я, уловив где-то вдалеке до боли знакомый рокот винтов.

Вот оно — чудо научно-технического прогресса! Железный птица называется. И хорошо, ежели эта птица принадлежит к такому ведомству, как федеральная пограничная служба. Или к другой федеральной службе — немножко непограничной. Тогда люди в железной птице наверняка заинтересуются, что это за караван гуляет тут по степи. Потому как это запросто может быть, например, караван с наркотой или оружием. А такие караваны положено отслеживать со всем пристрастием!

— А они услышали гораздо раньше, — заметил Бо, имея в виду монашков — мои восторги по поводу “вертушки”его не задели. — Стареем?

— Они мяса не едят, — негромко ответил я, держа уши торчком в сторону источника равномерного рокота. — Они постятся, занимаются чем Положено. Они к богу ближе…Интересно, как там поломанный монашек?

— Ему плохо, — раздался вдруг рядом печальный голос старшины монахов. — Совсем плохо. Но он — сильный. Если нам никто не мешает, приходим быстро. Тогда лечим хорошо. Тебе лучше — нет твоей вины.

— Спасибо, — растроганно пробормотал я, а сам подумал: а нет, пусть уж лучше мешают! Как-то там оно выйдет с монашком — бабушка надвое сказала. А к сумасшедшему в гости что-то совсем не хочется — особенно в связанном виде… Увы, вскоре выяснилось, что мои надежды оказались напрасными. “Вертушка” недолго покружила, держась на почтительном удалении, и убралась восвояси.

Незадача! Светлая грусть наполнила мое тренированное сердце. Эх ты, железная птица! То ли принадлежишь ты не тому, кому надо, то ли пилоты подслеповатыми оказались, то ли еще куда…

— Непруха, — констатировал Бо, когда караван начал движение. — Не твой день. Интересно — что это за испытание такое? Хорошо бы — в клетку со змеями. А?

— Сам дурак, и шутки такие же, — злобно буркнул я. После неких событий в своей жизни я страшно не люблю змей. Бо прекрасно об этой нелюбви знает, хотя и не догадывается, чем она вызвана. — Чем же это хорошо?

— Ну, лучше, чем в чан с кипящим маслом, — невозмутимо пояснил Бо свою точку зрения. — Или жопой на кол. А?

— Лучше, — вынужден был согласиться я. — Чем в чан — конечно… Но лучше как-нибудь обойтись без этого. Что-то я не расположен сегодня…

Часа через полтора, а может, меньше — время в мешке казалось резиновым — караван остановился вновь.

— Вот теперь точно: “П…дец, приехали!” — предположил я. — Бо?

— Ни хрена, — буркнул Бо. — Опять какая-то заморочка.

Толстый, как всегда, оказался прав — что-то там у монахов опять не ладилось. Залопотал старшина монаший, поднялась какая-то нездоровая суета — нас в два приема бесцеремонно вытрусили из мешков, положив верблюда и перекинув меня на сторону Бо (неглупые товарищи — я гораздо легче!).

— Ну ты коленки отъел! — возмутился Бо — при перекидывании я угодил коленом в его мясистый живот. — Полегче!

Ответить я не успел: нас поставили на ноги, быстро развязали и стащили с голов тряпки.

— Ух ты! — Степь нестерпимо ярко плеснула в глаза ослепительным изумрудом разнотравья, шибанула в забитые пыльным мешком ноздри духмяными ароматами нагретых солнцем соцветий. Красота! Лепота! И — жить хочется.

Да, кстати — насчет “жить”. Я быстренько проморгался, осмотрелся и принялся разминать затекшие конечности. Караван остановился в небольшой зеленой балке, склоны которой были покрыты не шибко густым кустарником. Невдалеке, подрагивая в сиреневой дымке, виднелись пологие холмы, сплошь покрытые лесом.

— Ну и куда нас занесло? — удивился я вслух: накануне, как полагается любому нормальному вояке перед забросом на плацдарм, тщательно изучил карту Калмыкии. Так вот — лесных массивов такого масштаба там нет! — Бо?

— Погоди, — отмахнулся Бо — он был занят. Старшина монахов, присев перед ним на корточки, быстро лопотал что-то по-своему, показывая рукой на юг и чертя в травеветкой. Бо изредка кивал и выглядел крайне озабоченным.

Монахи в это время проявляли какую-то нездоровую активность: один рвал полынь и набивал ею мешки, из которых нас только что вытрусили, а остальные с лихорадочной поспешностью ковырялись в кустиках, не хуже экскаваторов вырывая пальцами из склона куски дерна — даже легко раненный трудился, действуя одной рукой.

Немало удивившись такой неурочной деловой прыти, я с некоторым опозданием принялся разрабатывать рациональную идею насчет окончательного обретения былой свободы и некоторого возмещения морального ущерба. Погорячились вы, товарищи монахи, так опрометчиво освободив наши конечности! Теперь нас двое, мы в боевой готовности и знаем, каких пакостей от вас можно ожидать.

— Я очень извиняюсь, что прерываю вашу милую беседу… — елейным голоском начал я, пребывая в некотором недоумении по поводу странной недогадливости Бо — обычно он такие вещи с полунамека понимает. — Но не кажется ли вам, что пора…

— Погоди, — опять махнул на меня рукой Бо. — Щас…Старшина монахов прекратил лопотать и поднял вверх руку, призывая к вниманию. На несколько секунд служители культа застыли как изваяние. Мы с Бо тоже замерли и прислушались. Что там — опять “вертушка”?

— Джип, — сумрачно обронил Бо.

Да, где-то вдалеке был слышен приближающийся гул автомобиля. Какой марки машина, разобрать с такого расстояния было проблематично, но Бо сказал — джип. У него у самого — джип, он свою машину любит, лелеет и различает тон работы ее двигателя среди десятков аналогичных моделей.

Джип — машина вместительная. На ней могут прикатить семь-восемь человек. И не с пустыми руками!

— Нужно быстро. — Бесстрастное лицо старшины монахов чуть заметно дрогнуло, лоб украсился вдруг капельками пота.

— Пошли. — Бо схватил меня за руку и поволок к импровизированной норе, оборудованной в кустах монахами.

— Хотя бы вкратце — чего мы делаем?! — Я. даже не старался скрыть своего удивления. — Ни слова не понял!

— Спрятаться негде, — пояснил Бо, продираясь сквозь кустики и поудобнее устраиваясь в отрытой монахами нише. — До леса — километр. Они нас сверху завалят. Когда все кончится, мы уйдем. Шевелись!

— Черт знает что, — буркнул я, с сомнением озирая окрестности. Действительно, спрятаться в балке было негде — она хорошо просматривалась на всем своем протяжении. До лесистых холмов — как минимум километр открытого участка степи, просто удрать, чтобы остаться незамеченным, невозможно. Другой вопрос: отчего это мы должны в данном положении слушаться монахов и прятаться или удирать от преследующих их людей? Очень, очень сомнительная ситуация!

— Ко мне, я сказал!!! — возвысил голос Бо, которого уже начали обкладывать дерном.

— Чтоб мне сдохнуть! — в отчаянии воскликнул я, однако не замедлил присоединиться: привычка во всем полагаться на толстяка оказалась сильнее любых сомнений. — Пусть только глаза и уши оставят — иначе я не согласен.

Бо что-то пробурчал на своем: старшина кивнул, отдал трудившимся вокруг нас монахам распоряжение и специально для меня, тупого недотепы, пояснил:

— Оч-чень плохие люди. Очень. Нельзя пускать к Посвященному. Все кончится — вы уходите…

Вскоре нас заложили дерном и травой, оставив небольшие отверстия для глаз, ушей и органов дыхания. Монахи отошли подальше, отряхнули свои накидки, вытерли руки о траву и изобразили томный отдых, слегка усугубляемый некоторой возней с травмированным мною товарищем, который все это время возлежал в тени небольшого деревца.