Последний Конунг - Тим Северин

– Есть еще одна выгода. Хитрость Харальда обнаружила источник, из которого пираты получали сведения. Он должен находиться в ведомстве дромоса. Кто-то, кто ведает исполнением указа о доставке золота, сообщает сарацинам время и место нападения. Харальд подозревал это, так что, посылая карту с рунами, подстроил еще одну западню.

Я вспомнил чиновников дромоса, сопровождавших меня во время моего первого посещения лагеря Харальда в Мамасе. Даже тогда я подумал, не научился ли кто-то из толмачей дромоса норвежскому языку.

– Ты хочешь сказать, что соглядатай должен уметь прочесть рунические знаки, коль скоро он смог понять значение карты, – подытожил я. – А стало быть, нетрудно отыскать того, кто обладает этим знанием. Халльдор кивнул.

– Скажи об этом своему кастрату, когда вернешься в Константинополь.

Сам Харальд прибыл на сторожевой ладье к тому времени, когда Халльдор и его люди начали спасать грузы с двух сгоревших судов. Глубина в бухте была столь невелика, что обнаружить сундуки со слитками с доркона не составило труда. Их содержимое осталось невредимо. Потом ныряльщики Харальда занялись поисками того, что затонуло вместе с галеей. Ко всеобщему восторгу, оказалось, что судно было нагружено добычей, ранее захваченной пиратами. Огонь повредил множество ценных вещей, а морская вода разрушила многое из того, что избежало огня, но все равно там осталось немало такого, что стоило взять. Наиболее ценной оказалась церковная утварь, награбленная по христианским городам, – серебряные блюда и миски, а также алтарные покровы. Ткани превратились в почерневшие тряпки, но жемчужины и полудрагоценные камни шитья уцелели. И были добавлены к растущей груде драгоценностей.

– Одна шестая отойдет государственной казне как доля императора, остальное – нам. Таково правило, – обрадовался Халльдор, когда очередная куча добычи, с которой стекала вода, была поднята на поверхность.

Харальд, как я заметил, очень внимательно следил за всеми находками. Он доверился своим людям, когда те без его пригляда устроили западню, но когда дошло до раздела добычи, постарался, чтобы каждый предмет был в точности учтен. Он стоял у сколоченного наспех стола, на который для рассмотрения выкладывался каждый найденный предмет, и наблюдал за подсчетом его стоимости. Когда принесли кучу серебряных арабских динаров, причем монеты от жара сплавились в ком, он трижды приказывал взвесить их, прежде чем удовлетворился.

Глядя на него, я не мог не размышлять о том, что творится в глубине его души. Я видел, как он лежал, распростершись, на мраморном полу перед басилевсом, считавшим себя представителем Белого Христа на земле, и я опасался, что удачный исход его предприятия окажется шагом на пути, ведущем Харальда к принятию христианской веры. Ему нетрудно будет соблазниться богатством и роскошью. Стоя с этими людьми – Харальдом, Халльдором и несколькими его советниками, – я видел, как ценнейшие из всех вещей с галеи ложились на стол. Христианский крест – без сомнения, украденный из какого-то богатого монастыря или церкви: каждая ветвь креста по меньшей мере в три пяди длиной, толщиной же с мужской палец, покрыта литыми узорами. Еще будучи послушником в ирландском монастыре, я понял: чтобы сотворить такую вещь, необходимо быть человеком, преданным вере. Этот великолепный крест лежал на голом столе, поблескивая тусклым сиянием, присущим только золоту.

Халльдор с восхищением провел пальцами по этому предмету искусства.

– Сколько это стоит? – подумал он вслух.

– Взвесь его – и мы узнаем, – последовал резкий ответ Харальда. – За каждый фунт золота дают семьдесят две номизмы.

Если Харальд по природе своей склонен идти за каким-либо богом, подумал я, то это не Белый Христос, а богиня Гулльвейг. Брошенная в огонь на погибель, Гулльвейг, чье имя означает «сила золота», всегда является в еще большем блеске, чем прежде, она – истинное воплощение трижды переплавленного золота. Но она же – коварная и злобная ведьма-богиня, и внезапно меня кольнуло дурное предчувствие: присущая Харальду жажда золота приведет его к гибели.

Глава 4

– Ваше превосходительство, Харальд обезвредил пиратов и теперь собирается вернуться в Константинополь, – доложил я орфанотропу Иоанну, вернувшись в столицу. – Он доставил золото в Диррахий, там купит греку Феодору вместо потерянного другой корабль, и на том корабле жалованье для армии продолжит путь в Италию. Вполне возможно, в данный момент они его уже получили.

– Этот Аральтес действует, не дожидаясь приказа, – заметил орфанотроп.

– Такова его природа, ваше превосходительство.

Орфанотроп некоторое время молчал.

– Среди чиновников процветает мздоимство, – проговорил он, – и сведения о том, что у пиратов в ведомстве дромоса есть свой человек, весьма полезны, но не слишком неожиданны.

Эти слова прозвучали так, что я задумался, не собирается ли министр использовать этого обнаруженного предателя в своих целях. Иоанн равно мог покарать этого человека или под угрозой кары заставить работать на себя. Я даже испытал некое сочувствие к этой его жертве, чье положение мало чем отличалось от моего собственного.

– Доверяет ли тебе Аральтес? – резко спросил евнух.

– Не знаю, ваше превосходительство. Он не из тех, кто легко дарит доверие.

– В таком случае, я желаю, чтобы ты завоевал это его доверие. Когда он вернется сюда, ты будешь помогать ему всем, чем считаешь нужным, чтобы завоевать его доверие.

Когда я вечером рассказал Пелагее о своем новом назначении, она исполнилась дурных предчувствий.

– Торгильс, похоже, тебе никогда не выпутаться из государственных дел, сколько ни пытайся. Судя по твоим рассказам о Харальде, это человек замечательный, но и опасный тоже. В любом столкновении интересов между ним и орфанотропом ты окажешься посредине. Незавидное положение. На твоем месте я бы попросила помощи у своего бога.

Ее замечание заставило меня спросить у нее, знает ли она что-нибудь о старых богах, которым поклонялись греки до того, как стали последователями Белого Христа.

– Феодор, кормчий-грек, с которым я плавал, – сказал я, – указал мне на разрушенный храм на одном мысе. Он сказал, что старые боги были как семья. Вот я и думаю – может быть, это те же боги, кому мы поклоняемся в северных странах.

Пелагия пожала плечами.

– Я не сумею тебе ответить на этот вопрос. Я не набожна. Да как мне быть набожной, коль мне дали имя в честь раскаявшейся блудницы? – Сообразив, что эти слова требуют пояснения, она продолжала насмешливо: – Святая Пелагея была уличной шлюхой, а потом уверовала и стала монахиней. Она одевалась, как одеваются евнухи, и жила в пещере на Масличной горе в Святой земле. Да она и не единственная блудница, исполнившая свой христианский долг. Мать Константина, основавшая этот город, до того держала постоялый двор, где продавала желающим не одно только дешевое вино и черствый хлеб. Но, заметь, именно она нашла Истинный крест и могилу Христа в Святой Земле.