This War of Mine (Ремейк) - vagabond

но ему не дали договорить. Что-то с огромной силой ударило в Хамви, отчего тяжелая машина завалилась на бок.

— Твою ж! — выругался Уокер.

Транспорт снова перевернулся. И еще. Он с грохотом покатился по дороге, словно игрушечная машинка, которую швырнул ребенок, решивший разыграть жуткую автокатастрофу. Вот только внутри находились не пластмассовые солдатики, а живые люди…

Цельнометаллическая оболочка. Часть II

Наши герои проделали длинный и утомительный путь, чтобы оказаться здесь. Потери, некоторые проблемы с командованием и прочие тяготы бойцов вторжения значительно сказываются на боевом духе солдат разведбатальона, но растущие на дрожжах плоды кропотливого труда созревают в нужном этапе войны. Вектор развития удовлетворяет запросы командования. Значит, победа близка.

Пролог. «Оккупанты» (продолжение).

Отделались простыми царапинами, экипаж не пострадал, так как это не было вражеский снарядом.

У взвода уходит от пяти до десяти минут на то, чтобы вытащить себя из зоны поражения, уничтожив или обернув в бегство большинство из сидящих в засаде.

Следующие пять часов уходят на новую попытку продвинуться к мосту и осуществить нападение с участием танков и дополнительных вертолетов.

На другой стороне, успели сравнять с землей около трех кварталов города «А», прежде чем мост объявлен безопасной зоной, при этом в процессе захвата моста морпехами один из взрывов пробивает в нем огромную дыру, делая пролет практически непреодолимым.

На рассвете морпехи впадают в полусонное состояние. После шести часов боя и второй ночи подряд без сна, им дают несколько часов отдыха перед выездом.

Они паркуют свои Хамви в пересохшем грязевом поле в нескольких километрах от моста. Несколько человек собираются у машины выжившего Уокера, пьют воду, распечатывают свои сухие пайки, чистят и перезаряжают оружие, которое, скорее всего, им снова придется использовать в этот же день.

Все они совершенно по-разному справляются с боевым стрессом. Во время затишья в боевых действиях Уокер становится неумеренно бодрым. В это утро он указывает на птиц, которые пролетают над нашими головами, и восклицает:

— Смотрите! Как красиво!

Не то чтобы он испытывал заряд бешеной энергии оттого, что избежал смерти. Скорее, он переживает более глубокое и тихое удовлетворение, как будто воодушевлен тем, что поучаствовал в чем-то очень стоящем. Он ведет себя так, будто только что разгадал сложный кроссворд или выиграл шахматную партию.

Когда подходит Хеллер, чтобы предложить одну из своих вонючих сигар, гримасничает Уокеру и, с улыбкой во все тридцать два, говорит:

— Вы только посмотрите на этого тонкозадого пижона. Вы бы никогда не подумали, какой он плохой ублюдок.

Хеллер говорит, что, когда они познакомились несколько лет назад, ему стало жалко Уоки.

— Я думал, у него нет друзей — такой он одиночка. Но он просто не выносит людей, даже меня. Я — его друг ровно настолько, насколько вывожу его из себя. Но он — безупречный воин.

Кажется, Уокер бой интересует только в его самые напряженные моменты — когда по нам стреляют. После этого он часто проваливается в глубокий сон.

Во время второго нападения группы на мост, когда мы ехали в сторону перестрелки, окруженные по флангам танками и бронетехникой, на фоне громыхания орудий, Хоффман повис на своем пулемете и захрапел, а проснулся, только когда его растолкали.

Реагирую на страх более традиционным образом. После недавней засады, когда мы отъезжали от моста, у меня стучали зубы, а тело так тряслось, что ноги стучали по полу машины. Скорей всего, это была физическая реакция на избыточное выделение адреналина, который накачивается в кровь до предельного уровня, что нарушает кровоток и приводит к переохлаждению организма.

В поведении хронического оптимиста Эдвардса никаких перемен не заметно.

— Когда я попадаю в засады, — уверенно промолвил Эд, — не волнуюсь о том, что могу умереть.

Хеллер, который после боя всегда выглядит так, словно его глаза запали еще глубже в глазницы, а кожу на черепе натянули чуть потуже, рассказывает:

— Нам промыли мозги и натренировали для участия в бое. Мы должны повторять «Убей!» три тысячи раз в день в лагере для новобранцев. Вот почему это так легко. Тот чудак, который отползал вчера — его заметил и выстрелил ему в башку. Я видел, как снесло верхушку его черепа. Это было неприятно. Меня от этого тошнит.

Уильямсон, на счету которого два подтвержденных убийства в засаде, откровенничает, что не чувствует никакого огорчения из-за того, что лишил двух человек жизни.

— Это странный парадокс, — удивляется, имея в виду свою исступленную попытку спасти жизнь гражданского мальчика, раненного морпехом. — На все был готов, чтобы спасти того паренька. Но мне совершенно наплевать на тех парней, которых только что уложил. Вроде как после убийства людей ты должен чувствовать расстройство. А я не чувствую.

«Иман», который видел, как эвакуируют раненого в ногу бойца, пребывает в болезненном состоянии внутренних раздумий. Он прохаживается среди своих морпехов и почти все время молчит. Они обосновались в нескольких километрах за мостом и собираются маленькими группками вокруг Хамви, обсуждая боевые действия предыдущей ночи во всех подробностях. Некоторые из них хлопают «Имана» по спине, подсмеиваясь над храбростью, которую он проявил, когда в самый разгар засады вышел в зону поражения, чтобы проруководить Хамви.

«Иман» отбрыкивается от их похвалы, отмахиваясь:

— Просто не до конца осознавал ситуацию.

Уединившись, уточняет мне:

— Нам нельзя больше попадать в такое положение. Это плохая тактика.

Придурок «Маллиган» — командир взвода, которого презирают почти все без исключения бойцы-срочники, — судя по всему, справляется со стрессом, при помощи нечленораздельного трепа. У моста под эвкалиптовыми деревьями валяются трупы четырех убитых бойцов врага рядом с кучами оружия и боеприпасов — РПГ, АК и ручными гранатами. «Маллиган» бегает туда-сюда, подбирает их оружие, швыряет в канал поблизости и изо всей силы орет. Никто не знает, зачем и почему он орет, но по заключению другого офицера, который попал на это представление чуть позже:

— Чем бы он ни был занят, он себя не контролировал.

Четверо убитых — это первые бойцы, которых морпехи из разведбатальона видят так близко. На мертвых — складчатые брюки, мокасины и кожаные куртки. Офицер наклоняется и берет одного из них за руку. Между большим и указательным пальцем у него вытатуированы по-английски слова: «I love you». Офицер читает их