Окруженец. Затерянный в 1941-м - Вадим Мельнюшкин

– И как вас угораздило?

– Выпуск в этом году был ускоренный, на место службы я прибыл девятнадцатого июня, представился в штабе двадцать второй танковой дивизии. Двадцатого принял взвод «Т-26». Двадцать третьего от взвода не осталось ни одного танка. Дальше отступление. Уже под Полоцком немцы обнаружили нашу группу в лесу и взяли в плен.

– А форму когда сменил и документы уничтожил?

– Там в лесу и поменялся с убитым красноармейцем. Но форму, документы и личный «ТТ» я спрятал. Патронов все равно не было.

Ну да, судя по заминке, патроны были, но светить пистолетом ему не хотелось, но я не судья – каждый выживает, как умеет. Как бы то ни было, проблему надо решать.

– Значит, так, товарищ красноармеец, лейтенанта я перед собой не вижу, а потому вопрос этот буду решать, когда увижу. Все ясно?

– Так точно, товарищ командир отряда.

– Свободны.

На лице этого еще не совсем лейтенанта заметил облегчение. Ага, он облегчился, а я должен теперь голову ломать, чего от него ждать. Ладно, это пока терпит.

– Командир, о чем думы тяжкие?

Жорка нарисовался, блин, не сотрешь.

– Есть у нас, сержант, теперь каждой твари минимум по паре, ну почти. Моряков с летчиками нет, но это к лучшему, но есть кое-кто, кого мне не хватает.

– И кого?

– А самого завалящего сержанта НКВД.

– Свят-свят! Сплюнь, командир! Нельзя такое поминать всуе, особенно на закате. Ты его помянешь, а он как заявится! Зачем тебе ужас этот?

– Видишь пополнение? Вот оно меня и беспокоит.

– Думаешь, фашист кого к нам подослал?

– Думаю – пока нет. Сложно слишком для нас, убогих, да и конвоиров я допросил. По крайней мере приказов кого-то конкретно не расстреливать у них не было. Но думаю, эти не последние, а методики допросов у меня нет. Я бы и на опера какого из угрозыска согласился. Нет на примете? Вот и у меня… Чего хотел-то?

– Мы со старшиной харч прикидывали. Если консервы все в ход пустить, утром людей кое-как накормим, а дальше – труба.

– Консервы не трогать, это НЗ. Придется слегка поголодать. Новичкам хоть что-то надо будет дать, а сами прямо с утра за продовольствием и двинем. Есть у меня мысль, и я ее думаю.

* * *

Формы немецкой у нас хоть и прибавилось, спасибо утопленникам, что сейчас, с легкой руки старшины, кормят всякую болотную живность под Худобками, но было не так уж и много, потому второй мотоцикл решил не брать. Полицаев изображали четверо парней из нового пополнения, не самые худые, остальных брать не решился, ну не полицайские у них рожи, да и куда мне столько. Залесье – село большое, домов восемьдесят, но все равно не батальоном же туда идти, да и гражданки только на четверых. Повязки сделали из простой белой тряпки, даже писать ничего на них не стали. Ну кем может быть вооруженный мужик рядом с солдатом Вермахта? Правильно – сволочью! Стереотипы рулят.

В село вкатились со злыми мордами, еще бы – жрать-то хочется. Здесь мы тоже не первые. Как догадался? Да все по тому же отсутствию заливистого лая. Чего ж немчура так собачек не любит? Сбор жителей на площади занял не менее часа. Не очень-то они здесь запуганы, кое-кого пришлось даже прикладами подгонять. Этот трудный момент я с бойцами специально обговорил, научил нескольким самым ходовым немецким ругательствам, но строго приказал – будут ерепениться, пихать прикладом, только что не бить, если местные слабину почувствуют, весь план насмарку. Вроде бы все получилось – вон пара мужиков спину потирают да зубами скрепят. Эх, а все же хорошо, что пулеметы у нас, а не у них. Можно сказать, повезло. Пора речь толкать. Главное, чтобы «переводчик» мой не запутался, он хоть немецкий и знает, но до настоящего толмача ему как до Москвы задним ходом. Ничего, общую канву он выучил наизусть, а если что и напутает, даже при наличии местного знатока языков сойдет для сельской местности.

– …и, наконец, господин унтер-офицер требует выдать бандитов, напавших на немецких солдат около хутора Худобки, а также выдать всех, им сочувствующих. Если этого не произойдет, то господин унтер-офицер прикажет расстрелять каждого пятого мужчину!

Какой бабы вой подняли, только бы парни мои выдержали. Нормально стоят, морды злые, желваками играют, держитесь, ребята, должна быть гнида, не может не быть на столько народа, да чтобы ни одной сволочи… Есть! Я этого хорька сразу приметил по взгляду бегающему. Мелкий, мордочка острая, глазки так и шмыгают, ну чистый хорек.

– Господин офицер, – как он из толпы быстро шмыгнул, будто боялся, что там, на месте, и убьют. – Господин офицер! Есть, есть сочувствующие! И бандиты они. В лес ходят, к бандитам. Вот этот, этот и этот.

Толмач мой что-то стал пытаться переводить, но я только отмахнулся – господин унтер-офицер не тупой, он и так все понял.

– Взять!

Трех мужиков быстро вытащили из толпы. Двое в летах, за сорок, один молодой, навскидку четвертак, не больше.

– Вот тот, Степан Глухов, господин офицер, бригадир колхозный, вот тот, Гришка Боровой, он в заготконторе главный, а этот, Герка, вообще комсомолец, подбивал в партизаны идти.

Я похлопал хорька по плечу и подтолкнул в сторону машины, где Жорка ненавязчиво взял его под наблюдение, махнул в сторону околицы, куда двое бойцов в немецкой форме погнали мужиков, а сам двинулся за ними.

– Разойдись!

Переводчик старается, командует, но половина народа остается на площади. Вот ведь блин, ничего не боятся. Ну, народ! Ладно, я с ними еще проведу политбеседу.

Дошли. Теперь надо в сторонку отойти, вот как раз тополь упавший, из деревни не видимый. Подошли, присел на ствол, достал пачку сигарет из кармана.

– Закуривайте, мужики. Разговор есть.

Крепкие селяне, однако. Или челюсти у них на скрытых подвязочках. Хорошо так отреагировали – сигареты взяли и ждут огонька. Хозяйственные, вот не поверю, что ни у одного спичек нет, ну ладно, мне бензина не жалко, да и кремень, чай, не сточится. Закурили. Молодой сразу закашлялся, гляди-ка – борец за здоровый образ жизни, молодец.

– Не буду ходить вокруг да около – мне нужны продукты, причем нужны вчера. Видите эти две фрицевские морды, знаете, почему такие злые? Потому что они с утра еще не жрамши и не знают, пожрут ли сегодня вообще. Короче, хотите, чтобы они были добрыми, – будьте добры. Да, еды мне нужно много и хорошей. Мы вчера тридцать душ из лагеря освободили, так их практически ветром качает. Им мясо нужно, ну и другие мои бойцы от него не откажутся.

Мужики переглянулись и задумались, а может, сделали вид, но я их не торопил. Через пару минут слово взял Боровой:

– Тут такое дело, нет ничего, склад заготконторы пустой, на совхозных тоже шаром покати – середина ж лета, только овощи какие поспели. Я прав, Степан?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});