Лепестки на воде - Кэтлин Вудивисс

— Будем надеяться, что у вас хватит времени предупредить меня, если Поттс заявится сюда.

— Но ведь вы научите меня стрелять из мушкета, правда? — беспокойно напомнила Шимейн, зная, что в отсутствие Гейджа придется защищаться самой, если Поттс отыщет ее.

Гейдж с нескрываемым скепсисом приподнял бровь.

— Неужели вы и вправду считаете, что вам понадобится стрелять в человека?

— Если Поттс найдет меня — да, — ответила Шимейн. — Он убьет меня, если я не сумею дать отпор.

— Обычно, когда к берегу подплывает лодка, я или кто-нибудь из подмастерьев идем навстречу ей, но должен признаться, иногда за работой нам некогда выглянуть в окно. Если вы заметите Поттса, позвоните в колокол на крыльце или кричите что есть мочи. Уверен, кто-нибудь из нас услышит крик или звон и поспешит на помощь.

— Вероятно, вы не поняли, какая опасность грозит вам или вашим подмастерьям, мистер Торнтон, — осторожно начала Шимейн. — Поттс — убийца, настоящий зверь в человеческом обличье. В одиночку вам не совладать с этим чудовищем.

— Я умею постоять за себя и за тех, кто мне дорог, — заверил Гейдж, но задумался об опасности, которую пока не мог точно оценить. — На всякий случай я научу вас обращаться с мушкетом.

Шимейн облегченно вздохнула, наконец-то добившись желанного ответа. Подавшись вперед, она наблюдала, как Гейдж полотенцем стирал с ее ног излишки мази. Затем, присев на корточки и позволив Шимейн опустить юбки, он принялся вытирать руки полотенцем. Очевидно, он не испытывал неудобства, сидя на полу.

Шимейн с удивлением заметила, что раны на ногах уже не причиняют ей мучительной боли.

— По-моему, мистер Торнтон, вы не только великолепный столяр, но и отличный врач. Боль уже утихла. Большое вам спасибо!

Гейдж слегка кивнул, принимая ее комплимент, но больше, чем смысл ее слов, его заворожила интонация и голос — Шимейн сумела произнести его фамилию так, что она прозвучала, словно перезвон крохотных серебряных колокольчиков на ветру. Вспомнив, что он уже предложил называть его по имени, Гейдж решил, что более официальное обращение из уст этой девушки сильнее волнует его. Очевидно, на ее произношение оказал значительное влияние ирландский говор Шеймаса О'Хирна.

— Через несколько дней раны затянутся, — пообещал Гейдж. — А через месяц исчезнет и краснота. К тому времени я куплю вам пару туфель.

— Незачем беспокоиться, мистер Торнтон, — мягко возразила Шимейн. — Я благодарна вам уже за то, что мне не придется ходить босиком. Эти туфли немного великоваты, но довольно удобны. Я уже знаю, каково обходиться без обуви, и благодарна за эту пару. По правде говоря, ходить обутой гораздо удобнее — по крайней мере не чувствуешь ступнями каждый камешек или щепку.

— Я предполагал, что туфли Виктории будут вам велики, — заметил Гейдж. — Несмотря на стройность, моя жена была почти на голову выше вас.

— Тогда Эндрю тоже будет рослым мальчиком. Да и может ли быть иначе, если сами вы так высоки? Уверена, едва Эндрю подрастет, он будет точной вашей копией.

— Виктория сказала то же самое, как только Эндрю родился, — вспомнил Гейдж. — Пожалуй, она не ошиблась. У Виктории были светлые, почти белые волосы, переливающиеся на свету. Я часто наблюдал, как ветер треплет их и всегда удивлялся, как они не путаются.

Шимейн бессознательным жестом отвела со лба выбившиеся пряди и задумалась. Ее волосам недоставало мягкости, локоны были так густы и непокорны, что их приходилось усмирять, заплетая в косы или сооружая прически, на которые не хватило бы терпения даже у самого искусного парикмахера. Горничной Шимейн доставляло удовольствие красиво укладывать волосы хозяйки, перевивая их золотистыми лентами. Впрочем, этой женщине приходилось воевать с локонами Шимейн с тех пор, как той исполнилось десять лет. Воспевая хвалу волосам Шимейн, Нола часто заявляла, что в свете не найти ни единой знатной леди, которая была бы причесана так же изысканно, как ее обожаемая хозяйка.

— А у меня слишком непокорные волосы, — пожаловалась Шимейн, жалея, что она лишена талантов, которыми обладала Нола. — Сегодня днем я чуть не отрезала их, чтобы не тратить времени на бесконечное распутывание.

Гейдж проследил, как упрямая прядь упала на лоб Шимейн, едва она убрала руку. Ему хотелось протянуть руку и коснуться этого тяжелого локона, ощутить его шелковистую упругость, но он вовремя спохватился, догадавшись, что в этом случае его служанка отпрянет, как испуганная лань. Он уже понял, как пуглива Шимейн, и догадывался, что она совершила над собой небывалое усилие, позволив ему натереть мазью ее ноги.

— Мне нравятся ваши волосы, Шимейн, и я бы расстроился, если бы вы отрезали их.

Внезапно сообразив, что она чуть не навлекла на себя гнев хозяина, Шимейн забеспокоилась и решила признаться в еще одном поступке, пока Гейдж не узнал о нем сам.

— Надеюсь, вы не слишком рассердитесь на меня, мистер Торнтон… — смущенной скороговоркой начала она. — Потом я ее как следует вымыла и положила на прежнее место…

— Ее? — Гейдж недоуменно поднял брови. — О чем вы говорите, Шимейн?

— О вашей щетке, — пояснила она. — Мне пришлось взять ее, чтобы причесаться.

Сверкнув улыбкой, Гейдж с облегчением вздохнул:

— Только и всего? Судя по вашему смущению, я уж решил было, что вы совершили тяжкое преступление.

— Так вы не сердитесь? — изумилась Шимейн. — Вы прощаете меня?

— А разве у меня есть причины сердиться? — с лукавой усмешкой переспросил он. — Может, на щетке осталось кое-что, чего я предпочел бы не иметь?

Смеясь, Шимейн покачала головой:

— Ничего подобного я не заметила, сэр.

Гейдж задумчиво потер подбородок и, сдерживая улыбку, поддразнил девушку:

— А если бы я сделал вам нежелательный подарок, Шимейн? Говорите, вы вымыли щетку после того, как причесались, а не раньше?

Обхватив руками колени, Шимейн устремила на Гейджа шаловливый и вопросительный взгляд.

— Вы уверены, что вы англичанин, мистер Торнтон?

Он пожал плечами:

— Если я действительно сын своего отца, тогда все мои предки англичане. А если нет, значит, моя мать согрешила во сне, ибо она всецело приписывала мое появление, внешность и упрямство Уильяму Торнтону.

— Папа! — послышался из спальни сонный голос Эндрю.

— Иду, Энди, — откликнулся Гейдж и поднялся на ноги одним быстрым и плавным движением, ошеломив Шимейн силой и мужской грацией. Шагая через гостиную к двери спальни, Гейдж не подозревал, что его провожает взгляд изумрудных глаз. Гейдж скрылся за дверью, а Шимейн, откинувшись на спинку кресла, стала прислушиваться к приглушенным звукам его голоса, вплетающимся в журчание заспанного детского голоска. Гейдж что-то бормотал мягким, утешительным тоном, который согревал сердце не только ребенку, но и Шимейн.

На землю спустился вечер, дом окружил сгустившийся туман, превратив его в уединенный островок. Где-то в лесу заухала сова. С наступлением темноты все звуки в доме стихли, если не считать потрескивания огня в камине и поскрипывания пера — устроившись в заднем коридоре, Гейдж вносил какие-то записи в большую конторскую книгу. Поглощенный своим занятием, он, казалось, забыл о женщине, купленной сегодня утром, но Шимейн, сидящая в кухне с шитьем, время от времени поглядывала на него сквозь открытую дверь. Она сидела в качалке справа от камина. Разделив с хозяином и Эндрю еду, которую прислала на ужин Ханна Филдс, Шимейн заранее обдумала, что приготовить на завтрак, и прибрала в кухне. Позднее Гейдж уложил Эндрю в постель в детской, а потом, сев за стол, погрузился в работу. Шимейн подшивала подол голубого платья и распускала швы второй кофточки, выбранной для себя.

Она не собиралась сравнивать хозяина со своим женихом, но пока игла летала в ее проворных пальцах, мысли Шимейн унеслись далеко от затерянного в лесу дома и она начала сопоставлять. Во многом эти двое были похожи. У обоих черные, как вороново крыло, волосы, правда, Гейдж Торнтон коротко стриг их, а Морис заплетал густые кудри в аккуратную косицу на затылке, обходясь без пудры и париков. Если эти двое мужчин и отличались ростом, то очень незначительно. Рослые, широкоплечие, гибкие и мускулистые, они отлично выглядели в любой одежде, будь то кожаные бриджи и домотканые рубашки Гейджа или элегантный наряд Мориса. Хотя Морис обычно предпочитал благородный черный шелк любым другим материям и цветам, Шимейн вдруг поняла, что при всем своем обаянии и роскошной одежде маркиз не производил столь ошеломляющего впечатления, как Гейдж Торнтон в рабочих рубахах и штанах. Узкой талии и бедрам хозяина Шимейн позавидовал бы любой денди. Длинные кожаные бриджи плотно облегали тело Гейджа, подчеркивая упругие мышцы бедер и свидетельствуя об атлетической мощи этого человека.

Морис дю Мерсер тоже не лишен силы, мысленно возразила себе Шимейн, продолжая сравнивать. Морис, опытный фехтовальщик и искусный наездник, слыл знатоком всех придворных танцев и танцевал с таким же изяществом, с каким восседал в седле. И все-таки, чтобы найти различие между этими двумя мужчинами, достаточно было взглянуть на их руки. Гибкие пальцы Гейджа загрубели от работы. В стальных клещах его рук непременно сломались бы бледные, нежные, как у девушки, пальцы Мориса дю Мерсера.