Я садовником родился - Наталья Андреева

«Не было у нее никакого СПИДа», - думал Алексей, заезжая, как обычно, вечером на стоянку. – «Так что ж, Воробьев, выходит, знал? Но откуда, если она сама этого не знала? Если предупреждала близких людей, друзей и заставляла предохраняться любовников? Странная какая история!»

Он уже подходил к будке охранника отметить пропуск, когда сообразил, что в мужчине, копающемся в багажнике новой «десятки» есть что-то знакомое. Леонидов задержался, а мужчина, наконец, распрямился, захлопнул багажник, засовывая в карман куртки несколько сложенных пополам листков бумаги.

- Петр Александрович! – окликнул его Леонидов. – Добрый вечер!

Тот вздрогнул, обернулся и близоруко прищурился:

- Добрый вечер.

Алексей подошел поближе:

- Нам с вами не по пути?

- Вы?! Э-э-э… Милиция?

- Нет, я просто живу в соседнем подъезде. Ну что, пойдемте пропуск отмечать?

- А какое отношение тогда вы имеете к этому, - Воробьев поморщился, видимо, не сообразив, как назвать Барышева. – К этому делу?

- Сам не знаю. Так что, на автобус, или пешком?

- Мне еще в супермаркет надо зайти, - шарахнулся, было, в сторону Воробьев.

- Да бросьте! – Алексей придержал его за рукав и тихо спросил: - Что, другого способа нет?

- Какого способа? – испугался Воробьев.

- Ведь у вас в кармане документы.

- Нет!

- Вы сегодня хотите их продать. Сегодня, ведь?

- У меня дети, - сказал Воробьев.

- У меня тоже. Так что, будем дальше воспитывать наших детей, или вы в тюрьму сядете?

- В какую тюрьму? Я только денег хотел!

- Значит, пешком пойдем? – уточнил Алексей. – Погода-то неплохая. И ветер утих. У вас родители живы?

- Родители? – удивился Воробьев. – У жены. Мама. Как родная мне.            

- А не тяжело ей будет с двумя девочками управляться?

- С двумя де… Слушайте, да что вы в самом деле! Я только денег. Разве Вике мало досталось? Разве он не должен мне как-то компенсировать?

- Это называется вымогательство.

- Я только денег… - в третий раз растерянно повторил Воробьев.

- Скажите, вы знали Маргариту Семенову? С третьего этажа? Ту, что убили последней?

- Нет. Да. Знал.

- Почему же сказали «нет»?

- Понял, что раз Лиля была ее подругой и одновременно была подругой моей жены…

- Слушайте, неудобно как-то на ходу. Может, зайдем все-таки в супермаркет? По чашечке кофе выпьем. Вы кофе хотите?

Воробьев обречено кивнул головой.

Слева в огромном магазине, куда они зашли, тянулся длинный ряд касс, возле которых редкие покупатели выкладывали на столики продукты из корзин и тележек. Направо была стеклянная дверь в маленькое кафе. Его посетители покупали, в основном, разливное пиво и чебуреки, садились за столики, застеленные клеенками в белую и красную клетку, и обсуждали проблемы дня, который через два с небольшим часа должен был уже закончиться. Воробьев от пива отказался, они взяли по стаканчику кофе и несколько слоеных пирожков.

- Во сколько вас ждет Анашкин? – спросил Алексей.

- В десять.

- Скажите ему, что документы уничтожены, и все. А потом ликвидируйте то, что прячете в багажнике своей машины. И ему хорошо, и вам.

- А почему вы так обо мне заботитесь?

- Потому что вы мне сейчас расскажите, зачем ходили к Маргарите. Всю эту историю.

- Да это личное, понимаете вы? Личное. Очень.

- Не понимаю, потому что ее убили. Ее, Лилию и вашу жену. А вас, между прочим, в этом подозревают.

- Меня?!

- Вы с Викторией последнее время здорово конфликтовали. Ссорились, говорю. Деньги большие тратили. А на что? Одеты вы так себе, по ресторанам не ходите, в рулетку не играете. Значит, не долги. Шантажировать вас нечем. Остаются женщины. А Марго, между прочим, как выяснилось, этим и промышляла. Она была проституткой.

- И поэтому оказалась больна СПИДом? – прошептал Воробьев.

- А вы разве не знали, что не больна?

- Я? Не знал. То есть, не знал, что больна. Вернее, не знал, что не больна. Я вообще про это ничего не знал!

- Но к Марго ходили?

- Ну и что тут такого?

- Да все нормально, Петр Александрович, все нормально. Естественно, я бы сказал. Вас Лилия познакомила, ведь так?

- Да.

- Случайная встреча, да?

- Вовсе нет. Видите ли, у меня проблемы со зрением.

- Да, я заметил.

- Я много раз говорил об этом жене, но Виктории было все равно. Она каждый раз отмахивалась: «Сходи к врачу!». Я сходил. Ну, выписали мне очки. Все равно и в очках вижу плохо. В глазах все словно двоится. Посоветовали сделать операцию. А я боюсь. Тогда для поддержания зрительной функции глаза мне выписали уколы. Витамины. Рибофлавин. Я естественно, хотел нанять медсестру. Но, знаете, я человек очень застенчивый. Это же надо раздеваться при чужой женщине. А Лиля была девочка добрая. И чуть ли не силком привела меня как-то раз к своей подружке. К Маргарите.

- Что, Марго делала уколы?

- Представьте себе. Правда, всегда почему-то резиновые перчатки надевала. В больницах, кажется, так не делают?

- У нее ж не было медицинского образования!

- Ну, чтобы элементарный укол, извиняюсь, в попу сделать, университетов заканчивать не надо. Ну, вот, я к ней пришел. Первый раз с Лилей. И, знаете, это было удивительное чувство! Я не испытывал с Марго никакого стеснения. Она одинаково воспринимала, что голых мужчин, что одетых. Равнодушно.

- Еще бы! У нее их столько было! – не удержался Алексей.

- Вот вы иронизируете. А хотите знать, зачем я к ней ходил!

- Ну, об этом не трудно догадаться. Началось все с уколов, а закончилось…

- Это вы так думаете. И Вика тоже подумала, что у меня появилась любовница… Да, я ей платил! Как за визит. Но мы ничего такого не делали.

- Что же вы делали?

- Разговаривали.

- Чушь, какая! И сколько вы ей платили?

- Как положено. Сто долларов.

- Ого! Это что, Марго была вашим личным психотерапевтом, что ли?

- Представьте себе! – гордо сказал Воробьев. – Вот почему я не испугался, когда этот ваш… Ну, который психованный после Чечни, сказал, что у Марго СПИД. Я же с ней ничего такого…

- И о чем вы разговаривали?

- Обо мне. Человек должен кому-то исповедоваться. Я, знаете, не верующий. То есть, верующий, но тайно. И к попам давно не хожу. Это все как-то… Ну, словом, не располагает. Люди вокруг толпятся, накрывают чем-то, крестят. И, опять же, поп. Мужчина. Разве поймет? А мне очень тяжело. То есть, при Вике было тяжело. Она мне изменяла. Я знаю, что изменяла. Я должен был бы тоже это сделать. В отместку. Но не мог. Даже деньги платил Марго, и она была бы не против, но… Не мог. Вы не думайте, я пробовал. Но я все время ее боялся. Вики. Даже когда ее не было рядом, когда я точно знал, что жена на работе, все равно боялся. Мне казалось, что в любой момент может открыться дверь, и она войдет. И будет так сильно кричать. Она очень громко кричала. Она только и делала, что портила мне жизнь.

- Почему вы не развелись?

- Но куда же я пойду? К кому? К ее маме? И Вика никогда не говорила о разводе. Она не могла жить одна, ей надо было кого-то мучить. Я не думаю, чтобы кто-то еще захотел на ней жениться. Хотя она, без сомнения, была женщиной красивой. Но характер… Она все время жаловалась Лиле. Она смеялась. Она покушалась на мой цикламен.

- Хорошо, оставим цикламен, Петр Александрович. В тот день, когда убили вашу жену, вы уходили из дома? Вечером?

- Уходил. За хлебом. Вика же никогда не покупала нормальных продуктов.

- Ну да. Бутылка «Пепси-колы», мороженое, чипсы.

- Да-да, что-то вроде этого. Но никогда не покупала хлеб, или, скажем, мясо для первого.

- Значит, это все-таки был ее пакет, - заметил Леонидов.

- Что?

- Все нормально. А в тот день, когда убили Марго, вы ходили на стоянку за документами?

- Да.

- И во сколько вернулись? Тело Марго уже нашли?

- Нет, никого не было.

- Как же так? И Анашкина не видели?

- Нет, не видел. Ждал его весь вечер, но он так и не пришел.

- Вы на лифте поднимались?

- На лифте.

- А он, значит, спускался пешком. Ну а когда Лилю убили? В понедельник, около двенадцати ночи?

- Дома был.

- Кто это может подтвердить?

- Вика. Ах, да… Никто. Младшая девочка спала, а старшая отпросилась ночевать к подружке. В соседний подъезд. Там день рождения, что ли, был. Но… Как можно? Я бы никогда не посмел… Вика…

- Ну, хорошо. А о чем вам рассказывала Маргарита?

- Марго? Ни о чем, - пожал плечами Воробьев. – Мы сидели, пили чай. Она больше молчала, я жаловался на Вику. На свою жизнь. О цветах говорил.

- А ей дарили цветы?

- Цветы? Да, конечно. Знаете, маленькие такие букетики. Из комнатных растений. Совсем маленькие.

- Зачем?

- Ну, она была так несчастна.

- Значит, все-таки, несчастна?

- Она знала, что такое несчастная любовь.

- Все женщины это знают.

- По-разному.

- Что?

- По-разному знают. Одни прошли, как нелюбимый предмет в школе, и забыли. А другие всю жизнь повторяют, как «Отче наш». И утром, и перед сном.