Императрица Солнца - Йен Макдональд

Нуми попросила официанта с дредами принести вьетнамский кофе. Эверетт Л впервые о таком слышал, но название показалось ему изысканным, и он заказал себе такой же. Разлитый по высоким бокалам кофе оказался очень сладким и с привкусом кардамона. Нуми поджала под себя ноги.

— Двигай сюда! — Она похлопала по дивану рядом с собой.

— Займемся домашним заданием? — Эверетт Л уселся рядом и открыл планшетник. Нуми захлопнула крышку:

— Потом.

Он ощущал, как колотится сердце. Мышцам и нервам в его теле хотелось выскочить вон из кафе и пулей рвануть по Стоук-Ньюингтону, используя каждый джоуль тринской энергии.

— Расслабься. — Нуми положила ладонь на грудь Эверетту А и толкнула его на спинку дивана. — А теперь говори: ты — супергерой?

— Тебе правда интересно?

Нуми подалась вперед. От нее приятно пахло.

— Говори.

— Я — киборг, двойной агент из параллельного мира, занял место настоящего Эверетта Сингха.

— Вранье! — Нуми с силой толкнула Эверетта Л в грудь.

— Вранье. Я тренировался.

— Научи меня. Нет, серьезно. Я тоже хочу стать сильной. — Нуми взяла его руку и заставила пощупать свой бицепс. — Цыплячья коленка

— Мне нравится.

— Правда?

Из-за косметики ее глаза казались очень большими.

— Правда.

Эверетта Л забросили на Луну, переделали в киборга, превратили в секретного агента и оставили один на один с Нано, но никогда еще он не ощущал себя таким беспомощным, как сейчас на диване рядом с Нуми Вонг. Какие уроки — это было настоящее свидание!

В кафе заиграли «Little Lion Man».

— Эту я слышал, — сказал Эверетт Л.

Нуми кивала и стучала ногой в такт каждой песне.

— Нравится «Мамфорд энд Сане»?

— Я не сказал «нравится», сказал «слышал».

— А что тебе нравится?

— То, что обычно нравится парням.

И Эверетт Л пустился в долгий рассказ о группах, которые любил. О некоторых Нуми слышала впервые в жизни — в этом мире их либо не существовало, либо они давно распались. О том, за что он их любит, как слушает, слушает, слушает некоторые песни снова, снова и снова ради того незабываемого чувства, когда музыка начинает вести тебя за собой, поднимает вверх, и ты становишься равен богам. Так же и с классикой. Только кажется, будто классика — беспорядочное нагромождение нот. В самый важный момент ты начинаешь различать мелодию, и если слушаешь снова, снова и снова, она уже не кажется тебе бессмысленным набором звуков.

Стереосистема словно подключилась к его голове, потому что теперь в кафе играли те песни, о которых он говорил (не классику — это было бы слишком), а потом Эверетт Л заметил, что официант с дредами прислушивается к их разговору и ставит нужные треки. Ему было хорошо с Нуми, к которой в иные времена и в иных обстоятельствах он не осмелился бы даже приблизиться. В тепле, с чашкой горячего вьетнамского кофе (когда уже принесут вторую?), слушая, как дождь стучит в окно. Он говорил, говорил, говорил, как не говорил никогда в жизни и ни с кем в этом мире, и опомнился, только когда понял, что Нуми свернулась калачиком на диване и давно молчит. «Прости, я тебя заболтал». Она кивнула; все вы, парни, одинаковые.

Резкий вопль разрушил идиллию. Парень с дредами с криком вылетел из кухни:

— А ну, вон отсюда!

Эверетт Л увидел, как крыса прошмыгнула под диванами и выскочила под дождь, в дверь, открытую очередными посетителями.

— Чертова тварь! Простите за беспокойство. Кофе за счет заведения.

* * *

Вьетнамский кофе и воспоминания о том, как Нуми помахала ему кошачьей лапкой на прощание, вдохнули в него новые силы. На Барма-роуд он остановился проверить Фейсбук. Тысяча двести лайков. А затем прочел последние комментарии:

«Эй, придурок, ты точно гомик!»

«Мы еще доберемся до тебя и твоей семьи, паки. Слава Британской национальной партии!»

«Можешь читать себя крутым, Эверетт Сингх, а по мне, никакой ты не крутой. Если бы на свете не осталось парней кроме тебя, я бы и тогда с тобой не пошла»

«Голкипер хренов».

«И трусы у него с барахолки».

«А его папашка сбежал в Далстон к своему голубому дружку-турку».

Эверетту Л показалось, что его с размаху ударили в живот. Он похолодел, но не от страха — от злости. Холод стал жаром, жарче, чем все тринские механизмы. Он размахнулся, чтобы швырнуть телефон в стену, разбить, растоптать, не оставить мокрого места, но вовремя одумался. Это хороший телефон, и другого у него нет. И дело не в телефонах, а в людях. В людях, которые прячутся под никами и плюются ядом. Любого из них он победил бы в честном бою, заставил бы корчиться от боли и страха. Но все его уникальные способности были бесполезны. Прикрывшись псевдонимами, эти люди говорили, что хотели, не боясь расплаты.

Этот мир был похож на Фейсбук. Несмотря на все свои таланты, Эверетт Л был бессилен против тех, кто сломал ему жизнь. Шарлотта Вильерс и ее гнусный двойник были далеко, но даже через миры дергали за ниточки. У Шарлотты Вильерс была его семья, его настоящая семья. Настоящая власть — это не лазеры и пушки. Настоящая власть — возможность манипулировать людьми.

Эверетт Л вспомнил о Нуми. О меховой шапке с ушками, которую она натянула, выйдя из кафе. О прощальном взмахе ладошкой с поджатыми, словно кошачьи коготки, пальцами. Мяу-мяу.

На душе стало теплее.

* * *

Он услышал его, как только открыл дверь. Плач. Плакал взрослый. Страшный звук. Эверетт Л заглянул в гостиную. Мама сидела на диване перед телевизором. Там шло вечернее игровое шоу. Лора притворялась, что увлечена происходящим на экране, но Эверетт Л видел, как вздрагивают ее плечи.

— Как ты?

Лора обернулась, изобразила на лице удивление:

— А, это ты, Эверетт. Как тихо ты вошел!

Эверетт Л включил свой тринский радар: ни следа Виктории-Роуз.

— А где Виктория-Роуз?

— Кормит уток с наной Брейден. — Лора взглянула на Эверетта Л, шмыгнула носом, и ее лицо просветлело. — Все в порядке, Эвви.

— Что случилось?

Он помнил, как его настоящая мама сдерживала рыдания, потому что знала, что если расплачется, то уже никогда не остановится. Помнил, как на похоронах Лора все-таки не выдержала и разрыдалась. Он стоял рядом с Колеттой, читавшей из Бхагавадгиты. Стоял и не знал, должен ли обнять маму, и если обнимет, не разрыдается ли сам. Боялся, что люди начнут перешептываться. Прилично ли четырнадцатилетнему сыну обниматься с матерью? Осудят ли его, если он так и будет стоять столбом? Эверетт Л жалел, что тогда у него не хватило духу обнять Лору. Жалел не меньше, чем о злополучном решении отца в то утро поехать в университет на велосипеде.

— Ничего, просто навалилось. Посиди со мной, Эверетт, милый.

Лора похлопала по дивану ладонью, Эверетт Л присел на краешек.

— Мне не хватает его, Эверетт. Глупо, правда? Мы давно не живем вместе, но это ощущение, что его нигде нет... Я все время спрашиваю себя, что я сделала не так?

Эверетт Л тихонько взял пульт и выключил звук телевизора.

— Это грех, но знаешь, иногда мне кажется, что лучше бы он умер. По крайней мере, я знала бы наверняка. Но думать, что его нет... был и вдруг не стало. Понимаешь, я не могу перестать надеяться. Нет ничего хуже надежды.

— Я знаю, что он жив, — сказал Эверетт Л.

— Твои слова да Богу в уши. Хотелось бы мне быть такой уверенной.

На самом деле он не знал наверняка. Шарлотта Вильерс рассказала ему все про Теджендру из этого мира: про то, как он изобрел Инфундибулум, как его похитили, как полицейские выставили его сына лжецом. Про то, как Теджендра оттолкнул сына из-под дула прыгольвера и вместо него перенесся в случайную Вселенную. Случайную — вот в чем суть. Миллионы миллионов случайностей подстерегали Теджендру в параллельных мирах. Миллионы миллионов случайностей могли погубить его. Но могли ведь и спасти!

Он подвинулся ближе к Лоре.

— А когда пропал ты... Прости, Эвви, все говорят, что не надо тебя торопить, что со временем ты сам все расскажешь. Но никто не спросил, каково тогда пришлось мне. Потерять двух близких людей, одного за другим! Ты просто пошел в гости к Рюну и не вернулся... Поневоле задашься вопросом, что ты сделала не так, если такое случилось с тобой?

— Но я же вернулся, — сказал Эверетт Л.

— Вернулся, — улыбнулась Лора.

Она положила руку ему на плечо. Он придвинулся ближе. Яркие фигуры двигались по яркому экрану.

«Вернулся? Как бы не так. Я — фальшивка. Кукушонок в чужом гнезде. Я — не твой сын и теперь даже не сын собственной матери. Порой я боюсь задумываться о том, что со мной сделали. И я знаю, как бывает, когда обычный день превращается в худший день твоей жизни. Без спросу, без предупреждения».

— А еще этот ужасный январь никак не кончится, — сказала Лора. — Эта бесконечная темень. Ты хороший мальчик, Эверетт.