Концентрация смерти - Максим Шахов

Кузьмин, наконец, прочистил горло водой, потер лоб, затем хриплым голосом произнес.

– Теперь понял. Этой осенью нас в город на работы с группой пленных выводили. Мостовую, разбитую тяжелой техникой, перекладывать. Руководил нами старый поляк-каменщик, он еще в империалистическую в русской армии служил. Так он говорил, что до войны здесь казармы Войска Польского стояли. А как немцы пришли, то всех ченстоховских евреев в них согнали, и стариков, и женщин, и детей. Потом их тут и расстреляли. Тел не вывозили. Выходит, даже яму копать не стали, в солдатский сортир побросали и землей засыпали. Вот какие дела.

Сказанное Кузьминым просветлило ситуацию, но от этого лучше не стало. Что такое солдатский сортир, никому из пленных объяснять было не надо. Временное сооружение из досок метров пятьдесят в длину, под ним яма глубиной в несколько метров, заполненная тоннами дерьма, копившегося годами. Чистить их обычно не чистят, ждут, пока заполнятся, а потом засыпают землей. Иногда и табличку сверху поставят: «Не копать!»

– Выходит, что под выгребной ямой мы не пройдем, – задумчиво проговорил Прохоров. – Вверх копать тоже бессмысленно, там мелко грунт лежит. Остается только влево или вправо подкопом уходить.

– А ты знаешь, сколько еще копать придется? – спросил Кузьмин.

– Много, – проговорил Михаил. – Даже если с самым коротким направлением угадаем. А времени у нас в обрез. Комендант неделю нам для настольной лампы дал. Потом лавочка с ночными работами в мастерской накроется…

– Меня другое беспокоит, – вставил реплику Фролов. – Дерьма оттуда порядочно в подкоп вылилось. Значит, грунт над бывшей выгребной ямой на днях просядет, если уже не просел. Думаете, немцы такие дураки, что ничего не заметят? Уж догадаться, кто копал, труда для них не составит. Комендант умеет языки самым упертым развязывать.

– Хреновые у нас дела, – Прохоров беззвучно сплюнул. – Можно даже сказать, безвыходная ситуация образовалась, – он подошел к окну, но рассмотреть ночью, просел грунт у колючки или нет, было невозможно.

– Так что при самом хреновом раскладе у нас времени – до завтрашнего утра, – вынес приговор Кузьмин. – Или на месте сортира земля провалится, или там, где дождями промыло. И какого хрена я старался в эти мастерские попасть, а потом еще и с вами связался?

– Никто тебя, Аверьянович, насильно не тащил. Каждый сам кузнец своего счастья, – вздохнул Прохоров. – Но умирать до расстрела плохая привычка. Пока есть время, думать надо. Что, если наш подкоп в самом конце подорвать? Там вышка совсем рядом, от взрыва завалится. Можно попробовать выскочить. Другого варианта я не вижу.

– Подорвать? – передразнил Фролов. – А взрывчатка, детонаторы у тебя есть, подрывник?

– Ты ж у нас разведка. В тыл к немцам ходил, «языков» брал, – вспылил Михаил. – Тебя, диверсанта, учить должны были, как из подручных материалов взрывчатку приготовить.

– Мы ее на крайний случай у самих немцев забирали, – отозвался Фролов. – А на ускоренных курсах многому не научат. Вы больше о том, как бы харчей с собой набрать, думали, а теперь…

Кузьмин прошелся по мастерской, заглядывал на полки, словно там могла оказаться связка гранат или тротиловые шашки. Затем остановился, задумался, неуверенно улыбнулся. Отчаявшиеся люди были готовы поверить в чудо.

– Придумал, Аверьянович? – не выдержал Прохоров.

Кузьмин продолжал задумчиво улыбаться.

– Я в разведке не служил, интендантом был. Но химию у нас до войны на рабфаке хорошо преподавали. Во-первых, у нас есть кислота, – он положил руку на большой бидон с серной кислотой, которую использовали для травления инструмента.

– Ну и что из этого? – не понял Прохоров.

– Во-вторых, – продолжил Кузьмин, – если в кислоту бросить металл, начинает выделяться водород, а он, смешавшись с воздухом, образует гремучую смесь. Ясно выражаюсь?

– Сталь в кислоту бросим, и водород пойдет? – уточнил Фролов.

– Сталь не подходит. Для этого цинк нужен.

– У нас только немного обрезков оцинкованной жести есть. Но этого же мало будет? – упавшим голосом произнес Прохоров.

– Цинк в лагере имеется в достаточном количестве, и я знаю, где его взять, – уверенно проговорил Кузьмин. – За нашим бараком, где штабель шпал лежит, стоит ящик. Немцы народ аккуратный и педантичный. Они батареи от фонариков охраны отдельно в тот ящик складывают, раз в три месяца за ними приезжают и забирают на переработку.

– Откуда знаешь? – спросил Прохоров.

– Однажды пришлось их в машину грузить. Наковырять цинка из батарей минутное дело. К тому же инструмент у нас есть.

– До них добраться надо, – напомнил Прохоров. – Выход из барака прожектором освещается. Нас с вышки заметят.

– А если подкопом выбраться? – предложил Кузьмин. – Он как раз рядом со штабелем шпал проходит.

Часов ни у кого не было. Но пленные научились определять время по внутреннему ощущению. Было где-то около двух ночи. Да и выбора не оставалось, завтрашнее утро вполне могло стать последним в жизни беглецов. Взялись за работу. Прохоров пробился наверх через четверть часа. Грунт уже не доставали, просто разровняли внизу подкопа.

Михаил высунул голову. Место оказалось удачным, лучи прожектора, блуждавшие по лагерю, сюда не доставали. Деревянный ящик, сколоченный из досок, сиротливо жался к стене склада. Оставалось надеяться, что последний раз электролитические батареи забирали давно.

– Есть в наличии, товарищи, полный комплект, – прошептал Прохоров, открыв крышку.

Впопыхах забыли прихватить с собой ведро, поэтому батареи рассовывали по карманам, завязывали в сброшенную одежду.

Фролов с Кузьминым остались в мастерской, торопливо потрошили батареи, срезая с них цинк. Прохоров взялся затащить в подкоп бидон с кислотой. Ползти было трудно, местами лаз сужался до того, что приходилось наклонять бидон, рискуя облиться кислотой. В подкопе по-прежнему царила вонь, дышать было почти невозможно. Придавала сил лишь мысль о скором побеге или же… о позорном провале его попытки.

В тупик, как оказалось, успело просочиться изрядно дерьма, но Михаил не стал тратить время на то, чтобы присыпать его песком, он поставил бидон прямо в него – поближе к концу лаза – и открыл крышку. В глубине подкопа уже полз Кузьмин, тащил с собой срезанный цинк.

– Должно хватить, – сказал он, передавая Михаилу мешок. – Сыпь быстрей, а то, если рванет раньше времени, то нас здесь с тобой и похоронит.

– Ползи назад, я сам все сделаю.

– Какая разница? Уж лучше тут погибнуть, чем потом на виселице.

Прохоров стал сыпать кусочки цинка в бидон пригоршнями, тут же пошла реакция. Кислота забурлила, пошли пузырьки.

– Прямо газировка какая-то у нас получается, – Михаил всыпал остатки цинка, поправил приплавленную к дощечке свечу, ее огонек и должен был подорвать гремучую смесь водорода с воздухом.

Кузьмин передавал Михаилу опущенные в подкоп мешки с песком из пожарного ящика. Тот загораживал ими лаз, подпирал дощечками. О конспирации уже никто не беспокоился. Скрыть то, что пленные выбирались из барака через подкоп, было уже невозможно. Утро все бы расставило по местам, стоило подойти поближе к складу.

– Уходим.

Развернувшись в узком лазе, заговорщики поползли назад. В любую секунду сзади мог полыхнуть взрыв и похоронить смельчаков под слоем земли.

– Как думаешь, Аверьянович, сработает?

– Пятьдесят на пятьдесят, – продолжая ползти, отозвался бывший интендант.

Фролов уже выставил заплечные мешки с запасами еды, разложил на верстаках гражданскую одежду. Все спешили, переодевались, путаясь в штанинах и рукавах. Беглецы уже оделись, а взрыва все не было.

– Может, свечка погасла? – предположил Фролов. – Или ее огонь весь кислород в подкопе сожрал?

– Типун тебе на язык. Все по науке делали. А наука – она сила, – убежденно произнес Кузьмин. – На дорожку следует присесть.

Не успел он опуститься на грубо сколоченный из тарных досочек хлипкий табурет, как земля дрогнула. За окном полыхнул взрыв, в его зареве было видно, как наклонилась, заваливаясь, вышка охранника. Присесть так и не успели, рванулись к лазу. Мешая друг другу, забыв предварительно договориться, кто за кем пойдет, спускались вниз, пробирались на четвереньках и выскакивали на поверхность уже возле штабеля шпал, дальше лаз завалило землей. Теперь плац предстояло преодолеть поверху бегом.

Прожекторы на вышках метались по небу, выискивая несуществующий бомбардировщик. Это было на руку. Выхваченные из сна пленные в других бараках еще не выбежали на улицу.

– Бежим, – прошептал Прохоров и что было сил рванул через плац.

За ним бросились Илья с Кузьминым. Сердце Михаила бешено колотилось, ведь он и его товарищи пересекали открытое пространство, отлично простреливаемое со всех сторон. Стоило хоть одному автоматчику на вышке заметить бежавших, он скосил бы их в течение нескольких секунд. От бараков послышались крики, пленные выбегали на улицу. Лучи мощных прожекторов тут же с неба ушли к земле. В ночи раздавался лай собак, выпущенных из вольера.