Бал для убийцы - Николай Буянов

Майя повернула голову. Теперь, кажется, все были в сборе: Келли — в короткой юбочке (и куда только учительница смотрит!), с сумкой через плечо, уже заметная грудь гордо выпирает из белой водолазки… Валя Савичева, одетая в светлые брючки и длинный свитер с широким горлышком. Третьей, как догадалась Майя, была Лерочка Кузнецова — дитя своего века: коротко, почти наголо остриженная головка с грациозным затылком, громадные серьги в ушах, кожаная «рокерская» курточка и черные ботинки на рифленой подошве, стиль «милитари», не хватает американской штурмовой винтовки и подсумка с гранатами.

— Ну как? — спросил Артур.

— Все в порядке, отстрелялась, — доложила «рокерша», с интересом взглянув на Майю. (Ничего, мол, батя, у тебя подружка. Старовата, правда, уже за тридцатник, но если новую фуфайку и костыли поприличнее…) — Последнюю задачу, правда, пришлось «содрать» у Веньки Катышева (сама бы в жизни не решила). Ну да с него не убудет.

— Троек много?

— Математика и физика. Терпеть их не могу.

— А собиралась в политех…

— Ничего, еще только вторая четверть. Зато у Вальки — все тип-топ, все пятерки, даже по физкультуре. Как это она нашу Тумбу уговорила, ума не приложу.

— Брала бы пример, — глубокомысленно заметил Артур.

— У нее стимул: они с Келли после школы в Штаты собрались рвать.

— Правда? — удивилась Майя.

Валя шутливо (но чувствительно) ткнула подружку локтем под ребра.

— Выдумщица. Майя Аркадьевна, скоро отпустят Романа Сергеевича?

Трогательная забота.

— Не знаю. Много неясного…

— Но он же не мог убить!

— Не мог, — вздохнула она. — Однако такое впечатление, что кто-то очень хитро его подставляет.

Они вышли из школы вместе, и в очередной раз Майя тайком удивилась: всего сутки прошли с недавней трагедии, но — солнечный день, мягкий снежок под ногами, гомонящая ребятня, и у всех, даже самых непроходимых двоечников, радость и возбуждение на лицах в преддверии двухнедельной свободы. Свобода и смерть — понятия несовместимые, особенно в детском возрасте…

У ворот папа-Кузнецов озабоченно посмотрел на часы:

— Совсем из головы вылетело. Мне еще нужно зайти в магазин за продуктами… Лера, отведи Гришку домой.

Та недовольно сморщила носик.

— Опять с малышней возиться. Пусть лучше с вами идет, у нас с Валькой дела.

— Лерка, перестань, — тихо сказала Валя. — Он твой брат все-таки. Если хочешь — пошли в магазин вместе.

Артур пожал плечами:

— Ну, если никто не против… Майя, не составишь нам компанию?

— Мое положение довольно серьезно. Связь между мной и школьным охранником пока не установлена…

— Но она есть, — понятливо закончил Артур. — Никогда не поверю, будто ты с ним спала.

— Типун тебе, — ужаснулась она такому предположению. И вдруг, сама не ожидая от себя такого, подробно и обстоятельно выложила ту давнюю историю, приключившуюся по дороге с Риткиного бракосочетания.

Артур молча выслушал и присвистнул:

— Вон оно что…

В гастрономе (супермаркете по-нынешнему) было тепло и многолюдно: они стояли в очереди в кассу, вокруг колыхалась толпа, в праздничной витрине сияла елочка в бумажных гирляндах, и это создавало у Майи ощущение если не праздника, то некоей его иллюзии. Она расслабилась — пожалуй, впервые после полутора суток замордованного бега по кругу: дом — прокуратура — полубезумные диалоги со свидетелями (подозреваемыми) — диалог со следователем (Колчин любезно позволял ей вмешиваться в ход дознания, правда, непонятно из каких соображений) — снова дом…

— Значит, меня ты отметаешь? — спросила она.

— Я тебе уже говорил. Ты неплохо обращалась с боккеном. — Артур уже укладывал покупки в сумку. — Жаль, что ты бросила занятия.

— По-твоему, тот, кто убил охранника, был слабым физически?

— Или он потерял голову, или здорово испугался — версий уйма. А возможно, преступник хотел создать именно такое впечатление… Вообще, убийство выглядит как непреднамеренное, в состоянии аффекта — но только на первый взгляд.

— Почему?

— А откуда оружие-то? И куда оно потом исчезло?

— Палка… — Майя задумалась. — Может быть, швабра?

— Откуда такая мысль?

— Это первое, что пришло на ум.

Артур фыркнул.

— Ты еще скажи, что убийца — уборщица (пардон, техничка). Ручку швабры обычно делают из мягкого материала — сосны, к примеру. И потом, уж будь уверена, твой следователь каждую мало-мальски подходящую палку в окрестностях школы обнюхал вдоль и поперек. Я видел его в работе: он крепкий профессионал, хотя и выглядит придурком. А самое главное — пожар в музее… Ты не в курсе, что там загорелось?

— Эксперт утверждает, бензин.

— Значит, имел место поджог, — сделал он неутешительный вывод. — Значит, преступник готовился заранее, и очень тщательно: возможно, хотел убить Эдика и спрятать концы в пожаре. Однако ты вмешалась не вовремя… Да, девушка, пробиваю. Полкило сыра, сметана, шоколад, печенье, два йогурта… Гриша, тебе какой йогурт, с бананом или клубникой?

— И с бананом, и с клубникой. И не забудь про сливу.

— А в животе не слипнется? — улыбнулся Артур.

— Не-а. — Гриша поправил сползающий рюкзачок и отправился гулять вдоль окон, разглядывая выставленные там фигуры из папье-маше (некто небесталанный убрал таким образом магазин к текущим праздникам).

Валя с Лерой что-то живо обсуждали возле отдела бижутерии, где дешевые «хрустальные» башмачки, сердечки, сосульки и знаки Зодиака радостно переливались за витринным стеклом.

— Они не поссорились? — спросила Майя.

— Кто? — отозвался Артур. — А, Лера с Гришей… Это все болезнь роста. Гришка спит и видит себя в их компании: интересно же, старшеклассники как-никак. А тем, наоборот, с малышом неохота возиться. Впрочем, Валя его защищает.

— Гришка хороший, — подтвердила Валя, подходя поближе. Они с Лерой, оказывается, успели обзавестись новенькими кулонами: те самые знаки Зодиака, две одинаковые пластмассовые фигурки, вправленные в копеечные камешки на цепочке, два Козерога («У нас дни рождения в один месяц, представляете?»). — И чего его на дискотеку не пустили? У него даже костюм был…

— Это не твое произведение? — спросила Майя.

— Гном? Нет. — Валя покачала головой. — Но на будущий год обязательно что-то придумаем, да, Гриш?

— Валька может, — с уважением подтвердила Лера. — Она знаете какие костюмы придумывает? Закачаетесь.

— Удирает, — вдруг тихо сказал Гриша, глядя в окно, — сказал задумчиво, вроде бы ни к кому не обращаясь.

— Кто удирает? — не поняла Майя.

Мальчик не ответил. Он смотрел почему-то сквозь витрину, в одну точку…

Майя повернула голову и проследила за его взглядом. Там, за стеклом, на улице, обтекаемый возбужденной людской массой, неподвижно стоял человек. Лица было не разглядеть (минус четыре: глаза надо было беречь, а не зарабатывать орден имени Сутулова на лекциях и практических занятиях по педагогике), но — черное кашемировое пальто, и белый шарф, и характерная форма головы…

Вовсе он не удирает, хотела сказать Майя, но тут человек, будто поняв, что его засекли, резко развернулся, сделал шаг в сторону и исчез из поля зрения, смешался с толпой, стал ее частью.

— Гриша, — зачарованно прошептала Майя. — Ты видел в коридоре кого-то, одетого в карнавальный костюм, да? Это был Дед Мороз?

Пока добирались из Пензы в Москву, настроение у Любушки было преотличное. Казалось, сама мысль о том, что она одна, без папенькиного строгого ока, путешествует в настоящем вагоне, по настоящей железной дороге, страшно ее забавляла. Вечером, когда пришел проводник и принес лампу, она попросила, чтобы ей подали чай с сахаром и вазочку с пирожными-эклер из вагона-ресторана.

— Только вам, милостивый государь, ничего не перепадет, — лукаво предупредила она Николеньку.— Вы склонны к полноте, вам сладкое вредно.

Хорошо, что так получилось. Петя, конечно, был предпочтительнее (чего стоили только глаза, жгучие, как у цыгана, который служил в папенькином имении, а черные волосы, постриженные по последней моде, а столичные усики…). Впрочем, внешность порою обманчива: что под ней-то? Малодушие и готовность отступиться от своего — а как романтично все начиналось! Будто в бульварных романах: неожиданное письмо, таинственный человек в черном, выстрелы на вокзале… Николенька представлялся ей менее завидным: ни Петиной внешности, ни коляски с рысаком в серых яблоках, ни своего имения, лишь непритязательная квартира в доме купца Василия Кузьмина — того, чьи пекарни снабжали хлебом всю губернию. Однако в этом были свои прелести: Николенькой — сразу видно — можно было вертеть как душа пожелает. И ведь не испугался, вызвался ее сопровождать…

А потом, после пересадки в Москве, Любушка вдруг резко помрачнела. На вопрос Николеньки она задумчиво поджала губы и неожиданно выдала: