Светлая даль юности - Михаил Семёнович Бубеннов

его стороны.

Именно он, товарищ Бородуля, однажды после очередной моей удачной поездки сказал мне:

— Тебе-ка надо в союз молодежи…

Будто стыдясь правды, я ответил растерянно:

— Но мне нет еще даже тринадцати…

— Прибавь годок. Ты вон какой рослый.

— А разве… так можно?

— Ну, невелик тут грех, невелик…

И все устроилось очень быстро. Через денек я встретился с секретарем комсомольской ячейки — он работал заведующим Народным домом — и без всяких проволочек стал обладателем комсомольского билета из толстой картонки, сложенной вдвое; на внутренней ее стороне отчетливо выделялись крупные печатные буквы «РКСМ» и красовалась пятиконечная звезда. Прижимая билет к груди, я во всю прыть бежал домой, а там, не говоря ни слова, долго прыгал почти до потолка и кружился по кухне. Немало озадачив домашних, я наконец-то выпалил:

— Вступил!

В тот день я вновь повзрослел, как при поступлении на службу в волисполком, и не только на один год, как значилось в билете. Так что за свой обман я не чувствовал никакой вины перед комсомолом. А вскоре я узнал, что тогда многие юные граждане Советской страны, стараясь быть в первых рядах ее строителей, прибавляли себе годы в комсомольских билетах. Спустя немного так же поступил и мой младший брат Фаддей…

Особенно обрадовался моему вступлению в комсомол отец. Он долго расспрашивал меня о том, что делают и собираются делать комсомольцы в селе. Я почувствовал, что отныне становлюсь товарищем отца.

Порадовался и председатель Бородуля.

— Поздравляю, дорогой товарищ, со вступлением в ряды Российского Коммунистического Союза Молодежи! — сказал он мне торжественно, крепко пожимая руку на глазах у всех сотрудников нашей канцелярии, а потом добавил не совсем понятное: — Ну, теперь держись! В нашем полку прибыло!

И с того дня Бородуля стал называть меня не по имени, а только товарищем…

…В середине августа, в первые дни страды, из Барнаула поступила срочная депеша: немедленно выслать несколько подвод за учебниками для школ нашей волости. Эта депеша вызвала необычайное оживление в волисполкоме. Пока что в школах обучали детей главным образом по тем немногим букварям и учебникам, которые случайно сохранились в некурящих и бережливых семьях. Новое печатное слово еще медленно доходило до глухих сибирских мест. Чаще всего мы получали лишь плакаты, посвященные борьбе с голодом, да небольшие политические брошюры. А тут на́ тебе — обещают дать сразу несколько возов учебников для школ!

Особенно был взволнован товарищ Бородуля.

— Старые или новые учебники-то? — гадал он среди нашей канцелярии. — Хотя, пусть и старые, все одно неплохо! Пока сойдут. А уж если новые, советские — совсем чудо! Да, дожили, дождались! Теперь заживем! Ребятишки учеными будут!

Тут же было написано строжайшее предписание председателям нескольких ближних Советов — завтра утром выслать подводы для отправки их одним обозом в Барнаул. Как всегда, предписание заканчивалось весьма суровой угрозой — на случай, если оно не будет выполнено. Я сбегал к коновязи и позвал в канцелярию дежурных гонцов, а товарищ Бородуля лично вручил им пакеты под сургучными печатями. Все-все было сделано так, чтобы не случилось какой-нибудь незадачи.

И все же она произошла.

На следующее утро я пришел в волисполком раньше обычного, но товарищ Бородуля уже находился в своем кабинете. Выглянув в канцелярию, он сказал мне:

— Ты свое дело делай, но гляди: как только станут подводы подходить — докладывай. Пора бы уж и подойти…

Вскоре подводы начали подходить, и мне раз за разом приходилось появляться в кабинете товарища Бородули. Он все время находился в каком-то странном нетерпении. Словно не доверяя мне, и сам начал выходить на крыльцо.

— Откуда? — кричал он подъезжавшим возчикам. — А чего так долго спали? Солнце-то вон где! Какой приказ был? Явиться к семи ноль-ноль! А сейчас сколь?

— Не зна-аем… — лениво отвечали возчики.

— Все вы знаете, лентяи и растяпы! Вам гужевая повинность не нравится? Детей не хотите учить? Пускай, дескать, дураками живут, как мы?

За тот утренний часок, пока прибывали подводы, он здорово растравил себя, журя всех, кто, по его мнению, не понимал, за каким важным делом они посылаются в Барнаул. Наконец он даже сбежал с крыльца и придирчиво осмотрел у всех возчиков конную сбрую, колеса телег, запас овса для коней: путь до Барнаула немалый, отправляться туда надо с умом…

— Та-ак… — заключил он мрачновато, хотя и не сделал возчикам никаких замечаний. — А где же из Малых Бутырок? Все еще спят? Им ближе всех, а их нету! Ну, этот Игнат Овсянин — настоящая контра! Давно он у меня в печенках сидит! Никаких приказов, паразит, не понимает!

— Сейчас все на пашне, — несмело промолвил один из возчиков, словно оправдывая малобутырского председателя Совета.

— А вы где вчерась были? — вцепился в него товарищ Бородуля.

— Да тоже на пашне.

— А вот явились же!

— Попробуй у нас не явись.

— Ну вот, я и говорю: у вас председатель с головой, а в Малых Бутырках — с тыквой на плечах! Не понимать, как нужны нам учебники, — уму непостижимо! Ну ладно, зар-раза, я тебе разъясню!

— Что ж тогда? — помялся возчик. — Тогда дак трогаться надо, а то в жару гнус коней забьет. Пускай догоняют, кто опоздал.

— Трогайте! — решительно скомандовал товарищ Бородуля и, отдав последние наказы делопроизводителю Плотникову, который должен был лично получить в Барнауле учебники, вдруг обратился ко мне: — А ты, дорогой товарищ, сейчас же бери любой дежурный ходок и гони в Малые Бутырки! Арестуй его, паразита, и вези сюда! Мы его выучим здесь!

В последнее время я уже привык выполнять разные и всегда неожиданные поручения товарища Бородули. Но одно дело — отвезти и вручить под расписку важный пакет, передать устный приказ, и другое — арестовать председателя сельского Совета! Только вгорячах, конечно, товарищ Бородуля послал меня тогда в Малые Бутырки…

Но до чего же удивительна природа ранней юности! Казалось бы, совершенно необычайное поручение товарища Бородули должно было ошарашить меня, но оно меня даже не смутило. Отчего такое произошло — не знаю. Но, думаю, совсем не оттого, что я уже привык выполнять поручения товарища Бородули беспрекословно. У меня не возникло никаких сомнений, что я почему-либо не выполню и это его поручение! Я был убежден, что выполню! И поэтому, не раздумывая, я ответил ему кратко:

— Есть, товарищ Бородуля!

— Действуй!

Я тут же бросился к коновязи и вскочил в коробок крайнего дежурного ходка, стоявшего наготове для срочных разъездов работников волисполкома.

— Поехали!

Я действовал быстро, как товарищ Бородуля.

От Больших до Малых Бутырок — всего ничего, по прямой, через перешеек в курье — мелком заливе Островного озера, почти сплошь заросшем камышами, — версты четыре.