Черный квадрат. Супрематизм. Мир как беспредметность - Казимир Северинович Малевич

скорейшего достижения.

Следующий процесс познания статики, скорости и динамики повлечет нас к неизбежному вопросу и ответу, выявляющимся в новоизобретенных вещах мира. Каждый такой вопрос и ответ требует особых армий делателей. Одной из таких армий была армия изобразительного искусства, но эта армия должна умереть, ибо стоит за спиной живого действа. Творческая армия сооружений двинет все свои силы по общему плану и системе экономической современности. Она должна быть так же построена, как построен общий план всего нового организма жизни современного человека, в ней уничтожены права собственности на искусство, каждая личность должна стать на точку общего развития, но не устраивать отдельные территории кабинетов искусства и жить своей личной программой и системой, она должна быть лишена своей личной программы так же, как всякий хозяин лишен развития своего харчевого экономического огорода. Армия сооружений искусств не может быть отделена от общности и пользоваться своими личными преимуществами и свободой подобно церкви, ибо будет противоречить революционному природо-естественному движению жизни. Всякое искусство есть форма, а всякая форма идет к совершенству через экономический путь движения, следовательно, она стоит в общей дороге общего пути форм жизни, и потому церковь как форма выхода из общего пути, оставаясь на своей платформе, будет или идти к падению, а если ее духовный мир будет прогрессировать, то он пойдет к духовному совершенству, что современности неприемлемо, ибо наступит разделение сил.

Всякая созданная форма духовного мира должна строиться в общем едином плане. Нет особых прав и свобод для искусства, религии и гражданской жизни; если в данный момент коммунистическое государство и отделило церковь, то это совершилось потому, что в сознании коммунистического общества не сознана причина отделения в смысле развития самодеятельности церкви. В логическом ходе коммунистического строительства церковь должна быть немедленно закрыта как частная торговля, как организм, употребляющий силу масс не на нужное сознание нового действа, а идущий вразрез с новым осознанием природо-вождя, как отвлечение силы от единства напряжения общего действа. И коммунистическое сознание борется другим способом, путем воспитания молодежи в бесцерковно-религиозном духе, представляя эту работу семье; но и оставление семьи есть также уступка, ибо, чтобы довести полную логику до соответственности, нужно разбить семью, ибо всякий, родившийся в коммунистическом обществе, уже принадлежит обществу и его воспитанию. Таким образом, придем к беспредметному миру, очищенному от всякой старой формы, и выйдем к супрематии новой формы предметного мира. И в недалеком будущем церковь и старое искусство должны окончить свое существование за неимением прихода. Новое искусство идет под одним знаменем общности. Но революция коснулась только гражданской жизни и установила в ней новую систему и план. Искусства революция не коснулась, она была использована молодыми вождями искусства, которые вторглись в насиженные кабинеты старых мастеров, частью их изгнали, частью помиловали, а потом подружились, оставили их на местах и рядом открыли такие же секретные кабинеты по обучению индивидуальной живописи, скульптуре, архитектуре. Революция была только в том, что каждый получил право иметь мастерскую, иметь церковь и свой приход и обучать в ней тому, чему ему хочется. У него своя программа, система и экономия, у него личный вкус, этому личному вкусу и обучает новый мастер свой приход художников. Революция добыла ему свободу, но он сделал свободу контрреволюционной общему положению о собственности и экономическому развитию каждого члена коммунистического общества. Она не ведет к единству целого, а раздробляет и укрепляет каждую личность в своей обособленности. Наши свободные художественные государственные мастерские представляют собою контрреволюционные начала, они контрреволюционные академии. Академия шла по плану и системе, через что проходила каждая учащаяся личность. В этой системе стоял мастер, обучавший в определенном искусстве того времени гражданской и духовно-религиозно-моральной жизни. Ныне же наши мастерские представляют собою ряд секретных кабинетов. Каждый кабинет есть начало и конец познания совершенства мастера. Курс первый и курс последний, и потому мастерские не могут иметь единства, и не могут учащиеся познать то, что добыто жизнью. Никто не сможет уже отрицать новых течений, ни кубизма, ни футуризма, ни супрематизма. Эти направления существуют в жизни, их не вычеркнешь, мало того, они уже из направлений перешли в метод, в новое руководство.

Эти направления могут стать методом, планом и системою нашей современности мастерских. Они ставят каждую личность в план сооружений творческой конструкции. Кубизм – не только познание нового начала, но и ставит наше сознание на новое философское реальное представление мира, чем подымает на новую поступь движения, а следовательно, ведет к супрематии утилитарного и духовного мира вещей новой формы. Академизм как художество, как философия познания, как психологическое явление уже есть определенная форма, образовавшая собою кольцо горизонта изобразительного искусства. Оставаться в этом горизонте не может больше творчество нового. Так же, как и экономическая, политическая, гражданская жизнь права и свободы.

Форма академизма как изображения, как агитации, посредством чего идет пропаганда, суть временное, так же, как и вывески бакалейных лавок. Грамотность уничтожит изображение предметов на вывесках, а выражение силовых ощущений возможно только отвлеченными формами движения красного против белого; как нельзя передать силовые движения машины через изображение человека, так нельзя передать действительную мощь красного, изображая рабочего в красном фартуке. Изобразительность не в сути новых искусств, в них лежит творческое сооружение; подымаясь через путь сооружений, мы достигаем высшего природо-естественного развития во всем человечестве. Мы идем к тому миру, в котором все будут творить, но не повторять, не машинизировать выброшенную идеедателем форму. Мы должны поставить путь творчеству так, чтобы вся масса участвовала в развитии каждой явленной творческой мысли, но не превращаться в машинное производство как штампование. Разрешение этого вопроса может вывести весь народ из машинного состояния фабрикации мысли одного идеедателя. Экономически-утилитарная жизнь вещей находится в самом отчаянном положении этого смысла. Весь пролетариат является производственной силой, потому стоит в рабстве одного или десятков идеедателей вещи. Один из творцов изобрел плуг или другую вещь и передает ее на фабрику и на завод, где она воспроизводится в миллионах повторений. Вся масса рабочих организмов превращается в машину и потому не может участвовать в творческом изобретении, ибо даже все фактурные особенности поверхности: качество, упругость и прочность материала – уже предусмотрены изобретателем.

В этом смысле лучше обстоит дело в изобразительном и вообще в искусстве, где всякая творческая мысль одного выдвинувшегося направления никогда не попадает под машинность производства, хотя имеет целый ряд личностей, разделявших эту мысль, и, в свою очередь, продолжает в них участвовать в творчестве. Таким образом, каждая личность горячо борется