Приманка - Стронг Тони

– Клэр, ты всегда можешь быть свободна. Никто не вправе тебя принуждать.

– И поэтому ты взяла меня с собой? Проверяла, испугаюсь ли я?

– Готова ли ты.

Клэр чувствует, как у нее учащается пульс.

– Тебе известно, – продолжает Конни, – у меня были сомнения относительно этой операции. И мне хотелось бы иметь больше времени на твою подготовку, гораздо больше, но его у нас нет. Если шкала времени убийцы – интервалы между убийствами – начинает сокращаться, то уже не расширится. Теперь он будет убивать чаще. – Доктор Лейхтман подкрепляет свои слова кивком. – Сообщи вечером Кристиану, что завтра вернешься в город.

Часть третья

Выдающиеся поэты давным-давно разделили между собой самые цветущие провинции царства поэзии. Я нашел более привлекательным, не в последнюю очередь потому, что это труднее, извлекать красоту из зла.

Шарль Бодлер. Цветы зла

Глава девятнадцатая

Ее друг не появился.

Вот что можно было подумать об этой женщине, одиноко сидящей за столиком неподалеку от стойки, старающейся растянуть «Кровавую Мэри» на весь вечер: обыкновенная молодая служащая ждет мужчину, с которым назначено свидание. Пожалуй, чуть более привлекательная, чем большинство, и самоуверенная. Чуть более броско одета. Явилась сюда не из конторы, это уж точно.

Ей удалось занять столик с видом на входную дверь, и она ждет, с беспокойством поглядывая туда.

Но мужчина появляется сзади и придвигает стул к ее стулу. Она задается вопросом, долго ли он наблюдал за ней. Он в черном кожаном пиджаке, тонком черном свитере с глухим воротом и защитного цвета брюках. Едва сев, мужчина начинает вертеть массивный перстень на мизинце.

– Клэр, – произносит он. – Как приятно вас видеть.

Воглер неотрывно смотрит на нее своими зелеными глазами. У Клэр на миг возникает ощущение, что он все знает, видит проводки, прикрепленные липкой лентой к ее коже, и предательство в ее сердце.

– Привет, Кристиан, – отвечает она.

С полудня до вечера Конни заставляла Клэр репетировать свою легенду в последний раз. Кто ты? Почему ты здесь? Чего ты хочешь?

Но Клэр занимал более важный вопрос. Работая у Генри, она на каждом задании меняла голос или акцент. Для практики и иных целей.

Теперь она не могла вспомнить, кем была та Клэр, с которой встретился Воглер, – американкой или англичанкой. Легенда, разумеется, достаточно гибкая, ее можно приспособить и к тому, и к другому. Проблема заключалась в том, заметит ли он непоследовательность.

Она держалась американкой. То ли это правильный выбор, то ли Кристиан не так уж хорошо помнит ее.

– Вы даже красивее, чем мне казалось, – говорит он и наклоняется к Клэр, чтобы поцеловать в щеку.

Кожаный пиджак трется об нее, он мягкий, словно паутина, и она вспоминает, как Бесси, вегетарианка, говорила ей, что такая мягкая кожа делается из шкур нерожденных телят.

– Спасибо, – отвечает Клэр. Как бы реагировал ее персонаж? – Однако я предпочла бы, чтобы вы не лгали мне даже ради комплимента.

Не хватила ли она через край? Но Воглер улыбается ее колючести.

– Это не ложь, – произносит он. – Я не лгу в серьезных делах.

Пока они заказывают напитки, в разговоре наступает пауза. Клэр касается затылка, лениво поглаживает непривычную щетину. Парикмахер, у которого она была днем, убеждал ее не укорачивать волосы, говорил, что прежними они уже не вырастут. Но Клэр оставалась непреклонной, и в конце концов парикмахер сделал то, что она просила. Пряди влажных волос падали мимо ее глаз, будто снежинки.

Короткая прическа, как у его жены. Незначительная деталь, но, возможно, именно она сыграет решающую роль.

Фрэнк, сидевший в зале ожидания парикмахерской, наблюдал за ее отражением в зеркале, его суровые глаза помягчели, очевидно, от жалости.

Пока парикмахер стриг и подравнивал, у Клэр было ощущение, что она наконец-то переходит из зоны влияния Конни в зону детектива. От идей к действию. Больше никаких чтений или репетиций.

Начинается представление.

– Это… странно, – неуверенно бормочет Клэр.

– Странно? В каком смысле?

– Встретиться… так сказать, уже будучи столь… близкими. Словно просыпаешься рядом с незнакомцем и ведешь речь о завтраке.

Небрежно поставленный под стеклянный столик рюкзак Клэр передает наблюдателям изображение и звук. Снаружи, в машине с аппаратурой, Конни, услышав одну из своих реплик, легко вставленную в сценарий, одобрительно кивает.

Фрэнк прав. Эта девчонка умеет играть.

Кристиан неотрывно смотрит ей в глаза.

– А такое случается? Пробуждение с незнакомцем?

– Нет-нет. Я просто имела в виду… в общем, да. Не без того. – Она опускает голову. – Пожалуй, чаще случалось в моей разгульной юности.

– Вы не кажетесь мне такой уж разгульной.

– Внешность бывает обманчивой.

– Думаю, ваша – нет.

Персонаж Клэр легко сердится на предположение, что он так легко ее раскусил.

– О? И что говорит вам моя внешность?

Воглер протягивает руку и мягко поворачивает ее голову так, чтобы созерцать профиль. Клэр ничего не может поделать: от прикосновения его пальцев она чуть вздрагивает. Он как будто не замечает этого.

– Я вижу женщину… красивую, но несчастную, – произносит Воглер. – Это так, верно?

– Не заблуждайтесь на мой счет, – едко отвечает Клэр. – Я не отчаянная одиночка, ищущая мужчину.

– Я не это имел в виду.

– Вряд ли кто в этом зале делал то, что я.

– «Столько помню я, словно мне тысяча лет…»?

– Именно.

– Иногда, – рассудительно говорит он, – в действительности нам не хочется того, о чем мы фантазируем.

– А иногда знаем, чего на самом деле хотим, но нам нужна помощь, чтобы добиться этого.

– Большинство людей сказали бы, что запреты существуют для нашего блага.

– Мы с вами отличаемся от большинства.

– Это верно, – соглашается Воглер.

Клэр уверенно встречает взгляд его зеленых глаз.

– У нас есть наши фантазии.

Через секунду Воглер качает головой.

– Нет, – говорит он. – Те фантазии были вашими, не моими.

В машине с аппаратурой Фрэнк и Конни смотрят друг на друга.

– Да. Вашими. Их писали вы.

Клэр недоумевает, атмосфера внезапно переменилась непонятно почему.

– Конечно, – продолжает Кристиан. – Вы объяснили мне, чего хотите, и я пошел вам навстречу. Я переводчик. Постоянно работаю с чувствами, стилями других людей, например Бодлера.

– Но ведь вам нравится Бодлер, – бормочет Клэр в замешательстве.

– Да? О, у этого поэта есть игра слов, которая делает его интересным для меня на техническом уровне. Вот чем он меня привлекает: трудностью задачи. – Кристиан Воглер берет горсть крендельков с тарелки на столе. – Не нужно воспринимать эту юношескую вселенскую скорбь всерьез.

– Понятно, – кивает Клэр, хотя ей не совсем ясно, что она понимает.

– Послушайте, Клэр, – продолжает Воглер уже мягче. – Я хотел встретиться с вами, потому что вы правы, говоря, что у нас есть кое-что общее. Как и вы, я потерял очень близкого человека.

– Знаю. Я читала в газетах…

– Я говорю не о смерти Стеллы, не только. Терять ее я начал задолго до этого. – Он вздыхает. – Возможно, будь она жива, мы смогли бы разобраться с нашими проблемами. Это один из многих вопросов, ответить на которые теперь никогда не сумею. Но речь о том, что, подобно вам, я знаю, что такое горе. И знаю, как легко можно позволить ему сломить тебя. Ты испытываешь ошеломляющее чувство вины за то, что остался в живых. Хочешь наказать себя… или, возможно, в вашем случае, найти кого-то, кто будет тебя наказывать. Но приходит время, когда нужно забыть о своей вине и гневе на себя. Жизнь продолжается, но только если ты позволяешь ей.