Проект "Вавилон" - Андреас Вильгельм

Штефани продолжила:

— В то время как древние тексты написаны очень аккуратно и являются религиозными или, как минимум, относящимися к сотворению мира, в текстах граффити совершенно другое содержание. Во-первых, они кажутся дописанными к древним, но не менее мудрыми.

Штефани выудила один из листков и показала на строчки.

— Это древнеиудейский, — пояснила она. — Выглядит очень религиозно, да и звучит как пиют,[11] но это не он.

— Что такое пиют? — спросил Патрик с подоконника.

— Пиют — еврейское произведение, которое исполняют в синагоге.

Nitsavti lefanaw ke navi lifne ha har,Namassti lefanaw ke-tippa ba-jam,Hem anochi lefanaw, —

что в переводе значит.

Я престал перед ним, как пророк перед горой,Я вошел в него, как капля в море.Я оказался немым пред ним.

— Не похоже на цитату из Библии, — заметил Питер.

— Верно, — ответила Штефани, — но этот кусок стилизован. Некоторые тексты граффити взяты из Библии, как, например, тот, который нашли вы: «memento, homo, quia pulvis es, et in pulverem reverteris» — «помни, человек, прах ты и в прах возвратишься». — Штефани перешла к следующим отрывкам из пещеры: — Вот еще хороший пример древнего текста. Это отрывок из произведения Платона «Тимей»,[12] как раз та часть, которая описывает сотворение мира. Настоящая классика, к тому же на латыни, а не на древнегреческом: «Наес igitur aetrni dei prospicientia iuxta nativum et umquam futurum deum levem eum et aequiremum indeclivemque et a medietate undique versum aequalem exque perfectis universisque totum perfectumque progenuit». И так далее еще пару абзацев. Ну, если не точно, то это можно перевести так: «Устроитель построил космос как единое целое, составленное из целостных же частей, совершенное и непричастное дряхлению и недугам. Всю поверхность сферы он вывел совершенно ровной. В его центре построивший дал место душе, откуда распространил ее по всему протяжению и в придачу облек ею тело извне. Так он создал небо, кругообразное и вращающееся, одно-единственное, но благодаря своему совершенству способное пребывать в общении с самим собою, не нуждающееся ни в ком другом и довольствующееся познанием самого себя и содружеством с самим собой. Предоставив космосу все эти преимущества, дал ему жизнь блаженного Бога». Этому очень известному тексту около двух тысяч лет. Шар как законченное тело, которому соответствуют Земля и расположение планет.

— Спустя тысячу лет после этого за такие еретические мысли людей сжигали на кострах, — добавил Питер.

— Да, — ответила Штефани, — очень выразительно и нанесено на стены пещеры с любовью. За ним следует граффити — текст, выбитый поверх. Он не менее интеллектуален. Это один из самых длинных текстов граффити: «Ех quo omnia mihi contemplant praeclara cetera et mirabilia videbantur. Erant autem eae stellae quas numquam ex hoc loco vidimus et eae magnitudines omnium, quas esse numquam suspicati sumus, ex quibus erat ea minima quae ultima a caelo citima terries luce lucebat aliena; stellarum autem globi terrae magnitudinem facile vincebant. Iam vero ipsa terra ita mihi parva visa est, ut me imperii nostrii, quo quasi puntum eius attingimus, paentiterent». Это отрывок из «De republica» Цицерона, если я правильно помню, написанного пятью сотнями лет позже. «Оттуда все остальное казалось мне великолепным. Там были звезды, о которых мы даже и не подозревали и не видели прежде с этого места. А самая ближняя звезда к Земле светилась странным светом. Размеры же звезд с легкостью превышали размеры Земли. Да, сама Земля казалась мне столь маленькой, что мне даже стало стыдно от того, какой маленькой точкой на ней была наша империя».

— И что же в этом случае говорит ваша теория? — спросил Патрик. — То, что писатели в стиле граффити были интеллектуалами?

— Да, это можно предположить с легкостью. Граффити были написаны значительно позже древних текстов и являются как бы ответами на них. Все писавшие, без сомнения, очень образованны и испытывают благоговение. Благоговение перед ничтожностью человека в космическом смысле, перед знанием и великими тайнами этого мира.

— Пока мы не знаем, — вмешался Питер, — кто написал все эти тексты, но нам кажется, что у авторов граффити были другие мотивы.

— Да, и особенно хорошо это видно по следующему фрагменту: «Arcana publicata vilescunt; et gratiam prophanata amittunt. Ergo: ne margaritas obijce, seu asino substerne rosas». He знаю, является ли эта цитата исторической, но говорит она примерно следующее: «Раскрытые тайны теряют в цене, а оскверненное лишается привлекательности. Итак: не мечи бисер перед свиньями и не устилай путь розами ослам». Это стояло как раз рядом с изображением розы, правда, написано было очень древним шрифтом, поэтому перевести мы смогли только сегодня.

— Кажется, я знаю это, — подумал Питер, — только вот не могу вспомнить откуда…

— У меня такое чувство, что все ходят вокруг да около, — сказал Патрик, закрыл окно и подсел за стол к остальным. — Словно я поздно включился в разговор и поэтому только один не знаю, о чем идет речь. Или как будто все смеются над шуткой, а я ее просто не расслышал.

— Я вас не понимаю, — сказал Питер.

— А я понимаю, — перебила Штефани, — я знаю, что вы имеете в виду: создается такое впечатление, словно существует какая-то определенная тема, на которую написаны все эти тексты и комментарии. Как будто у всех, кто оставил надписи на стенах пещеры, в голове было одно и то же. Только что это за тема, что за тайное знание? А вот еще одни текст, который подтверждает нашу мысль, — Штефани достала очередной листок. — Это на древнегреческом, — пояснила она, — первоисточник я, к сожалению, не могу назвать так сразу, но приблизительно перевести попытаюсь: «Если тождественность справедлива, а знание — сила, тогда мир хороший, если все знания доступны всем. Каждый будет могущественным, и все будут равны. Но самым могущественным будет тот, кто найдет знание. Он должен быть мудрым настолько, чтобы смог поделиться этим знанием с остальными».

— Звучит удивительно современно. Как будто из научного менеджмента, — заметил Питер.

Штефани кивнула.

— Но куда интереснее то, что кто-то дописал в качестве дополнения к последнему предложению: «… и настолько мудрым, чтобы скрыть это».

— Отлично, — сказал Патрик, покачав головой, — мы услышали целую кучу древнееврейских, латинских и греческих слов. У меня от этого разболелась голова, но до сих пор я не улавливаю сути.

— Может, потому что пока еще слишком рано, — сказал Питер. — Как бы то ни было, теперь мы можем разобрать все части этой головоломки. Пусть собрать ее мы пока так и не смогли.

— Но мне, помимо этих надписей, странным кажется и поведение наших современников, — продолжал Патрик. — Взять, к примеру, предводительницу ложи или хоть этот факс…

Взглянув на факс, он невольно замолчал. Пока они отсутствовали, им пришло очередное сообщение.

— Что это? — Патрик встал, достал несколько бумажек из аппарата и пробежал их глазами. — Не может быть!

— Что это?

Патрик положил присланные факсы на стол рядом друг с другом.

— Коли уж мы заговорили о мадам гуру: ваше предположение, Питер, подтвердилось. Она действительно пишет, что хочет еще раз встретиться с нами.

Потом Патрик указал на другую бумагу.

— Но лучше посмотрите сюда:

«Уважаемые господа!

До нашего сведения дошла информация, что вы занимаетесь исследованиями одного вопроса. Мы хотели бы поделиться с вами кое-какой информацией по этому поводу. Возможно, вы уже обратили внимание на некоторые детали. Тем не менее считаем, что вам будет приятно узнать об уровне ваших исследований.

Мы хотим пригласить вас на информационную встречу. Мы уважаем ваше право держишь все это в тайне и смеем заверить вас в полной конфиденциальности с нашей стороны».

С наилучшими пожеланиями и так далее, Сэмюель Веймарский.

И ниже дан план проезда.

— Сэмюель Веймарский? — Питер наморщил нос. — Звучит как не очень удачный псевдоним, нет?

— Точно, — сказала Штефани, — звучит очень по-немецки. А кто это и откуда у него номер нашего факса?

— Видимо, на вашего знакомого из Парижа нельзя положиться, а, Питер?

— Похоже, что так.

— Посмотрите на бланк! — воскликнула Штефани и ткнула пальцем в виньетку.

Виньетка представляла собой розу, в центре которой было сердце и латинские инициалы М. L. Над розой были три языка пламени, а под ней была подпись: «Миссия света — In nomine Patris et Filii et Spiritus Sankti».

— «Во имя отца и сына, и святого духа», — прочла Штефани.

— Аминь.

— А вы язва, Патрик.

Он ухмыльнулся и пошел к окну, чтобы закурить вторую сигарету.

— Итак, что мы имеем? — сказал он после первой затяжки. — С одной стороны, мы исследуем пещеру и с технической точки зрения не продвинулись ни на миллиметр. Но с другой стороны, мы там же занимаемся еще и толкованием древних текстов. Пока, к сожалению, они не дают нам подсказки о смысле и цели всего происходящего. В то же время о наших исследованиях прознали кое-какие люди. Это гроссмейстер масонской ложи. Кажется, изображение нашей розы кое о чем напомнило ей, но она так и не раскрыла свои карты. Теперь она хочет вновь встретиться с нами. К тому же мы получили факс от таинственного Шт. Г., который хочет предостеречь нас от последствий нашего исследования. Наконец, у нас есть факс от некоего Сэмюеля Веймарского, который утверждает, что располагает нужной нам информацией. Ничего не забыл?