Почему нам так нравится секс - Джаред Даймонд

В целом похоже, что у высших приматов в ходе эволюции моногамия возникла в семи независимых случаях: у человека, у гиббонов и еще по крайней мере у пяти видов обезьян. Гарем сохранился в восьми случаях (считая и «недостающее звено»). Шимпанзе и по меньшей мере еще два вида обезьян вернулись к беспорядочным сексуальным отношениям уже после того, как их предки отказались от промискуитета в пользу гарема.

Итак, нам удалось воссоздать систему брачных отношений и тип внешних проявлений овуляции, которые существовали у приматов в далеком прошлом, и расположить все это на генеалогическом древе приматов. Теперь мы, наконец, можем объединить эти два массива информации и задать себе вопрос: какая же система брачных отношений преобладала всякий раз в той точке, где развивалась скрытая овуляция?

Вот что получается. Возьмем те виды наших далеких предков, которые когда-то подавали ясные овуляционные сигналы, а затем в ходе эволюции перестали это делать, и в результате у них развилась скрытая овуляция. Лишь один из этих видов был моногамен.

Напротив, восемь (а может быть, даже одиннадцать) видов либо практиковали промискуитет, либо образовывали гаремы — к последним относился и один из предков человека, потомок «недостающего звена». Итак, можно сделать вывод, что не моногамия, а промискуитет или гарем привели в конце концов к возникновению скрытой овуляции (см. рис. 3.). Этот вывод согласуется с «теорией многих отцов», однако противоречит «теории папы-домоседа».

Давайте поставим вопрос иначе: какие овуляционные сигналы преобладали в тех узловых точках на нашем родословном древе, где возникала моногамия? Оказывается, моногамия никогда не развивалась у видов с ярко выраженными внешними признаками овуляции. Напротив, она развивалась у тех видов, у которых уже была скрытая овуляция, иногда — у видов со слабыми внешними признаками овуляции (см. рис. 4.). Этот вывод хорошо согласуется с предсказаниями «теории папы-домоседа».

Каким же образом можно примирить два этих противоположных вывода? Вспомним, какое заключение сделали Силлен-Тульберг и Мёллер на третьем этапе их анализа: у всех моногамных приматов наблюдается скрытая овуляция. Теперь мы понимаем, что такой эволюционный результат можно было получить только в два этапа. Сначала у видов, практикующих промискуитет или гарем, возникает скрытая овуляция. Затем эти виды, уже имея скрытую овуляцию, переходят к моногамии.

Возможно, теперь вы понимаете, насколько запутана эволюционная история нашей сексуальности. Мы ведь начали с простого вопроса: почему у человека скрытая овуляция и почему люди могут заниматься сексом ради развлечения в любой день месяца? Казалось бы, на этот простой вопрос можно дать столь же простой ответ. Однако вместо простого ответа вам пришлось выслушать сложное объяснение, состоящее к тому же из двух частей.

Объяснение свелось к тому, что функция скрытой овуляции в эволюционной истории приматов неоднократно менялась вплоть до превращения в противоположную. Это началось, когда наши предки практиковали либо промискуитет, либо гарем. В те далекие времена скрытая овуляция позволила самкам предков человека одаривать своей благосклонностью многих самцов, и в результате ни один из них не мог быть уверен, что именно он является отцом ее детеныша. Но при этом каждый из них знал, что он может быть им.

В результате никто из способных на детоубийство самцов не хотел причинять вред детенышу самки, а некоторые могли даже защищать мать и ребенка и снабжать их пищей. Но как только у женщины возникла скрытая овуляция, она стала использовать эту особенность, чтобы выбрать себе подходящего мужчину, убедить его остаться с ней, предоставить ей и ребенку защиту и заботу — укрепляя его уверенность в том, что это именно его ребенок.

Размышляя об этом, мы должны признать, что в таком изменении функций скрытой овуляции нет ничего удивительного. Подобные изменения в эволюционной биологии вполне обычны. Дело в том, что естественный отбор не преследует какую-то сознательно поставленную отдаленную цель, как это делает инженер, конструируя новое изделие. В природе тот или иной элемент строения или поведения животного, выполняющий определенную функцию, в какой-то момент может начать выполнять также и другую функцию. В результате направление его эволюции изменяется, и в конце концов он может даже перестать выполнять первоначальную функцию. Развитие живых существ идет по извилистому пути эволюции, на котором случаются многократные повторные «изобретения» сходных приспособлений, их утрата и изменение их функции — вплоть до прямо противоположной.

Один из наиболее известных примеров — преобразования конечностей у позвоночных. Плавники рыб-предков в ходе эволюции превратились в конечности древних рептилий, птиц и млекопитающих, с помощью которых эти животные передвигались по суше или летали. Передние конечности некоторых видов древних млекопитающих и ящеров-теропод превратились, соответственно, в крылья у летучих мышей и современных птиц. Позднее птичьи крылья и ноги млекопитающих независимо друг от друга превратились в плавники у китов и пингвинов — то есть конечности вновь обрели свою прежнюю функцию и по эффективности нисколько не уступают плавникам современных рыб. По меньшей мере три группы потомков рыб, тоже независимо друг от друга, утратили конечности и превратились в змей, безногих ящериц и безногих земноводных, известных как червяги. В сущности, не менее извилистый путь проделали рассмотренные нами физиологические особенности (внешние признаки овуляции и степень их выраженности) и брачные системы (моногамия, гарем, промискуитет): их функции постоянно менялись, переходили одна в другую, возникали заново или утрачивались.

Память об этих эволюционных сдвигах может сказаться на нашем отношении к любви. В романе «Признания авантюриста Феликса Круля», последнем произведении великого немецкого писателя Томаса Манна, герой оказывается в одном купе с палеонтологом, который рассказывает молодому человеку об эволюции конечностей у позвоночных. Феликс, утонченный любимец дам, наделенный пылким воображением, приходит в восторг от этой истории:

— Что касается округло-стройной женской руки, то нам следует считать эту конечность не чем иным, как снабженным когтями крылом доисторической птицы или плавником рыбы.

— Хорошо, хорошо, теперь я всегда буду об этом думать, уверяю вас, без малейшей горечи или цинизма, а скорее даже с теплым чувством![18]

Теперь, когда Силлен-Тульберг и Мёллер распутали для нас эволюционный клубок скрытой овуляции, можно дать волю своему воображению и пофантазировать о разных следствиях этой нашей особенности, точно так же как Феликс Круль подпитывал свою фантазию размышлениями об эволюции конечностей млекопитающих. Когда вы в следующий раз будете заниматься сексом ради удовольствия, совершенно не интересуясь, в какой момент овуляционного цикла это происходит, и наслаждаясь надежностью длительных моногамных отношений, вспомните о наших далеких предках. Как ни парадоксально, вашим блаженством вы обязаны именно тем физиологическим особенностям, которые мы унаследовали от них, томившихся в гаремах или чередовавших множество половых партнеров. По иронии судьбы эти несчастные, в отличие от нас, занимались сексом только в редкие дни овуляции, добросовестно выполняя биологический императив — зачать детеныша. Им была недоступна ваша привилегия — заниматься любовью ради самой любви.

Глава 5. Для чего нужны мужчины?

Мужская роль и ее эволюция

В прошлом году я получил примечательное письмо. Профессор одного университета, расположенного в очень далеком городе, приглашал меня на академическую конференцию. Имя профессора мне ни о чем не говорило, более того, из этого имени невозможно было даже понять, мужчина он или женщина. Конференция должна была продолжаться целую неделю, плюс утомительные долгие перелеты. Однако письмо было чрезвычайно изящно написано. Если конференция будет организована настолько же хорошо, она может оказаться крайне интересной. После некоторых колебаний я, несмотря на свою занятость, принял приглашение.

Все мои сомнения рассеялись, как только я прибыл на конференцию, которая во всех деталях оправдала мои ожидания. Более того, устроители приложили немало усилий, чтобы как можно лучше организовать мне дополнительную программу, в том числе шопинг, орнитологические наблюдения, банкеты и посещение археологических раскопок.

Профессор, создавший этот шедевр организации, и автор блестящего пригласительного письма оказался женщиной. Она не только сделала очень интересный доклад на конференции, не только была приятным собеседником, но и одной из самых обаятельных женщин, которых я когда-либо встречал на своем веку.