Клад отца Иоанна - Лимонов Анатолий Иванович

Мы вышли насвежий воздух и, отдышавшись от дурных запахов, вновь уселись под грушей. Сталигрызть сухари. И я впервые пожалел о том, что отказался от обеда. Сильнаяусталость разливалась по телу, ноги гудели, да и в животе не больно-то былидовольны скудной монастырской провизией. Время летело быстро. Брат Феодор ещене возвращался. Мы сидели плечо к плечу и как-то безучастно наблюдали за тем,как догорает закат.

- Наверное,лучше было ему сходить в лагерь и позвать «зернышек». Они мигом бы утащили всепо вещичке! - усмехнулся я. - А лисичек-то мы так и не набрали...

- ЛюдмилаСтепановна рассердится, так как догадается, что мы солгали ей и ушли искатьклад, а не грибы... - вздохнула Пашка.

- Ничего,когда она увидит клад, уже будет не до таких мелочей! А грибы никуда неденутся, завтра соберем...

Прошел ещецелый час.

- Кушатьхочешь? - спросил я.

- Так,немножко.

- А я,пожалуй, побольше твоего...

Стадо ужевернулось с лугов, а в храме стало темным-темно, но брат Феодор так и непоявлялся.

- Куда же онзапропастился?! - недоумевал я. - Слушай, Паш, а чего это он прощения у наспросил, а?

- Наверное,это у них так принято. Вдруг взболтнул чего лишнего и ненароком обидел чемкого-то. Да мало ли что... Ты вот сердишься на то, что он скрытный и заставляетнас долго ждать. Он, видно, был уверен, что быстро не управится, вдруг мужиковтех дома не окажется, поэтому вот заранее и извинялся.

- Да,странный, странный он человек... - произнес я и нервно прошелся около храма.

Сумерки сталисгущаться. Зазвенели комары. Потянуло свежестью. Мы вернулись в притвор иуселись рядом с кладом. Насекомые сюда не залетали. Запахи, видно, были им непо нутру. Вверху шуршали и копошились голуби, уже устраивающиеся на ночевку.Через пустые окна лилась какая-то призрачная синева. В ее свете паутины подсводами храма приобретали холодно-ледяные очертания и покачивались, словностранные внеземные существа... Снаружи доносилось пение вечерних птиц, подхудым полом попискивали мыши. А время все шло и шло... Мы стали всерьез волноваться,куда же пропал брат Феодор? Прасковья несколько раз звонила ему, но абонентоказывался недоступен. Что могло это все означать? Ведь за то время, когда мыпроводили его из храма, он вполне мог обойти уже все дворы в Никольском и дажедобрести до лагеря и вернуться обратно! Я уже начал роптать на безответственногомонаха, а Прасковья защищала его, опасаясь, что брат Феодор мог случайностолкнуться с бандитами, и те причинили ему зло. Как бы то ни было на самомделе, но нам все же надо было что-то предпринимать, чтобы не остаться ночеватьв этом темном, холодном помещении, пропитанном ядовитыми запахами. Пашка позвонилаотцу Григорию. Тот по-прежнему оставался недоступным.

Я предложилперепрятать клад в зарослях, вернуться в лагерь и там все рассказать ослучившемся, а рано утречком вернуться сюда всем вместе и забрать церковноедобро. Ночью-то вряд ли уж кто сунется к Никольскому храму, а уж тем болееникто ни за что не полезет в кусты, в которые и днем-то забраться очень маложелания. Прасковья была в растерянности. Она не знала, как нам лучше поступить:оставаться здесь мы больше не могли, но она все еще надеялась, что брат Феодорвот-вот вернется, и поэтому не хотела подводить его. Дав монаху еще 15 минут, явышел из храма и отправился поискать подходящее местечко для перепрятываниясокровищ. Ночь была прозрачная, вполне можно было различать всякие более менеекрупные предметы: дома, деревья, столбы, кусты, заборы... Среди зарослей, образованныхбузиной и акациями, я, подсвечивая себе мобильником, обнаружил неплохоеместечко. Там было большое углубление в земле, окруженное вьюнками и огромнымилопухами. И если клад сложить туда, то даже и днем не всякий сразу и обнаружитэто захоронение. Высоченная лебеда и глухая крапива надежно прикрывали все подходы.Я пошел обратно к храму, чтобы сообщить Прасковье о своей находке и начатьпереправку вещей на новое место. И тут отчетливо услышал чьи-то шаги и голоса,доносившиеся с противоположной стороны храма. Из туманной дымки вынырнули двачерных силуэта. Первым человеком, скорее всего, был брат Феодор, а за нимследовал кто-то высокий и плотный, наверное, какой-нибудь мужик, обладающийнедюжинной силой и которого монах привлек для погрузки наших богатств. Так какзвуков мотора я не слышал, то решил, что грузить клад будем, скорее всего, наподводу. Люди шли ко входу в Никольский храм. Увидев меня, они резко замерли,вглядываясь в мой силуэт, будто определяя, что же тут стоит: человек или столбкакой-то? И вдруг позади тоже послышались быстрые шаги. Я вздрогнул иобернулся. Еще кто-то шел вдоль стены прямо на меня.

- Жора? -спросил незнакомый голос.

Человек этотбыл какой-то приземистый, коренастый, экипированный под охотника, во всемзащитном и в сапогах. Я был уверен, что вижу его впервые в жизни, но он откуда-тознал меня по имени, а это значит, что и я должен был быть с ним знаком. Пока явглядывался в остановившегося неподалеку незнакомца, стараясь узнать его,другие подошли ко мне почти вплотную. Я повернулся и хотел сказать: «БратФеодор, ну наконец-то!», но речь моя оборвалась на полуслове. Чья-то крепкаярука уперлась мне в лицо, надавив на него чем-то мягким, влажным и остропахнущим. В подсознании стрельнула мысль: «Все, это конец! Здесь бандиты!»Теряя сознание, я дернулся изо всех сил и закричал: «Паша, беги!», но рот былзажат этой гнусной тряпкой, и тогда я только громко промычал, точно убиваемаяна бойне корова. И еще мне то ли послышалось, а может, и почудилось, как вглубине храма испуганно вскрикнула девчонка...

** *

Я пришел всебя от того, что меня сильно трясло. Открыв глаза, я ничего не увидел. Дышатьбыло тяжело. Пахло пылью и бензином. Руки находились подо мной и были крепкосвязаны, так что я не смог вернуть их в более привычное положение. Ноги тожечто-то удерживало. Откуда-то доносилось натруженное урчание мотора иприглушенная музыка лилась из невидимых колонок.

- «Отель«Калифорния» группы «Иглз» - сделал я заключение.

Постепенно японял, что нахожусь в каком-то грязном и пыльном мешке, брошенном в кузовавтомобиля, и меня везут в неизвестность по весьма труднопроходимой дороге.Иногда на меня накатывалось что-то длинное и мягкое. Сталкиваться с ним былогораздо приятнее, чем с жестким металлическим бортом. Вскоре до меня дошло, чтоэтот мягкий предмет не что иное, как... Пашка! Тоже закатанная в странныйудушливый кокон. Одно было ясно: мы стали легкой добычей Назара Кривого! Но какэто могло произойти, и как бандиты смогли выйти на нас, это просто неукладывалось в голове, тем более что от хлороформа и запахов удобрений онасильно кружилась, так что порой я то ли забывался, то ли вновь засыпал до техпор, пока меня не подбрасывало вверх на каком-нибудь крутом вираже. Сколькодлилось такое малоприятное путешествие, которое и в кошмарном сне-то неувидишь, я не знаю. «Калифорния» сменилась композицией «Падает снег» СальвадораАдамо, потом группа «Оз гартен» спела нам про «Лимонное дерево», а еще я, вперерывах между провалами памяти, слышал «Ма бейкер» группы «Бони М», группу«Айс Брейхер» из Германии, «Ленинград» и про «Черный бумер»... потом, наверное,музыку отключили. А вскоре закончилось и это страшное путешествие. Моторвнезапно заглох, и кочки перестали играть моим телом в футбол. Сквозь пыль ивыхлопные газы стали пробиваться иные запахи: хвои, мха, брусничника... Меняподхватили чьи-то крепкие руки, точно рога автокары, и бросили на землю. Ясжался, ожидая тяжелого удара о сухой грунт, но приземление получилось мягким.Похоже, меня кинули на мшистый полог соснового леса. Только треснули кое-гдесухие шишки и хвоинки. Через пару минут меня, точно чурбан, взвалили на плечо ипонесли высоко над землей. Пахло смолой и табачным дымом.

С разныхсторон доносились приглушенные голоса, но смысл слов и их значение было оченьтрудно определить. Минут через 10 мое путешествие на чьем-то горбу прекратилось,и меня вновь водрузили наземь, поставив теперь прямо на свои ноженьки. Правда,после всех этих поездок я едва держался на них... И еще очень хотелось есть ипить... И сильно кружилась голова, здорово не хватало кислорода. Что стало сПашкой, я пока не знал, но почему-то думал, что она находится где-топоблизости. Где-то высоко весело пела лесная пташка. Что окружало нас: ночь илиуже день, было неведомо, меня по-прежнему угнетала опостылевшая темнота душногомешка. Я сделал несколько шагов в неизвестность, но крепкая рука остановиламеня, и раздался глухой бас: