Изольда Великолепная - Карина Демина

Немного обидно, но справимся. В конце концов, Наша Светлость на диво самостоятельны, они со времен детского сада умываться и шнурки завязывать умеют.

– Надо, надо умываться по утрам и вечерам, – пропела я, открывая воду. – А нечистым трубочистам…

Вода пошла едва теплая, и настроение, до того бывшее замечательным, начало портиться.

– …стыд и срам, – я все-таки рискнула искупаться, и даже плеснула в воду лавандового масла, не столько ради аромата, сколько из желания хоть как-то скрасить этот почти экстремальный заплыв.

А между прочим, Наша Светлость – создание хрупкое, к простудам склонное.

Волосы укладывать тоже пришлось самой, хотя данному обстоятельству я скорее была рада. Да и волосы тоже. Распушились, завились этакими кучеряшечками.

Ангелочек просто!

Ну, если не слишком приглядываться.

– Эй! – когда дело дошло до одевания, я все-таки выглянула из комнаты, уже понимая, что никого не найду. Но попытаться стоило.

Тишина. И тот же погасший камин.

Корзина с фруктами – судя по потемневшему боку яблока, вчерашними. И пыль на туалетном столике. Ну хотя бы платья не сбежали, стояли в гардеробной, натянутые на манекены, аки солдаты на плацу. Черт, а ведь есть предел человеческим возможностям. Я в жизни не зашнурую на себе корсет!

И кринолин вряд ли сумею присобачить.

Ну и леший с ними.

Я прошлась, разглядывая платья и без сожаления отказываясь от очередного. Синий… желтый… зеленый… серебристый… одинаковые до тошноты. А вот это – что-то новенькое. Интересненькое. Платье пряталось в самом дальнем, самом темном углу гардеробной, и даже успело слегка запылиться.

Пыль я стряхнула и с добычей вернулась в гостиную, не к людям, так хотя бы к яблокам. Желудок настойчиво подсказывал, что время завтрака пришло, прошло и забыто, но близится время обеда, за которым Нашей Светлости не мешало бы пополнить запасы энергии в хрупком ее организме.

Но честно говоря, я начала сомневаться, что обед получится добыть. А яблоки – неплохая альтернатива. Будем считать, что у меня – разгрузочный день.

– В бою не сдается наш гордый варяг! – сказала я себе и еще платью, которое лежало на кресле.

Оно отличалось от прочих нарядов, тяжелых и вычурных, прекрасных, как старинные статуи в заброшенном парке. О, это было совершенно чудесное платье. Легчайшая ткань темно-багряного оттенка. Завышенная талия и свободная юбка, которая ниспадала мягкими складками. Узкие рукава и квадратный, довольно-таки смелый вырез.

У меня даже грудь появилась.

Как-то слишком уж появилась.

Но к платью прилагалась шаль, расшитая бабочками. И атласные туфельки. Еще бы носки шерстяные, совсем чудесно было бы. Но глянув в зеркало, я убедилась, что прелесть как хороша. И вряд ли бы испортила своей небесный образ шерстяными носками.

В любом случае, настало время выяснить, какая же такая чума отпугнула всех моих добрых – и не слишком добрых – подданных. Ну должно же быть сему объяснение!

Но яблочко я благоразумно прихватило. Мало ли…

Утро… утро было раньше.

Оно пришло, громыхая сапогами лорда-канцлера и что-то долго, занудно вещало. Голос был скрипуч и болью отдавался в висках.

Но Кайя делал вид, что слушает.

Он был хорошо воспитан и надеялся, что воспитания хватит. Было бы неудобно блевать в присутствии столь уважаемого человека. А хотелось. Крылья парика раскачивались. Вправо. Влево. Вправо. Влево. Влево… как волны за бортом.

Морская болезнь, которой Кайя прежде не страдал, проявила себя во всей красе, и Кайя подумал, что вчера действительно не следовало пить… столько пить.

Сколько?

Память отказалась выдавать конкретную цифру, может, оно и к лушчему.

Лорд-канцлер шевелил пальцами, и суставы его похрустывали премерзейше. И сюртук был яркий, желтого цвета. Нарядный. Только глаза жег.

– Позже, – сказал Кайя, когда все-таки решился разлепить губы.

– Что позже? – вполне внятно поинтересовался мормэр Кормак, похрустывая пальцами. Каждый звук вызывал приступ острейшей головной боли.

– Все позже.

К счастью, Кайя оставили в покое. И кровать приняла его, как родного. Спрятав гудящую голову под подушку, лорд-протектор крепко зажмурился. Его утешало лишь то, что Урфину сейчас не легче.

За пределами моих покоев бурлила жизнь. Слуги носились всполошенными тараканами, но меня упорно не замечали, и когда я встала на пути девицы с подносом, та лишь обогнула меня, как огибают некое незначительное препятствие.

Да что происходит?

– Эй! Вы…

Я попыталась остановить лакея, который торжественно вышагивал по красной дорожке. В руках его был кувшин с узким журавлиным горлышком. Лакей, прежде готовый служить Нашей Светлости, не удостоил меня взглядом, лишь бровью брезгливо повел.

Ну ладно, не больно-то хотелось. Здраво рассудив, что если еду куда-то тащат, то определенно туда, где намечается обед. Правда, Нашу Светлость не приглашали, но мы не гордые, мы и без приглашения хозяев обрадуем.

Зал… поворот… и еще поворот. И дверь, захлопнувшаяся перед самым моим носом.

Я осталась посреди коридора, который крайне несвоевременно распадался на три потока. Прямо сказка – направо пойдешь, налево… куда-нибудь идти надо. А указатели в этом обжитом музее не помешали бы. И я решительно свернула направо.

Дверь.

Приоткрыта. И за ней – длинная унылая комната, стены которой плотно завешены портретами. Слева – суровые рыцари, все как один – на коне или хотя бы с конем. Справа – белоликие дамы, взирающие на рыцарей с чисто женской снисходительностью.

Рыцари были брутальны. Кони – прекрасны. Дамы – как повезет. Что меня, пожалуй, удивило, так это наряды. Складывалось ощущение, что рисовали их под копирку, а после разукрашивали в разные цвета. Но быть того не может, чтобы мода оставалась неизменной на протяжении столь долгого времени!

Два десятка колонн поддерживали потолок комнаты, изрядно, к слову, закопченный. Меж колоннами стояли доспехи, одни других мрачнее.

Оружия здесь тоже имелось. Ножи маленькие, ножи большие и очень большие, уже не ножи – мечи. С клинками прямыми, изогнутыми, даже извивающимися. Массивные дубины, перетянутые полосами железа, и перекрещенные, слившиеся в поцелуе топоры на длинных древках.

Как-то среди всего этого добра мне стало неуютно.

Ладно, есть еще как минимум два варианта. Я вернулась к развилке. Хорошее настроение выветривалось, как поддельные духи. Прямо… прямо у нас дверь. А за дверью комната или скорее зал необъятных размеров. Потолки высокие. Колонны белые. Пол тоже белый, с нежно-розовым отливом и характерными мраморными прожилками. Окна во всю стену. Свет наполнял эту комнату, давая жизнь обильной зелени. Растения в каменных кадках тянули друг к другу ветви, и разноцветный плющ висел, что новогодняя гирлянда. Покачивались тяжелые цветы на стрелах цветоносов, мешались друг с другом ароматы. В изящных серебряных клетках, которые свисали на длинных цепях, словно причудливые украшения, порхали канарейки.