Весна - Оскар Лутс

– А то как же, – ответил другой.

– Потом первый мужик сказал:

– Здравия желаем, господин Либле!

– Здравия желаем, здравия желаем, здрр… аввия. ответил Л ибле.

– Куда это ты собрался?

– В пекло!

– Вот дурак, в пекло собрался. Чего тебе туда? На земле места не хватает, что ли?

– Не ваше дело, ик! Каждый может идти куда хочет. Я те-тебя р-разве спрашиваю, куда ты идешь, ик!

Либле остановился и вызывающе взглянул на собеседников.

– Во, во, важный какой! – сказал второй мужик.

– Важный, точно он бог весть кто.

– А сам иной раз такие штуки выкидывает, как дитя малое, – плот у мальчишек потопил, – заметил первый из мужиков. – Я бы ни за что перед всем приходом так срамиться не стал.

– Фу-ты, фу-ты, гляди-ка, до всего ему дело? Чего тебе, по правде говоря, от меня надо?

Либле шагнул к мужикам, готовясь вступить в драку.

– Ну, ты, на рожон не лезь! Драться мы с тобой не собираемся. Иди себе подобру-поздорову. Иди, может, еще что-нибудь на дно пустишь, – сказали мужики и быстро зашагали к трактиру.

Услышав это, Либле еще больше разозлился. Грозя кулаками вслед удаляющимся мужикам, он продолжал шуметь:

– А-а, вот вы как! Откуда такие объявились – меня попрекать!.. Ишь ты!.. Туда же!.. Гляди-ка лучше, как бы я тебя самого не утопил! Да-да, в прорубь – и делу конец! Этому ведь я теперь здорово на учился, ик!

– Какой все-таки этот Либле ужасный человек, – прошептала Тээле, поворачиваясь к Арно настолько, насколько позволял тулуп, в который ее закутали.

– Почему ужасный? – спросил Арно.

– А как же не ужасный. Все время пьянствует и шатается кругом. Говорят, пастор его выгнал.

– Ничего, возьмет обратно.

– Не возьмет.

– Возьмет.

В это время из лавки вышел батрак, уложил в сани, в ноги Арно и Тээле, несколько пачек табаку, поправил на лошади хомут, вытащил из-под него гриву, чтобы лошади больно не было, когда поедут, и сани тронулись. Либле, к этому времени добравшийся уже до лавки, крикнул им вдогонку:

– Эгей, земляк! Постой, возьми и меня. Эге-е-ей!

Но батрак сделал вид, будто он глух и нем от рождения.

XVIII

Арно все-таки был еще очень слаб. Болезнь подорвала его силы, и он все никак не мог окрепнуть. Однажды, когда они с Тээле возвращались домой и началась сильная метель, он уже на полпути почувствовал такую усталость, что не в состоянии был двигаться дальше; он опустился на снежный сугроб и, печально улыбаясь, Сказал:

– Не могу больше.

Тээле остановилась возле него. Ей было непонятно, как это можно так быстро устать. Ветер завывал и гудел в проводах и вокруг телеграфных столбов, на дороге то тут, то там наметало огромные сугробы.

– Отдохни немножко, может быть, тогда сможешь идти, – помолчав, сказала Тээле.

– Может, смогу, – ответил Арно все с той же усталой, печальной улыбкой. Ему было так хорошо сидеть в сугробе; слегка откинувшись на спину, он сказал Тээле:

– Садись и ты!

Но Тээле села не сразу. Она переминалась с ноги на ногу, поправляя на голове платок. Потом заметила:

– Нам здесь долго нельзя оставаться, скоро совсем стемнеет!

– Ну и что ж! – ответил Арно.

– Страшно будет домой идти.

– Почему страшно? Кого ты боишься?

– Да не боюсь, а все как-то не по себе. Попробуй, может, поднимешься?

Но Арно и не пытался встать. Ему было так хорошо здесь, на снегу, что он с наслаждением заснул бы. Его даже немного сердило, что Тээле зовет его. Им овладело сейчас то же чувство расслабленности, что и тогда, осенью, когда он стоял на берегу реки, у самой воды. А завывание ветра – оно было словно колыбельная песня. Глаза его невольно стали слипаться.

– Отчего ты не сядешь? – спросил он Тээле.

– Не хочу сидеть, – ответила она, но все-таки села. – А если кто-нибудь пройдет и увидит, что мы так тут сидим…

– Ну и что?

– Испугается, – ответила Тээле чуть смущенно.

– Ты сядь сюда, я тебя заслоню, тогда ветер не будет продувать, – проговорил Арно, не отвечая на ее замечание, что прохожие, увидев их, могут испугаться. Да и откуда могли взяться прохожие – кругом, сколько хватал глаз, не видно было ни души.

– О, ветра я не боюсь.

– Ну и ладно. У тебя пальто, на мне тулуп. Мне ни капельки не холодно. А тебе холодно?

– Нет.

Помолчав немного, Арно снова попросил Тээле сесть поближе. Та села. Теперь они сидели вплотную друг к дружке.

– Долго мы будем так сидеть? – спросила наконец Тээле.

– Сколько захотим. Ты скажи, когда тебе станет холодно.

– О, мне-то не станет, а вот ты как бы не прозяб. Ты ведь еще не поправился как следует, скорее продрогнешь. Ты, видно, еще не совсем здоров, иначе так скоро не уставал бы.

– Я совсем здоров. А скажи, тебе было бы жалко, если бы я умер?

Так как Тээле ему сразу не ответила, он повторил свой вопрос.

– Скажи – было бы жалко?

– Конечно, было бы.

– И ты плакала бы?

– Да ну тебя! – отмахнулась Тээле, улыбаясь. – Откуда я знаю, что я тогда делала бы?

– Как не знаешь? А я вот знаю – если бы ты умерла, я бы…

– Плакал?

– Да.

– Со стороны кладбища сквозь ветер и вьюгу донеслись голоса и лай собак. Надвигались сумерки.

– Слышишь, на кладбище кто-то есть, – испуганно проговорила Тээле.

– Нет там никого, – вяло ответил Арно. – Это на хуторе Уду. Он как раз за оградой. Кто в такую погоду на кладбище пойдет.

– А я уже испугалась, подумала – там бог знает кто.

– Никого там нет. Ты что думаешь, там привидения?

– Нет, привидений я не боюсь, а все-таки… кладбище… да. и темнеет уже.

– Ну и что с того. На кладбище бояться нечего. Летом я один ходил на могилу к дедушке да там на скамейке и заснул. Проснулся – вокруг уже темно. Прислушался, нет ли кого, а кругом так тихо, что…

– И ты не боялся?

– Нет. Сначала вроде страшно было, а потом ничего. Если бы в другой раз пришлось туда пойти, я бы уже ни чуточки не боялся. Да и чего бояться? Ничего там нет.

– Но все-таки говорят, будто там видели…

– А, не знаю.

– А наша бобылка[4] будто бы один раз видела какого-то человека в черной одежде, наклонился он над могилой, а у самого полы так и развеваются. Она перепугалась, пустилась бежать, а потом говорила: «Не убеги я оттуда, кто знает, что бы он со мной сделал». Как ты думаешь, Арно, откуда он взялся?

– Ну, может, стоял какой-нибудь человек около могилы. Ветер ему полы развевал, вот и все… Это же. еще не значит, что там было привидение. А иногда просто померещится; вот попробуй в сумерки, как сейчас, долго смотреть на одну и ту же вещь – и вдруг покажется чье-то лицо, или какой-нибудь зверь, или… Но когда смотришь, ни о чем не думай, только смотри и глазами не моргай. Глаза у тебя станут тяжелые, странные, тогда и увидишь такое, что сама не поймешь. А ты смотрела когда-нибудь на облака? Иногда бывает облако – прямо как человек, а то будто животное… лошадь, повозка… всякое там бывает. Ты видела?

– Сама я не смотрела, а другие говорят, будто видели.

– Неужели ты никогда на облака не смотришь?

– Нет, не смотрю. А что мне смотреть, у меня и времени нет на них смотреть.

– А что же ты делашь, что у тебя времени нет?

– Ты разве не знаешь, что я делаю, – я матери по хозяйству помогаю.

Тээле произнесла эти слова – «по хозяйству помогаю» – с очень важным видом и бросила на Арно взгляд, в котором можно было ясно прочесть: «Конечно же, в хозяйстве помогаю – кто мне позволит шататься без дела, как тебе».

– Но не вечно же ты хозяйничаешь? – спросил Арно таким тоном, словно ему было жаль Тээле, которую постоянно заставляют работать.

– Если не хозяйничаю, то учусь, быстро ответила девочка.

– А так, просто?

– Как это – так, просто?

– Да так… чтобы просто посидеть и подумать.

– А что мне еще думать!

– Ну, вот когда лампа в комнате горит, не случалось тебе видеть, какие удивительные тени появляются на стене? Позавчера вечером или когда это было? – смотрю… на дверях как будто мамино лицо. Это от большого платка так падала тень, что получалось мамино лицо.

– И чего ты только не видишь!

– А почему бы мне не видеть? Но вот отчего ты ничего не видишь?

Наступило молчание. Арно, которого уже наполовину занесло, чуть пошевелился, счищая с груди и рукавов снег. Тээле же беспокойно вертелась, изредка поглядывая на мальчика. Наконец она решительно поднялась и, стряхивая с себя снег, сказала:

– Ну, пойдем уже. Больше тут сидеть нельзя, а то совсем стемнеет, ни зги не видать будет, заблудимся еще. Идем!

– Пойдем на кладбище, я покажу тебе могилу моего дедушки, – ответил Арно, поднимаясь.

Тээле с изумлением взглянула на него. Вот какой он, этот Арно: сам устал так, что и домой дотянуться не может, а хочет еще на могилу дедушки идти.

– Нет, я не пойду, – ответила она.

– Почему?

– Не пойду.

– Боишься?

– Все равно, а только не пойду.