Клеймо змея - Джордж Брейген

– Чужестранец, зачем ты идешь в Верхний город?

Рукоятка забарского кинжала удобно торчала за спиной Конана, в одно мгновение он мог бы обнажить его, но ничто пока не угрожало его жизни, и поэтому киммериец спокойно отозвался:

– Не нужен мне Верхний город… я иду к гавани, утром я проходил через эти ворота.

На всякий случай он остановился на безопасном расстоянии от гвардейцев, боковым зрением внимательно изучая темноту вокруг себя.

– Этот проход закрыт до утра, поэтому иди прочь, бродяга, – насмешливо произнес стражник, видимо главный в этом отряде. – Иди жрать барду на берег моря, а Верхний город не для таких, как ты!

Холодный взгляд Конана уперся в офицера. Киммериец в считанные мгновения успел оценить ситуацию и сразу понял, что вполне мог бы справиться с семерыми зингарскими гвардейцами, самонадеянными гусаками, которым ничего не стоило бы перерезать горло и вытащить печень на радость мрачному Крому. В молодости он так бы и поступил, никакая сила на свете не помешала бы ему вступить в схватку с обидчиками. В сознании варвара в одно мгновение возникла картина короткой стычки, в ушах вдруг появился тяжелый гул, сквозь который до слуха Конана уже доносились чавкающие звуки ударов его длинного кинжала, хрипы и стоны умирающих, крики остающихся в живых…

Если бы эти олухи попались ему на пути еще десяток лет назад, никто бы не смог помешать ему засунуть горящий смоляной факел в вонючую глотку заносчивого зингарского офицера, ведь только так можно проучить наглого болтуна. Но сейчас варвар сдержался и только заставил себя ухмыльнуться со сжатыми намертво зубами. Гвардейцы не спускали с него глаз и держали оружие наготове, но он развернулся и спокойно направился в темноту. Слишком многое сулил завтрашний день, чтобы ввязываться в драку с первыми попавшимися зингарцами, пусть Нергал выжрет их гнилые языки! Будущему капитану корабля не следует, как мальчишке бросаться в драку из-за одного обидного слова…

Киммериец шел по улицам и старался утихомирить себя, хотя чувствовал, как кипит от обиды кровь и рука невольно тянется к рукоятке кинжала. Несколько кварталов он миновал, не задумываясь о том, куда нужно идти, и спохватился только тогда, когда прямая улица вывела его к большим воротам, над которыми виднелось изображение солнечного диска с протуберанцами, подсвеченное с обеих сторон зажженными лампами.

– Храм мне нужен меньше всего, – буркнул Конан. – Лучше бы попалась на дороге веселая таверна…

Изображение священного диска Митры ясно говорило о том, что на пути ему попалась смиренная обитель, коих в Херриде насчитывалось много, а желудок постоянно напоминал, что с утра так и не удалось толком закусить. Остановившись на мгновение у ворот, варвар определил, в какой стороне плещется море, и повернул налево, вдоль металлической ограды, украшенной затейливыми коваными листьями.

Но не успел киммериец миновать квартал, как внезапно слух его уловил какой-то странный звук. Конан даже остановился у каменного столба ограды и внимательно прислушался. Женский крик! Несомненно, женщина отчаянно звала на помощь! Она кричала так жалобно, и это происходило где-то совсем рядом, недалеко от того места, где он остановился…

Много раз в своей жизни варвар приходил на помощь женщинам, и достаточно часто это приносило только неприятности в дальнейшем, но сейчас он не задумываясь прыгнул на каменный парапет и легко перемахнул через металлический забор.

– Кром! Да это кладбище! – выругался Конан.

Киммерийцы не боятся ничего, но даже они предпочитают лишний раз не приближаться к могилам, тем более, ночью, когда лишь слабый лунный свет едва рассеивает кромешную тьму. Оказавшись по другую сторону ограды, Конан поморщился, но не от страха, а от инстинктивного чувства опасности, перешедшего к нему от варварских предков. Ни за что на свете он не позволил бы себе тут же прыгнуть обратно, на улицу, только потому, что внимательный взгляд передвигался от одного могильного склепа к другому.

Крик повторился еще раз, и это было совсем рядом… В несколько шагов варвар миновал надгробия и выскочил на дорожку.

– Во имя Крома! – грозно рявкнул он. – Кто бы ты ни был, исчадие тьмы, оставь несчастную!

Лезвие его забарского кинжала было готово встретить нападение, но Конан увидел лишь, как огромная тень метнулась в сторону и исчезла в глубине кладбища, с треском ломая кусты цветов, оставляя на дорожке недвижно лежащее тело.

Слегка согнувшись, напрягая слух и зрение, киммериец осторожно подошел ближе, едва слышно ступая по мелкому гравию. Слабый серебристый свет луны осветил лицо лежащей девушки, и лицо это не понравилось Конану. Что скрывать, он любил женщин, но только живых, а не мертвых.

Девушка распростерлась вдоль дорожки, закинув обе руки за голову, ее белое монашеское одеяние было залито кровью, а грудь ее была рассечена двумя страшными ударами крест-накрест.

– Да у нее вырвано сердце! – прошептал варвар, наклонившись над телом несчастной. – Это шутки самого Нергала!

Многое ему довелось увидеть за свою жизнь. На его глазах во время войн киммерийцы, его старшие братья, для смеха сбрасывали со скал маленьких детей, взятых в плен со своими родителями; он не раз видел, как туранские солдаты ножами вскрывали животы беременных хауранок, чтобы посмотреть, что таится там, внутри; мунгане каждый год в честь праздника привязывали выбранную в жертву девушку за руки и за ноги к гривам необъезженных степных кобылиц, и те за несколько мгновений оставляли от несчастной куски пыльного мяса…

Но сейчас киммериец чувствовал, что сердце лежащей на дорожке монашки вырвано для какого-то непонятного чудовищного обряда. Конан ощущал, что здесь только что побывала странная сила, и от этой неизвестности странно холодели пальцы.

Внезапно слух его уловил какой-то шум. Подняв голову, варвар увидел, что из ворот храма высыпали люди. Несколько ярких факелов колыхались в их руках, и в темноте было хорошо заметно, как они приближаются, петляя между надгробиями.

Конан мгновенно оценил обстановку. Подсознательное чувство не сулило ему ничего хорошего, а оно никогда не обманывало киммерийца. Он стоял над трупом девушки и ничего не смог бы объяснить приближавшимся…

– Нергал пусть все им расскажет, – злобно выругался он. – Нет у меня на это времени…

Мягко прыгая от склепа к склепу, варвар быстро достиг ограды и снова очутился на длинной улице.

* * *

Заупокойная служба в Храме Небесного Льва подходила к концу. Мрачно звучали раскатистые акценты ритуального гонга, близился к финалу похоронный распев. Звучавшая в унисон мелодия заключительной каденции, с каждой нотой поднималась все выше и выше, становясь более напряженной, точно суровые мужские голоса шаг за шагом совершали горнее восхождение в память о покойном теннеторе Томезиусе.